Эта характерная черта статуса военно-административных областей отражала общую для того времени тенденцию государственной власти монополизировать в своих руках все, что имело какое-либо отношение к военному делу. Немногочисленные свидетельства разнохарактерных источников указывают на то, что эта тенденция проявлялась также и в серии частных ограничений, налагавшихся на местных владетелей. Некоторые сведения по этому вопросу содержит текст вырезанной на бронзовых пластинках «иммунитетной грамоты» из царства Чу (найдена в 1957 г. на территории провинции Ань хуй).

«Грамота», изготовленная по приказу чуского Хуай-вана (правил в 328-299 гг. до н. э.), освобождала торговых агентов владетеля области Э (в районе современного г. Учана) от выплаты дорожной и речной пошлин. Один из ее параграфов гласит: «[Людям Э-цзюня] запрещено перевозить металл и кожу, материал для луков (?) и бамбук»[481]. Этот запрет, касающийся только ввоза и вывоза стратегических материалов, перекликается со словами Хань Фэй-цзы о том, что «[сановникам царств] запрещено перевозить оружие, тот же из них, кто, не будучи официальным гонцом, станет перевозить оружие и панцири, должен быть приговорен к смерти без права на помилование»[482].

В период Чжаньго хоу и цзюни должны были отдавать часть получаемого ими дохода в пользу государства. Широко известен комментированный рядом современных исследователей рассказ Сыма Цяня о том, как чжаоский сановник — «господин Пинъюаня» (Пинъюань-цзюнь) отказался выделить для вана установленную долю поземельного налога, который был собран с пожалованной ему территории[483].

К более раннему времени относится сообщение «Планов сражающихся царств» о том, что в царстве Чу объектом деятельности налогового управления были не только простой народ, но и представители военно-служилого сословия: «Су-цзы сказал чускому вану: "Люди, исполненные милосердия, всей душой любят народ, утешают его добрыми речами, дети, исполненные сыновнего долга, всем сердцем любят своих родителей, заботятся об их пропитании; верные подданные должны представлять своему государю достойных людей, чтобы они помогали ему [в делах правления]. Ныне, ван, твои высшие сановники и родственники стремятся повредить достойным людям, чтобы самим занять [их место], они увеличили налоги и сборы, выплачиваемые служилыми и народом. Они добились того, что ты, ван, стал ненавистен народу; они — не верные подданные. Высшие сановники распространяют в народе [слухи] о твоих проступках, они в большом количестве раздают твои земли в виде взяток другим правителям; поскольку они отказываются от того, что любимо тобою, ван, их также нельзя считать верными подданными, вот почему стране грозит опасность. Я хочу, чтобы ты не слушал обвинений, возводимых чиновниками друг на друга, остерегался высших сановников и родственников, использовал тех, к кому люди относятся с благорасположением, умерил свои [дурные] наклонности и ограничил желания. Был вместе с народом. Для народа и слуг (жэньчэнь)[484] нет ничего труднее, чем отказаться от зависти и выдвигать людей достойных. За тебя, ван, умирают, не задумываясь: в битве под Чуйша[485] было убито более тысячи [воинов]; для тебя, ван, с легкостью принимают унижения: тебе прислуживают более тысячи человек, начиная с линъиня[486] и тех, кто ниже его. Однако таких, которые были бы лишены зависти и выдвигали достойных, не найдется ни одного человека. По этой причине разумный государь, когда он проверяет своих подданных, непременно должен узнать, кто из них лишен зависти и выдвигает достойных людей. Достойный подданный в своем служении государю также должен отказаться от зависти и выдвигать достойных людей. Ведь трудности, с которыми сталкивается выдвигающий достойных людей, состоят в том, что, привлекая достойных, он содействует собственному устранению; ценя их, он содействует собственному обесценению, поэтому люди затрудняются [выдвигать достойных]"»[487].

Несмотря на неуклонный рост централизаторских тенденций во внутриполитической жизни Сражающихся царств, политическая власть чжаньгоских хоу и цзюней над населением подвластных им территорий была все еще весьма значительной. В этом нас убеждает содержание следующего текста из «Планов Сражающихся царств»: «Чжаоский ван пожаловал Мэнчан-цзюню [город] Учэн. Мэнчан-цзюнь отобрал [нескольких человек] из числа своих челядинцев, чтобы назначить их чиновниками в Учэне. Напутствуя их, он сказал: "Разве не говорят в народе: "Экипаж берут взаймы, чтобы быстро в нем мчаться; платье берут взаймы, чтобы его надевать?". Те ответили: "Говорят". Мэнчан-цзюнь сказал: "Я полностью отказываюсь принять [эти утверждения]. Ведь полученные заимообразно платье и колесницы [принадлежат] если не близким и друзьям, то старшим и младшим братьям. А мчаться в экипажах близких и друзей, надевать платье старших и младших братьев я считаю недопустимым. Ныне чжаоский ван, не зная о том, что я недостоин [его милостей], пожаловал мне Учэн. Я хочу, чтоб вы, господа, отправились туда. Не вырубайте деревья, не разрушайте жилища. Сделайте так, чтобы чжаоский ван прозрел и узнал меня. С тщанием принимайтесь за дело, чтобы можно было в целости вернуть ему [Учэн]"»[488].

Принимая пожалованную ему область, Мэнчан-цзюнь прежде всего позаботился о замене местных представителей чжаоской администрации людьми из своего окружения. Таким образом, хоу и цзюни периода Чжаньго обладали правом создавать собственный административный аппарат для руководства хозяйственной жизнью городского и земледельческого населения жалованных поселений. Известно, что Мэнчан-цзюнь, помимо Учэна, владел большим кормлением в царстве Ци. Как свидетельствует содержание другого текста, сбор поземельного налога здесь также осуществлял чиновник, назначенный самим Мэнчан-цзюнем[489]. В данной связи достоин упоминания и один интересный эпиграфический памятник периода Чжаньго, представляющий собой печать управляющего жалованным поселением, принадлежавшим некоему Янчэн-цзюню[490]. Специфические особенности титулатуры, вырезанной на этой печати, показывают, что ее владелец не был связан с общецарской бюрократической организацией.

Возможно, что чжаньгоские хоу и цзюни обладали не только административной, но и судебной властью. В этом отношении весьма примечателен факт передачи судебника новому владетелю территории, о котором рассказано в «Планах Сражающихся царств». «[Царство] Вэй напало на Гуань[491], но город не сдавался. Защитой Гуаня руководил сын Су Гао, жителя Аньлина. Синьлин-цзюнь послал гонца, чтобы сказал Аньлин-цзюню: "Ты, господин, пошли ко мне Су Гао, я назначу его пятым сановником, поручу ему должность вэя, обладающего полномочиями". Аньлин-цзюнь сказал: "Аньлин-малое владение, и я не могу заставить его жителей [повиноваться]". Гонец сам отправился [искать Су Гао] и попросил показать дорогу. Когда он пришел туда, где жил Су Гао. то повторил приказ Синьлин-цзюня. Су Гао сказал: "Твой господин благорасположен ко мне, он собрался послать меня в поход на Гуань. Но если отец нападет на [город], который защищает сын, то это будет осмеяно людьми. Если он сдастся мне, то изменит своему государю. К тому же если отец станет учить сына измене, то это не понравится твоему господину. Я беру на себя смелость с двойным поклоном отказаться [от предложения Синьлин-цзюня]". Гонец рассказал об этом Синьлин-цзюню. Тот весьма разгневался и отправил нарочного посла в Аньлин с таким объявлением: "Земли Аньлина все еще [принадлежат] Вэй. Если я, напав на Гуань, не смогу им овладеть, то циньские войска настигнут меня. Алтари земли и злаков окажутся в опасности. Я хочу, чтобы ты, господин, связал Су Гао и прислал ко мне живым. Если ты не сделаешь этого, то я направлю стотысячную армию под стены Аньлина". Аньлин-цзюнь сказал: "Мой покойный отец Чэн-хоу[492] получил от Сян-вана повеление хранить эти земли. Он собственноручно принял свод [судебных установлений] из Большой палаты. Верхняя статья свода гласит: "Если сын умертвит отца, подданный убьет государя, то их нельзя освободить от обычного наказания. Сдавший город и потерявший ребенка не получат снисхождения, даже если в царстве [объявлена] большая амнистия"[493]. Ныне Су Гао вежливо отказался от высокого назначения, чтобы до конца соблюсти долг отца и сына, а ты, господин, требуешь, чтобы доставили его живым. Значит, ты велишь мне пренебречь повелением Сян-вана и забыть свод из Большой палаты. Пусть мне будет грозить смертная казнь, но я никогда не осмелюсь сделать это". Су Гао, услыхав об этом, сказал: "Ведь Синьлин-цзюнь относится к числу жестоких и самовластных людей. Если отказать ему, то это принесет стране несчастье. Если я до конца соблюду [долг отца и сына], то не выполню долга подданного. Допустимо ли делать так, чтобы у моего господина возникли трудности в [царстве] Вэй". Тогда он направился к покоям посла, перерезал себе горло и умер. Когда Синьлин-цзюнь услыхал о смерти Су Гао, он надел траурное платье и удалился из своих палат. Послал гонца, чтобы просил прощения у Аньлин-цзюня: "Я — низкий человек. Оскудев умом, сказал тебе, господин, не то, что должно. Дерзаю с двойным поклоном [просить] снять с меня вину"»[494].