– А что напророчил этот шаман вам?

– Он сообщил, что меня невозможно убить ни одним из способов, известных в этом мире, до тех самых пор, пока я нахожусь на священных землях Халхи. Я ведь теперь бог войны! – Барон улыбнулся, поднялся со своего места, покрутил головой, разминая шею, и внезапно направился к выходу из «тронного зала». – Приберись тут, Ивановский! Нельзя жить и работать в таком свинарнике.

Две недели пролетели почти незаметно. Шла активная подготовка к коронации богдо-гэгэна. Рериха в эти дни я видел нечасто. Дедушка ставил передо мной все новые задачи. Теперь я должен был в короткие сроки придумать символику новой униформы для парада, в котором предстояло участвовать офицерам и бойцам Азиатской конной. Я прежде не занимался подобными вопросами и слабо представлял, с чего начать. Времени было совсем мало, в швальнях уже шились халаты, называемые на монгольский манер тарлыками, ими решено было заменить захваченные на складах китайские шинели. Фуражки тоже выкраивались в мастерских с применением китайских лекал, но на новый манер. Донца фуражек, околыши и внутренняя прошивка накладных башлыков производились из разноцветного трофейного шелка – его было более чем достаточно. Татарская сотня имела теперь зеленые околыши и погоны, что символизировало ислам, у тибетцев отличительным цветом, также в соответствии с религией, стал желтый, для штаба был выбран алый цвет. Офицерские тарлыки опушались по рукаву и вороту соболем, бойцам для отделки полагалась овчина. Бо́льшую часть формы пошили из темно-синего материала, которого на складах тоже оказалось в избытке. Сапоги в кожевенных цехах кроились по типу монгольских. На склады к Рериху ежедневно поступали комплекты новой формы, образцы ее пришли и ко мне в штаб.

– В противовес большевистской религии ты, Ивановский, должен отразить в символах и знаках различия духовную мощь Востока. – Унгерн рисовал в своем блокноте символику, которая была мне знакома лишь отчасти. – Символы русской монархии должны быть вплетены в буддистскую канву и получить отражение в кокардах, трафаретах для погон, в боевых знаменах. По цветовой гамме тебе голову ломать уже не придется, а вот об остальном ты должен позаботиться сам. Не затягивай с этим вопросом, в конце недели представишь мне свои наброски; если нужно, исправим и отдадим в мастерские.

Мне хоть и был ясен вектор мысли барона, но о геральдике и военной символике я знал совсем немного, с буддизмом соприкасался мало. Решил обратиться за советом к Бурдукову. Тот после занятий с бойцами наведался ко мне в штаб для беседы за чаем, но больше, как мне кажется, для раскуривания гашиша, которым Рерих меня предусмотрительно обеспечил для «оперативных нужд».

– Не расстраивайся так, Кирилл Иванович. – Бурдуков слюнявил папиросину и усердно шевелил своими кустистыми усами. – Тут все несложно, в принципе. Возьми за основу знак «сувастик», его все буддисты широко применяют в символических целях. И значение санскритское у него достойное: «су» – это доброе и светлое, ну а «асти» – это по-нашему «быть». Быть добру! А рисуется совсем просто! – Бурдуков нарисовал на бумажке крест и от каждого луча под прямым углом провел еще по черточке. – Тут загнуть «сувастик» можно хоть в одну, хоть в другую сторону. В Европе знак принято теперь называть свастикой, а вот древние греки прозвали ее гаммадионом, потому что концы креста на их букву «гамма» похожи.

– А разница есть, в какую сторону будут загнуты концы? – уточнил я на всякий случай.

– Ну есть, конечно, – уверил меня Бурдуков, делая очередную затяжку. – Только я тебе по этому поводу голову забивать не буду. Рисуй, как на душу ляжет, Дедушка одобрит! Есть еще знак «Ом», он из индуизма в буддизм перекочевал, но тоже, пожалуй, сгодится. – Бурдуков на бумажке изобразил замысловатый символ, напоминающий число тридцать. Остался нарисованным не очень доволен, перечеркнул его и попытался изобразить заново. – Я тебе, Кирилл, совет дам. В Маймачене, если не сбежал еще, живет один китайский художник, он раньше монахом был в самой Лхасе. Ты его отыщи и поручи на основе эскизов сделать наброски. Так будет правильнее, я тебе тут адресок черкну и схему, как его найти.

– А ничего, что он китаец?

– Ну не еврей же! И не большевик. – Бурдуков поправил очки на носу и поглядел на знак «Ом». – Ну вот как-то так.

– А этот «Ом», он что значит?

– У Иоанна Богослова в Евангелии помнишь? «В начале было Слово… и Слово было Бог». Вот примерно та же фраза появилась за пару тысяч лет в ведических текстах. Вообще-то, перевод с греческого Мефодий делал, не нашел ничего лучшего, чем Логос перевести как «слово».

– Так ведь «логос» вроде и переводится как «слово»? – Я с сомнением посмотрел на Бурдукова, – похоже, что гашиш его прилично накрыл.

– Ну не только «слово», еще и «мысль», и «смысл», и даже «число». Если сравнивать с восточными учениями, то ближе всего с логосом соотносится термин дао, но ты сейчас себе голову не засирай всем этим. Логос – это логос! Но это точно не слово, сам подумай, как сначала может быть слово? Оно ведь имеет составные части?

– Да, из букв состоит. – Я сделал затяжку и передал Бурдукову папиросу.

– Ага, из букв! Значит, сначала все-таки было не слово, а буква?

– По логике вещей, буква, конечно…

– А буква – это что?

– Буква – это обозначение звука.

– То есть чтобы появилась буква, должен прежде возникнуть звук?

– Разумеется, как буква может быть без звука?!

– А звук?

– Что – звук? – не понял я.

– Ну звук из чего-то возник?

– Я даже не знаю… Наверное, звук тоже из чего-то возник.

– Конечно возник! Это же колебание воздуха – вибрация. Звук возник из вибрации. Об этом не только современные физики твердят, данный факт и древним индусам был известен. Вот это самое первичное колебание, рождение звука и есть сакральный «Ом». Если переложить на язык Евангелий: «Сначала был звук, и звук был „Ом“». Потому у буддистов «Ом» еще называется сакральным звуком, первичной мантрой и словом силы.

– Ну и отлично. Значит, «сувастик» и «Ом» будем на кокардах изображать?

– Как элемент, пожалуй. Но ты не забывай и про монархию. Барон ведь задал вектор еще и на монархию!

– Да-да, монархия… Корону можно изобразить – или не пойдет?

– Корона – хорошо, конечно, но очень уж неопределенно. – Бурдуков взял химический карандаш и стал делать наброски на бумаге. – Корона – это как-то по-европейски, не одобрит Дедушка.

– Тогда орел двуглавый! Орла-то одобрит?

– Орла, безусловно, одобрит, но орел – тоже не то, даже двуглавый. Избито это как-то. В восточной философии вместо орла изображают дракона. Это и мудрость, и сила…

– Двуглавый дракон?

– Почему двуглавый? – Бурдуков с удивлением посмотрел на меня сквозь стекла очков. – Хотя… Почему, собственно, и не двуглавый? Это мысль, Кирилл Иванович! Двуглавый дракон. Он в обе стороны глядеть будет – и на восток, и на запад. Как символ монархии очень даже неплох, ну и к русскому гербу отсылает. Только в лапах – не скипетр и держава, что-то другое поставим. Но чтобы по сути и по форме напоминало царские символы власти.

– Ташур можно. Ташур ведь символ власти!

– Можно, – согласился Бурдуков, хитро улыбнулся и, зашевелив усами, перешел на шепот: – Ташур и череп в лапах. Унгерн оценит!

Мы пили чай, курили. Дело спорилось, в течение всего пары часов набросали множество эскизов с символами и знаками. Уходя, Бурдуков взял все бумаги с собой и пообещал сам отнести их китайскому художнику в Маймачен. Я был ему очень за это признателен. Тяжкий груз спал с моих плеч.

– Толково! – Унгерн смотрел на эскизы, выполненные китайцем по нашим с Бурдуковым наброскам.

Это были композиционно выверенные работы, в которых очень органично отражалось представление о монархии, буддизме и, пожалуй, о чем-то еще, добавленном художником от себя лично.