Ну это как сказать. С развалом Советского Союза Дачу совсем забросили. На всем видны следы запустения, ветхости. И на слонах, и на скульптуре девушки, что располагалась сбоку от особняка, краска местами облупилась. Страшно было делать лишнее движение, чтобы не разрушать эту красоту окончательно. И было очень горько, от того, что властям нет дела до такого уникального места.

Я осторожно ступаю к слону и с удивлением обнаруживаю, что между скульптурами стоит небольшой круглый стол, полностью сервированный и украшенный миниатюрной вазой посередине с цветами.

Мы что тут ужинать будем?

— Ага. Но я так понимаю после того, как ты почешешь слона за ушком, — отвечает Александр третий. Я что, сказала свой вопрос вслух?

— А саму Дачу внутри можно посмотреть? — с надеждой спрашиваю я.

— Можно, если ты не голодная, конечно, — Саша внимательно на меня смотрит, будто сканируя, когда и сколько я в последний раз ела. Я отрицательно мотаю головой. Пока не стемнело, не хочется тратить время впустую. — Первый этаж нам разрешили посетить, но на второй забираться опасно. Лестницы уже могли полностью сгнить за это время.

Подхожу к слону и чуть дрожащими пальцами легонько касаюсь его хобота. За ухом у него, я конечно же не достану. Несмотря на каблуки, мне просто не хватит роста.

— Не боишься, что эти слоны прокляты? — спрашивает Саша, драматически понижая голос. А у меня мурашки бегут, но не от страха, а от того, как он говорит, и что он снова подходит ко мне ближе.

— Пф-ф-ф, нет! — закатываю я глаза. — Да, я читала, что большевики хотели взорвать слонов в 30х-40х годах прошлого века, но побоялись из-за суеверий. По мне, всё это глупости! Я не вижу в этих слонах ничего зловещего и мрачного. Зато чувствую руку талантливого человека, который создал эскизы для этого особняка и статуй. Мне кажется, что он вложил очень много любви, стараний и вдохновения в это место. Может поэтому оно до сих пор и вызывает такой интерес…

Размышляю вслух, не отрывая взгляда от слона. На секунду даже показалось, что в его неподвижно белых глазницах промелькнуло подобие жизни, и он беззвучно согласился с моими мыслями, полностью их разделяя.

Понимаю, что Корсаков стоит рядом и молча на меня смотрит.

— Что? — перевожу я на него взгляд, невольно смущаясь.

— Да так, интересные мысли высказываешь.

Ещё шаг ближе. Безотрывно смотрю в сверкающие серые глаза, замечая в них какой-то новый оттенок неба. Нужно срочно отводить взгляд, иначе я за себя не ручаюсь, натворю дел.

— Знаешь, о чём я не могу перестать думать с субботы… — подходит ещё ближе Саша и я ощущаю его настолько близко, что сейчас просто растворюсь в нем — аромат парфюма, горячее дыхание, бархатистая ткань пиджака, которая касается моей руки. Жарко. Невыносимо жарко. На мне тонкое шёлковое платье, а я горю!

— Какой красивый закат! — поспешно говорю я, делая шаг назад.

Знаю я, о чём он думает с той субботней ночи в клубе.

Хочу ли я его поцеловать? Одна часть меня конечно же изо всех сил вопит «Да-а-а!», вторая, более разумная, скептически вздыхает.

Успокаиваю две противоречащие друг другу половинки своей мятежной души, рассудив, что если поцелую и быть, то точно не сейчас. Это может всё испортить, а вечер только начинается.

Да и стоит ли преступать деловые отношения? Буду ли я жалеть об этом поцелуе? Или, наоборот, буду жалеть, что не позволила ему случиться? А может Корсаков вообще не хочет меня целовать, и я сама себе всё напридумывала? Тысяча вопросов и ни одного ответа. Ладно, разберёмся по ходу пьесы.

Стараюсь полностью зафиксировать и мысли, и взгляд на небе. А оно сегодня действительно красивое! Сизая дымка растекается вдали и перемешивается с золотисто-красными всполохами заката. На мгновение замираю, не в силах оторвать взгляд от зарева над рекой.

— В такие моменты жалею, что бросил рисовать, — задумчиво говорит Саша, глядя на закат.

— Ты рисуешь? — изумленно спрашиваю я, вновь поворачиваясь к Корсакову.

— Когда-то рисовал. Но после окончания универа забросил какие-либо попытки рисовать для себя, так сказать, для души.

Я чувствую грусть в голосе Саши, хотя на его губах продолжает играть лёгкая улыбка.

— Никогда бы не подумала, — удивлённо выдохнула я.

— Почему?

— Наверное, во мне живёт стереотип, что все художники бедные, или немного того, странные…

— Немытые, грязные оборванцы с тягой к выпивке и запрещённым веществам, — продолжил Саша. — Ты практически цитируешь моего отца.

На последних словах он снова как-то невесело усмехнулся и засунул руки в карманы.

— Но знаешь, сейчас я даже рад, что с живописью ничего не срослось. Профессиональный художник из меня получился бы довольно посредственный. Дизайнер, скорее всего, тоже так себе. А вот проектировать я люблю и, как оказалось, делаю это отлично. Плюс со временем я смог взять на себя управление в компании отца, и продолжить его дело.

— Я уверена, он гордится тобой, с учётом того, как компания усилила позиции на самарском рынке за последние годы…

— Хм, Елизавета, кто-то сейчас пересказывает мне содержание последней статьи одного известного бизнес-издания? — лукаво смотрит на меня Александр третий, и я невольно вспыхиваю под его взглядом. — Может отец и гордится, но вслух он этого никогда не скажет. Это не в его характере.

Молчу. Немного тушуюсь из-за того, что он меня подловил. А я ведь правда недавно шерстила информацию в интернете о нём и его компании. Вот опять он видит во всём какой-то скрытый подтекст, а я просто не хотела в очередной раз попасть в просак! Если мне предстоит вести такого крупного клиента, как «Корсар», я должна знать о нем всё. Ну а немного навести справки о личной жизни самого Корсакова это так, небольшой бонус. Правда бонус был больше похож на дырку от бублика, потому что в отличии холдинга «АКВИРС» личная жизнь его владельца оставалась покрыта мраком.

— Да, я читала ту статью, — спокойно признала я, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал. Лучше сразу расставить все точки над i. — Каждый раз, когда мне предстоит вести клиента, я стараюсь собрать как можно больше информации о нём. К тому же… мне было стыдно, что я не узнала в лицо владельца компании, которую все страстно мечтали заполучить к нам в журнал.

— А я вот был рад твоему незнанию, — ухмыляется Саша, но почему-то глаза у него в этот момент с какой-то серьёзностью и вниманием следят за мной. — Очень интересный опыт.

— Что, нечасто тебя динамят? — не удержалась от того, чтобы съязвить я.

— Ага. Честно — сам в шоке, как ты тогда не устояла перед моими несравненными чарами, — театрально прижимает руку к сердцу Корсаков.

Закатываю глаза и направляюсь ко входу особняка. С трепетом начинаю осматривать всё вокруг, но вскоре с сожалением понимаю, что внутреннее убранство Дачи вызывает лишь разочарование. Я знала, что в советские времена интерьер помещений был полностью разрушен и ничего не осталось от былого великолепия. Но все же в тайне лелеяла надежду, что хоть какой-то кусочек истории удалось сохранить. Или остался какой-то намёк на то, что здесь было раньше, в начале двадцатого века.

— В советское время здание передали «Водоканалу» и организовали здесь клуб. Поэтому внутри уже не так красиво, как раньше, — негромко говорит Саша.

Мы стоим близко друг к другу, почти касаемся руками, смотрим вперёд на сцену, на которой много лет выступали советские коллективы. Молчим. Настоящий момент единения, когда всё понятно без слов.

— Жаль, что мы совсем не ценим свою историю, — тихо шепчу я, понимая, что горло сдавил спазм от горечи. Это просто здание, но мне хотелось плакать от несправедливости того, что сотворили человеческие руки, халатность и беспечность. — Разрушаем прошлое, в надежде перечеркнуть старые ошибки. Как будто это поможет построить светлое будущее.

Боковым зрением замечаю, как Саша внимательно посмотрел на меня. Чуть помолчав, он аккуратно взял меня за руку.