– Узнаешь? – Рерих кивнул в сторону сейфа.
– Что там нынче? Важные бумаги? – Я посмотрел на Рериха, который теперь выглядел серьезным.
– Нет, там золото…
– Вы разве его не перевезли? – перешел я на шепот.
– А зачем? Код только поменяли. – Рерих придвинул к столу один из стульев, а мне указал на кресло, которое оказалось чрезвычайно уютным.
– Ты помойся хорошенько и побрейся. Свежее белье, твою форму и новые сапоги скоро принесут, я дам распоряжение. Оружие у тебя есть?
Я достал из кармана шинели наган и положил его на стол перед собой.
– Хорошо. Портупею и кобуру тоже доставят со склада, тут теперь порядок железный. Старайся иметь опрятный вид, а то Дедушка будет недоволен.
– Слушай, здесь все так изменилось за пару месяцев…
– Ага, в город прибывают новобранцы. Сейчас в строю уже несколько тысяч бойцов! Барон готовится к великому походу на Русь… но об этом еще успеется. Я спешу сейчас, не ожидал тебя встретить. Мойся, наряжайся – и ко мне в интендантство, лейтенант проводит. Ты с ним пожестче, это теперь твой заместитель. Слегка надменный, но очень толковый юноша, всю работу тут именно он организовал.
Рерих достал из внутреннего кармана часы на тонкой серебряной цепочке, глянул мельком на циферблат, улыбнулся на прощание и быстрым шагом покинул кабинет.
Сидя в кресле, я размышлял над тем, что успел увидеть в столице. Мои мысли прервал негромкий стук в дверь.
– Входите! – приказал я и приосанился.
– Разрешите?
На пороге стоял тот самый лейтенант, с которым мы беседовали несколько минут назад в «тронном зале». В руках он держал латунный таз, через плечо было перекинуто чистое полотенце. Лейтенант донес таз до моего стола, аккуратно опустил на ковер, переложил полотенце на отодвинутый Рерихом стул и, часто моргая, попятился к двери.
– Сейчас принесу кувшин и мыло.
Кувшин, мыло, синий тарлык, гимнастерку, сапоги, новую папаху с серебряной кокардой, портупею с кобурой, бритву и кисточку для бритья – все это мой заместитель приносил постепенно, в то время как я мылся и обтирался полотенцем. К концу процедур вода стала настолько грязной и мутной, что на краях таза появилась густая темная кайма, полотенце тоже не блистало чистотой, зато я чувствовал себя посвежевшим.
– Давай-ка, дружок, смени воду и принеси мне чистое полотенце! – велел я.
Лейтенант кинулся исполнять поручение с таким усердием, что расплескал часть грязной воды на ковер. Он испуганно посмотрел на меня, ожидая неминуемой кары.
– Доверь дураку хрустальный хуй! – улыбнулся я добродушно, неожиданно вспомнив свою первую встречу с бароном и брошенную им в мой адрес фразу. – Тебя как зовут, лейтенант?
– Войцехович! Леонид Войцехович! – отрапортовал он.
– Еврей, что ли? – с напускным сомнением спросил я для острастки.
– Никак нет! Мать полька, отец наполовину русский, наполовину серб, – без запинки отчитался Войцехович.
Хозяйство Рериха за время моего отсутствия значительно разрослось. К зданию интендантского склада были пристроены деревянные срубы без окон. В мастерских раздавались механические звуки, лязг металла и шум каких-то станков. Пахло углем и мазутом. Новобранцы, выстроившись перед узким окном в длинную очередь, получали обмундирование и оружие. Офицеры стояли в стороне и курили сигареты, время от времени окриком отдавая распоряжения подчиненным. Под высоким навесом я заметил три автомобиля, накрытых брезентовыми чехлами, еще два в разном состоянии готовности стояли в стороне, вокруг них сновали работники с черными от мазута руками. Рядом на брезенте лежали инструменты и различные детали. Человек в долгополой робе обходил один из автомобилей в сопровождении мастера и что-то убежденно ему втолковывал. Это был Лисовский.
– Добрый день, господин Лисовский! – поприветствовал я старого знакомого.
Лисовский остановился, стал вглядываться мне в лицо, очевидно пытаясь выудить из архивов памяти карточку с моими данными.
– Ивановский, начальник штаба, помните?
– Ивановский! – облегченно заулыбался Лисовский. – конечно помню. Вы значительно похудели, а теперь и бородку свою сбрили. Кроме того, я вас еще ни разу не видел в новой форме. Вам идет!
– Это переделанные автомобили? – махнул я в сторону закрытых брезентом машин. – С броневыми листами, усиленными рессорами и пулеметными турелями?
– Да, уже почти весь автопарк переделали. Вот два агрегата всего осталось. Вы, я слышал, на модернизированной модели в Кобдо ездили? Нареканий нет?
– Я в Улясутае был… Автомобиль работал без поломок, водитель был им доволен.
– Рад. В бою еще проверять эту технику не приходилось, но на стрельбище мы уже отрабатывали маневры, Дедушка был в восторге. На вашей модели еще не было кассет с дымовыми канифольными шашками. Они от пиропатрона зажигаются и дают за машиной такой густой дым, что кавалерия не может продолжать преследование. Сейчас я работаю над улучшением состава кассеты. Думаю, к концу месяца сможем переоснастить дымовой механизм отравляющим веществом на основе синильной кислоты.
– Вижу, вам не дает покоя цианистый калий, который не удалось применить в снарядах? Химическое оружие хоть и изобретено совсем недавно, но уже стало настолько популярным, что в ближайшем будущем, наверное, вытеснит морально устаревшее стрелковое.
– Вы всерьез считаете, что химическое оружие было изобретено нашими современниками? – В глазах Лисовского блеснула искра праведного негодования. Он вмиг позабыл о своих агрегатах и хорошо поставленным менторским голосом приступил к изложению своей исторической версии: – Самой древней битвой с использованием химического оружия можно считать сражение за Дура-Европос в Сирии. Это сражение произошло в третьем веке между римским гарнизоном, стоявшим за высокими крепостными стенами, и войском Сасанидов. Персы мечтали уничтожить этот укрепленный городок, имевший стратегическое значение в силу того, что находился в удобном месте на пути между Дамаском и городами Междуречья. Об этой битве известно по дошедшим до нас письменным источникам, кроме того, в прошлом году английский капитан, отражая набеги арабских племен, заставил своих сикхов рыть траншеи вблизи древних развалин и обнаружил стену с фрагментами прекрасно сохранившихся фресок. Вы разве не читали об этом в газетах? Европос ученые назвали сирийскими Помпеями, туда за прошлый год было направлено несколько крупных экспедиций. Фрески, найденные английским офицером, оказались частью сирийской синагоги, которая примыкала к городской стене. Стена эта была довольно высокой, с трех сторон подступы к ней преграждали глубокие рвы, защита велась и с нескольких высоких башен. У персов было мало шансов без осадных орудий взять город приступом, поэтому под градом стрел и дротиков они стали сооружать насыпь, по которой планировали взобраться наверх.
Наверное, начальник латинского гарнизона посмеивался над глупыми и самонадеянными Сасанидами, однако персидские полководцы никогда не считались глупцами. Под прикрытием насыпных работ персы тайно рыли тоннель, с помощью которого задумали неожиданно обрушить кусок крепостной стены и, ринувшись в образовавшийся проем, атаковать римлян. По другой версии, нападавшие решили прорыть тоннель под стеной насквозь и, выбравшись с другой стороны под покровом ночи, перерезать охрану гарнизона, отворить ворота и впустить войска Сасанидов в город.
Римляне заподозрили неладное, когда часть крепостной стены неожиданно просела прямо у них на глазах. Было ясно, что под землей персы ведут свои опасные приготовления. Римский полководец повелел рыть встречный подкоп, чтобы атаковать вражеских копателей до того момента, когда они завершат свои работы. Римский тоннель располагался выше персидского, это сделали для удобства атакующих, которым было значительно проще убивать врагов, пытающихся забраться наверх по осыпающейся под ногами земле. В тот момент, когда два тоннеля сошлись вместе, римляне атаковали персов и без особых усилий перебили всех копателей. Подземный бой в тесноте вести было бесполезно. Фактор неожиданности оказался потерян. Более двадцати римских солдат дежурили теперь на верхнем ярусе тоннелей, без труда отражая выпады персидских солдат.
