– Нет, не был.

– Ну, может быть, как многие другие, дали взятку для получения документов от ВЧК? Не стоит этого стыдиться, многие так делали. Тут нет ничего предосудительного.

– Нет, я не давал взятку ВЧК.

– Странно, с вашим-то умением… На границе ведь дали, отчего тут не дали?

– Может быть, и дал бы, но для этого нужно было застрять на некоторое время в Иркутске, а тратить время я не хотел.

– Хорошо. Но согласитесь, как-то нелогично выходит. Консул заподозрил в вас большевистского агитатора и вместо того, чтобы выдворить поскорее и подальше, оставил вас в Урге.

– Наверное, в консульстве есть какой-то порядок процедур, который предписывает поступать таким образом, я не знаю.

– Есть такой порядок. И он предписывал ваше выдворение из Монголии в Россию. Отчего же вас не выслали?

– Не только меня. Поток беженцев с севера шел приличный. Думаю, что было просто не до меня, с учетом того, что происходило в те месяцы. Большевики, китайцы, а потом и Унгерн с Азиатской конной нагрянул.

– Нагрянул, да… А вы что в это время делали?

– Сидел в тюрьме.

– Как интересно! И за что?

– Меня после первого неудачного штурма без объяснения причин отправили в тюрьму, как и многих других русских.

– Китайцы тоже считали вас неблагонадежным?

– Наверное.

– Волков, Вольфович, Парняков, Бурдуков… Кого из перечисленных людей вы знаете?

– С Бурдуковым, если вы, конечно, имеете в виду Алексея Васильевича, я сидел в тюрьме. С ним немного знаком. Про Парнякова слышал, остальных не знаю.

– А что вы про Парнякова слышали и от кого? – Сипайло оживился, глаза его забегали, а движения вдруг стали чрезвычайно суетливыми.

– Ну, слышал от господина Торновского, он тоже сидел в тюрьме со мной. Рассказывал, что Парняков вроде как священнослужитель, который симпатизирует большевикам. Вроде как ячейка у них в Урге была.

– Кто входил в ячейку?

– Торновский об этом не говорил, да и разговор вскользь зашел, я не обратил внимания даже.

– Про Чайванова разговоров не было?

– Не помню про такого.

– А где теперь этот Торновский?

– Не знаю, его за пару недель до штурма забрали, после этого о нем ничего не слышал.

– Скажите, а вас Парняков, случаем, не знает?

– Да откуда ему меня знать-то? Мы же с ним не общались.

– Давайте проверим, он у меня сейчас в подвале сидит. Сходим скоренько?

– Если настаиваете, можем, конечно, сходить.

Сипайло, прищурившись, смотрел мне в глаза. Очевидно, о чем-то размышлял.

– Хорошо. С большевиками вы, значит, никаких отношений не имели?

– Нет.

– А с китайским правительством в Урге?

– Тоже не имел.

– Тоже не имели… Ну и у меня вопросов к вам больше не осталось! Тут Дедушка пишет, что вам нужно документы выдать и оружие. С документами все понятно, а вот оружие какое вам выписать? Вы что предпочитаете – наган или, может, систему Маузера?

– Не знаю, я не стрелял никогда. Давайте что попроще.

– Ну тогда револьвер вам больше подойдет, у меня тут есть несколько моделей «83», они без самовзвода, но вы же как работник тылового штаба стрелять все равно будете редко, так что привыкнете.

– Как скажете…

Сипайло утвердительно кивнул и, попросив подождать, вышел из кабинета. Минут пятнадцать его не было. Вернулся он с револьвером и коробкой патронов к нему. Показал, как пользоваться наганом с учетом особенностей модели «83».

– Вы потренируйтесь в стрельбе, чтобы уверенность была в оружии. Если хотите, приходите вечером. У нас тут партия расстрельная готова, вот сможете по живым, так сказать, мишеням потренироваться. – И Сипайло начал хохотать своим неприятным истерическим смехом.

– Да нет, спасибо. Я потом потренируюсь сам.

– Ну, сам так сам. Вот вам бланк представления, моя подпись и печать стоят, должность я вашу не вписывал. Передайте барону, он завизирует и впишет ее. Вроде бы и все. Да, чуть было не забыл. По большевикам Унгерну сообщите, что ближе к ночи я ему лично доклад сделаю! Под наган кобуру себе на складах подберите, а то потеряете.

– А подпись где-то о получении оружия нужно ставить?

– Ивановский, не марайте попусту бумагу! У нас в дивизии все просто, без лишней канцелярщины, Дедушка ее терпеть не может, учтите это!

Закончив все дела с Сипайло, я вернулся в штаб дивизии. Унгерн был еще тут, мне навстречу вылетели какие-то казаки, один из них держался обеими руками за голову. Из юрты доносились проклятия и громкая ругань. Барон был не в духе. Заходить к Дедушке в такой момент совсем не хотелось, но я заставил себя набраться смелости и, решительно отворив двери, вошел внутрь.

Генерал не выглядел озлобленным, более того, он, судя по улыбке, был настроен скорее благодушно. Только вот ташур в руке сжимал с такой силой, что побелели костяшки пальцев. И взор был несколько отстраненный. При моем появлении барон не удостоил меня ни словом, ни взглядом.

– Я прибыл из Комендантской команды. Получил оружие и документ от Сипайло. Он сказал, что вы должны подпись проставить и должность вписать.

– Ивановский? – Дедушка посмотрел наконец на меня, потом с любопытством взглянул на ташур в своей руке и отложил его на импровизированный стол. – Покажи оружие!

Я достал из кармана наган и протянул барону. Тот револьвер в руки брать не стал и только поморщился:

– Старье тебе подсунул. Это ж девять миллиметров, на дымном порохе. Да еще и самовзвод курка отсутствует… Зачем взял?

– Так Сипайло выдал…

– Сипайло ему выдал. А если Сипайло тебе мушкет выдаст, тоже возьмешь?

– Что, и мушкеты есть? – Я решил немного разрядить обстановку нелепым вопросом.

– Это Халха, Ивановский! Есть и мушкеты, и пушки на ядрах, и хуева тьма еще всякого разного. Но если ты ценишь свою жизнь, рекомендую тебе очень вдумчиво подходить к вопросу выбора личного оружия. Стрелять учись! Вот, даст бог, военное училище откроем – всех штабных туда на обучение отправлю. Монгольским владеешь?

– В тюрьме изучал. Мне там Бурдуков преподавал некоторое время.

– Бурдуков? Алексей… по батюшке и не вспомню какойтович?

– Алексей Васильевич.

– И где же он теперь? В городе?

– Его за пару недель до меня освободили, у него тут семья, думаю, что в городе.

– Ну, если встретишь, скажи ему, чтобы ко мне явился сам, есть к нему разговор у меня небольшой. Теперь садись готовить приказ по дивизии. О мобилизации гражданского населения. Чтобы, в соответствии с приказом, все мужчины призывного возраста, особенно бессемейные и бывшие военные, в штаб явились. Всем, кто ослушается, суровое наказание! Составишь на русском, передашь Жамболону на монгольский перевод, он текст для своих нужд сам подправит.

– Хорошо, составлю и отдам вам на утверждение и, если понадобится, на правку.

– Ивановский, делай, пожалуйста, так, чтобы правка не понадобилась! И утверждения всякие мне не подсовывай. Я задачу поставил – ты выполнил, если спрошу – отчитаешься. Понял?

Настроение Унгерна уводило его в опасную красную зону, за которой, как я понял, мог последовать неожиданный взрыв.

– Понял! Сделаю!

– Добро. Теперь о важном… Тут большевики агитацию шибко вели. Сипайло должен был мне с тобой передать, как по ним дело движется.

– Сказал, что вечером сам с докладом прибудет.

– Вечером меня тут уж не будет! Ну да ладно, это потерпит. Так вот, нам тоже агитация не помешает сейчас. Китайцы могут в любой час решение принять о штурме города, нам войско нужно собирать, обучать, и по линии пропаганды и досуга чтобы все было схвачено! Вот тебе поручаю. Придумай, как бойцов занять, чтобы без дела по городу не шатались. Я с тебя спрошу, имей в виду!

– Хорошо, возьму под контроль. А Жамболон, которому приказ на перевод давать, это кто?

– Это тот, который меня сегодня утром брил. Лицо у него вытянутое, не ошибешься, таких лиц у монголов нету, потому как он бурят. Человек он полезный и надежный, даром что в прошлом простой чабан. Стану ему протекцию делать, чтобы в кабинет министров при нынешнем гэгэне его включили, будет наши интересы отстаивать.