– У вас, наверное, и знаки различия свои в полку были? Погоны, например?

– Погоны малинового цвета с зеленым кантом и вензелем «Е».

– Правильно, – кивнул Унгерн утвердительно. – Думаю, с вашим опытом вы можете рассчитывать на место в штабе генерала Резухина. Кроме того, формирование военной школы я поручаю вам. Ивановский, сводишь утром полковника к Сипайло, пусть проведет с ним свою беседу и поставит на довольствие. А у меня теперь дела!

Унгерн, не прощаясь, вышел из штаба, оставив нас одних.

– Унгерн? – Торновский смотрел на меня широко раскрытыми глазами. – Это что, был Унгерн?

– Он, – подтвердил я и предложил Торновскому присесть за стол.

Утром в штаб прибыл Рерих. Вместе с ним мы ввели Торновского в курс дел. Поставили его на довольствие и сопроводили в штаб генерала Резухина. Торновский оказался действительно толковым хозяйственником, с интересом осмотрел склады, госпиталь, придирчиво выбрал себе оружие, отложив из предложенного маузер и японский карабин. Обстоятельно задавал вопросы всем, кому был представлен, хмурил лоб, что-то прикидывая в голове. Рерих посчитал, что Торновский готов сам управляться со своими поручениями, и уехал по неотложным делам. Меня вскоре вызвали в штаб. Явились гонцы из Ван-Хурэ со срочным донесением для барона. Я поспешил с ними встретиться, принял донесение, сообщив, что Дедушки ближайшие пару дней в городе не ожидается. Насколько я знал, он с отрядом Хоботова выехал засветло на запад. Гонцы несколько огорчились, но сообщили, что имеют предписание в отсутствие Унгерна вести переговоры с начальником его штаба, то есть со мной. Они отрапортовали о том, что в Ван-Хурэ, в трех сотнях верст от Урги, теперь командует полковник Казагранди. Узнав об удачном штурме столицы, он пожелал встретиться с представителями Азиатской конной и встать под командование генерала Унгерна.

Весть была неожиданной, я еще не совсем разобрался со своими полномочиями, но догадывался о том, что вопрос необходимо решить как можно раньше. Пообещал, что в ближайшее время мы свяжемся с полковником Казагранди для обсуждения всех деталей. Гонцы уехали, а я начал метаться по городу в поисках Рериха и обнаружил его в китайских оружейных мастерских, где он принимал по описи какие-то деревянные ящики. В двух словах объяснил ему ситуацию с Казагранди, о котором Рерих оказался весьма наслышан. Он настоял на том, чтобы прямо сегодня выехать в Ван-Хурэ и к возвращению барона порадовать его вестями о значительном пополнении Азиатской конной.

В солнечный полдень выдвинулись мы из города по Кобдоскому тракту и три дня провели в пути, совершая вынужденные остановки лишь на ночлег. По дороге Рерих дал довольно подробное описание личности полковника, к которому мы направлялись с визитом.

Казагранди был отпрыском старинного итальянского рода. Еще до Великой войны закончил свое образование в Казанском университете и сразу же записался на фронт. Метрику свою он подделал, добавив себе пару лет. Прошел войну насквозь, получив пару ранений и все мыслимые ордена, включая и орден Святого великомученика и победоносца Георгия 4-й степени. Очень скоро Казагранди дослужился до капитана, а когда армия разваливалась на части, собрал свой первый партизанский отряд и наводил ужас на большевиков по всему Уралу. Войско капитана Казагранди имело пару сотен сабель, обозы и передвижные склады, торговые точки и налаженный автономный быт. Бойцы были сыты, одеты, обуты, вооружены и обучены. Многие являлись ветеранами нескольких войн и составляли костяк отряда. Адмирал Колчак был поражен организацией и боеспособностью партизанской группы под командованием Казагранди. Он предложил переименовать отряд в 16-й Ишимский полк. Предложение было любезно принято. Потом большевики надавили, и надавили крепко! Сибирская армия уходила в Приморье. На тот момент Казагранди уже командовал дивизией.

Отходили на восток спешно, однако в десятке верст от Новониколаевска понесли неожиданные и ощутимые потери от войск 5-й Отдельной армии под командованием Эйхе и при активном содействии членов Реввоенсовета товарищей Смирнова и Позерна. Бежали январскими морозами по тайге в сторону Красноярска. Казагранди сумел и тут применить организаторские навыки, создав из уцелевших ветеранов ядро отряда, который с боями пополнялся новобранцами. С таким трудом пробиравшиеся в Красноярск разрозненные отряды теперь были взяты в кольцо. С северо-запада начдив Нейман двинул на город 35-ю дивизию, с юга шел партизанский отряд Кравченко, а такой же отряд Щетинкина наступал с юго-запада. Главный удар суждено было нанести начдиву Лапину, командовавшему в ту пору 30-й дивизией. Вот на эту ударную мощь и нарвался, выйдя из тайги, Казагранди с его довольно многочисленным отрядом. Капитан дал партизанам команду атаковать, очевидно решив прорваться к железнодорожной ветке и захватить бронепоезд. Ему уже дважды удавалось захватывать бронепоезда, о чем от Урала и до Урги ходили теперь легенды. В этот раз Казагранди был бит. 30-я дивизия Лапина разнесла в лоскуты его отряд, бойцов и командира выручило то, что поблизости была тайга, там они могли спастись… но по факту уцелели немногие. Среди них был Казагранди, собиравший теперь по тайге остатки своего славного воинства, и, пожалуй, еще Каппель с малочисленной группой войск. Шестидесятитысячное воинство адмирала Колчака побросало оружие и сдалось на милость победителя.

Казагранди с горсткой ветеранов уходил на северо-восток. Он планировал выжидать в спокойном месте, собирая новый отряд из ветеранов и добровольцев, опыт и технология у него уже имелись. Беда поджидала под Киренском. Глупо и нелепо попали в засаду с пулеметами. Казагранди взяли в плен и отвезли в иркутскую тюрьму. Здесь суд над врагами велся отлаженно и весьма оперативно. Не дожидаясь расстрела, Казагранди перебил ночную охрану в тюрьме, открыл камеры, вывел всех военных и с их помощью вскрыл склад с оружием и припасами. Оделись в теплые шинели и овечьи тулупы. Многие из совершивших побег решили идти за Казагранди на юг и шли за ним до самой Монголии. Вышли у священного озера Хубсугул и радовались тому, что уж тут погоня их точно не настигнет. Несколько месяцев отряды Казагранди хозяйничали в степи, находясь в постоянном кочевье и совершая набеги на склады Центросоюза, администрация которого была настроена на содействие большевикам. Бойцы полковника Казагранди, как всегда, были хорошо экипированы, сыты и обучены, авторитет командира оставался непоколебимым. Доблестью и умом, бережным отношением к человеческой жизни и неиссякаемым оптимизмом он заслужил любовь не только своих бойцов, но также всех местных старожилов и многочисленных колонистов, с которыми приходилось встречаться в Халхе.

Казагранди пользовался (и довольно часто) популярностью у женщин. Дуэли не любил, но охотно бился на кулаках, используя какую-то диковинную технику нанесения ударов, однако часто был бит, но не отчаивался и оттачивал навыки боя с оружием и стрельбы каждый божий день. Итальянец с немецкой пунктуальностью, в то же время русский командир партизан в Монголии – такой вот необычный космополитизм… Под Хангой разведчики Казагранди обнаружили отряд полковника Корюхова. Полсотни бойцов, оборванных, голодных и практически невооруженных. Зная по старой службе Казагранди, Корюхов со всеми почестями передал командование над бойцами более достойному и опытному партизану, имя которого летало по Халхе от уртона к уртону. Кое-где в городах Монголии российские чиновники стали помогать отрядам Казагранди. Русские колонисты с удовольствием сменили бы китайский режим на свой родной. Помогали Казагранди представители купечества и мастерских русских резидентов. В меру сил, кто чем мог. В отряде катастрофически не хватало оружия и боеприпасов. Кое-что из амуниции предоставили отряду доброжелатели через чиновника Улясутайского Русского императорского консульства, теплую одежду и продовольствие сами отобрали у Центросоюза. К отряду присоединилась иркутская казачья сотня, атаман ее уговорил Казагранди совершить налет на поселок Шишки. Налет был совершен безобразно, в поселке оказался многочисленный отряд Красной армии, который начал преследование Казагранди и не прекратил его почти до Хытхыла. Преследовал старого партизана (причем весьма умело) молодой командир кавалерийского полка 30-й ударной дивизии 5-й армии безусый шляхтич Константин Рокоссовский. Этот молодчик уже имел богатый боевой опыт на германских фронтах и не уступал матерому Казагранди в маневрах и стратегических кознях. Рокоссовский прекратил преследование полковника лишь на границе с Халхой, и Казагранди был этому искренне рад. В Хытхыле можно было разжиться провизией и при некоторой удачливости – патронами. Центросоюз тут имел обширные склады, а члены этой торгово-промышленной организации, как и в других филиалах, были благожелательно настроены к режиму большевиков, однако сами отдали много продовольствия и теплой одежды, признав власть Казагранди и присягнув ему в верности. Этой верности полковник знал цену. Всю весну и лето ездил Казагранди с отрядами по дальним заимкам, собирая себе воинство. На заимке братьев Сухаревых познакомился с обоими. Сотник Сухарев имел под командой больше полусотни забайкальских казаков и изъявил желание присоединиться к войску полковника.