– Сипайло, соображай давай. Что-то придумать нужно срочно.

Я и сам уже понял, что эта история изобилует огрехами. Чахар-следопытов я совершенно не учел.

– Снег следы может замести. Но только на это некоторое время нужно. Нельзя сейчас Казагранди на перевязку отдавать и к барону заявляться, выждать немного надо. К утру ближе народ по трактам двигаться начнет, праздники ведь; и в город, и из города монголы потянутся, следы все, какие были и не были, затопчут, в пригороде снегом все присыплет, авось и до весны концов не найдут.

– Ну я могу потерпеть, вы мне рану только перетяните, – кивнул Казагранди. – И чаю бы мне, а лучше кокаину. Тогда я еще часик-другой точно протяну без медицинского вмешательства.

– Сипайло, давай ко мне в штаб! Дворами, чтобы нас не заметили, тут совсем недалеко. А по дороге к Рериху завернем в интендантство, кристаллы у него еще остались наверняка, кроме того, он нам с историей поможет. Все это нам до пересменки в Комендантской команде нужно успеть.

Поехали переулками к дому Рериха, он не спал. Выскочил из ворот и приказал погасить фары.

– Никаких штабов! Быстренько выгружайте его ко мне. Тут место тихое, соседей у меня немного теперь, заносите скорее! – Рерих огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, повел нас в дом.

Жил он довольно скромно. За все это время я в гостях у него ни разу не был. Небольшой дворик с забором, одноэтажная фанза, широкий коридор, пара комнатушек с низким потолком.

Сняли с Казагранди шинель, а гимнастерку Рерих разорвал. Довольно шустро обработал рану и обмотал плечо бинтами. Налил чая в стакан до половины, наколол сахара и засыпал туда же. Через некоторое время сахар растворился.

– Пей! – приказал Рерих, и Казагранди выпил залпом содержимое стакана.

– Сипайло, ссыпай в чайник остатки сахара и подавай Казагранди, пусть выпьет как можно больше. Он много крови потерял, сахар немного поправит положение.

Сипайло начал колдовать над чайником, а Рерих отвел меня в сторонку. Достав склянку, высыпал кристаллы на стол и начал их крошить ножом в порошок.

– Ты почему Макарку не застрелил? – шепотом поинтересовался Рерих, поглядывая искоса в сторону суетящегося у чайника Сипайло.

– Он золото перепрятал. Не в схрон все сложил, а в другое место, не знаю куда. Казагранди он по дороге бросил умирать, а сам в Ургу вернулся. Я его заставил показать, где он Казагранди оставил. Приехали, забрали, вернулись в город. Сразу к тебе. История у нас не клеится.

Я наскоро пересказал ту легенду, которую планировали представить Унгерну. Рерих неодобрительно качал головой. Было очевидно, что история эта ему совсем не нравится. Метамфетамин был поделен на дорожки. Поднесли сначала Казагранди.

– Кокаин? – удивился он и сам же себе ответил: – Нет, не кокаин… Кристаллы Рериха, как же, узнал!

– Сейчас тебе станет полегче, – улыбнулся Рерих.

– Дайте мне теперь! – Сипайло выхватил у Казагранди трубочку и поинтересовался: – Может, успеем и гашишу выкурить?

Рерих покопался на полках и, достав папиросу, протянул ее Макарке.

– Нынешняя легенда никуда не годится, – неожиданно резюмировал Рерих. – До пересменки в Комендантской команде у нас есть еще около четырех часов. Это при условии, что ночью туда никто не заглядывал. Нужно придумать что-то более правдоподобное и менее запутанное. Теперь про золото. Что это за фокусы с перепрятыванием золота, а, Сипайло?

– Пришлось закопать его в другом месте, – нервно улыбнулся Макарка. – Мне моя жизнь дорога. Получив золото, вы же меня пристрелите, это вам только на руку будет. Меня все ненавидят!

– Что-то я не помню, чтобы он золото закапывал. – Казагранди привстал с кровати, оперся о стену, кое-как уселся. – Мы доехали до схрона, потом я отрубился. Не могу сказать, что надолго, но и обратного утверждать не стану. Этот гад воспользовался ситуацией и выбросил меня из автомобиля. После этого скрылся. Я очнулся через пару часов, меня подобрал Ивановский, который под прицелом нагана заставил Макарку везти нас назад в город.

– Вот я тебя там оставил, а затем нашел новое место, выкопал яму и сложил туда золото. Не все, надо же было немного слитков вернуть вместе с головами. Место для меня приметное, а сами вы его не найдете. – Сипайло затянулся папироской и блаженно зажмурился.

– Я ему не верю, – констатировал Казагранди. – Ивановский, принеси-ка из автомобиля лопату.

Я переглянулся с Рерихом, тот утвердительно кивнул. Ничего не понимая, я отправился к машине, вытащил из-под брезента лопату и принес ее в дом.

– Ну вот, никаких следов земли. – Казагранди, держа лопату здоровой рукой за черенок, вертел ее перед глазами. – Сейчас грунт мерзлый; чтобы выкопать даже небольшую ямку, пришлось бы кайлом землю долбать.

– Это точно, – подтвердил Рерих. – Я с этим схроном намучился. Пару часов убили с Жамболоном на то, чтобы его вырыть. Руки все в кровавых мозолях, до сих пор не зажили. – И для наглядности он показал всем свои ладони.

– Ну-ка, Сипайло, покажи свои ручки! – Казагранди грозно нахмурился и посмотрел на Макарку.

– Да что вы ко мне пристали, – попятился тот.

Я достал из-за голенища револьвер и направил его на Макарку.

– Ивановский, не дури! Вы не будете в меня тут стрелять, вас же услышат!

– Не будем шуметь, – согласился Казагранди, и Сипайло сразу повеселел. – Мы все тихо сделаем! Рерих, скрутите его шустренько и кляп в рот засуньте. Меня этот порошок недурно взбодрил. Сейчас я из этого пиздоутопленника всю правду-матушку добуду. По-нашему, по-партизански!

Мы схватили Сипайло, который извивался как угорь, норовил укусить меня за руку, а Рериха довольно чувствительно пнул в колено. Это не помогло Макарке, силы были неравными. Он совсем присмирел, когда я, взяв его за волосы, с силой стукнул головой о стену.

– Ивановский, да у тебя талант! Пойдешь ко мне в дознаватели? – Казагранди, недобро улыбаясь, встал с кровати, подошел к столу и взял с него нож, которым совсем недавно Рерих давил кристаллы. – Не вижу другого выхода, будем пытать. Нервные и мнительные пусть покинут комнату!

Комнату не покинул никто. По приказу Казагранди мы содрали с Сипайло всю одежду. Он был худ, бледен и жалок. Некоторое время он еще пытался сопротивляться, но Казагранди так удачно дал ему кулаком в бок, что Макарка сразу сник и некоторое время лежал на полу безвольным кулем. Мы стянули ему щиколотки и запястья веревками.

– Кляп пока изо рта не доставайте, а то он раньше времени начнет говорить, будет юлить и выкручиваться, только время потеряем! Я над ним сначала пару процедур произведу, вот тогда мы услышим некоторое подобие правды. Я, конечно, и этому не поверю, и придется этому упырю страдать и доказывать, раскрывать свои гнусные тайны и молить о пощаде. Слышишь, ты, гусоеб? Боишься, поди, боли?

Сипайло стал извиваться на полу и шумно мычать в кляп. Он всем своим ограниченным арсеналом мимики и жестов пытался нам что-то сообщить.

– Боится. – Казагранди переглянулся с нами и подошел поближе к лежащему на полу пленнику. – Держите его крепко. Ивановский, он не хрустальный, садись ему на ноги и не давай дергаться, Рерих, обойди его с головы, хорошенько схвати за уши и не отпускай, пока не скажу.

Мы сделали, как было приказано. Казагранди удобно устроился рядом с распластанным бледным телом и сделал ножом на спине Сипайло длинный неглубокий надрез. Он вел лезвием от головы вниз по спине, Макарка ревел и пытался вырываться. Казагранди не спешил, делал все аккуратно и вдумчиво. В паре дюймов от первого он сделал второй параллельный надрез. Соединил обе линии между собой, получился ровненький прямоугольный лоскут. Этот лоскут он не спеша начал отдирать от тела, и Сипайло вдруг неожиданно обмяк.

– Совсем хлипкий, гад, – резюмировал Казагранди. Завершив процедуру, он бросил лоскут кожи в сторону, встал на ноги и, подойдя к столу, обратился к Рериху: – Соль в доме есть?

Соль в доме нашлась. Казагранди сыпанул соль на спину пленника и приказал держать его крепче. Через несколько секунд Макарка пришел в себя и стал извиваться с такой силой, что Рерих не сумел удержать уши. Окровавленный пленник мотал головой, и я видел его дико выпученные глаза и мокрый от испарины лоб.