— Обернись!

Из-за дерева вышел олень и замер на месте, перебирая длинными, тонкими ногами. Качнул ветвистыми рогами и подошёл ближе. Большие антрацитовые глаза смотрели с вниманием и настороженностью. Руку протяни, — и можно коснуться шерсти, кажущейся шелковистой в золотом тумане.

Мягкий нос уткнулся в протянутую ладонь. Он оказался холодным и влажным — совсем не таким, каким я его представляла. Внезапно олень задрал голову и резко дёрнул ею в сторону, приглашая следовать за ним…

«Пс-с!»— донеслось откуда-то издалека. В безмолвии чужой голос звучал нелепо и уродливо. Но исчезать он не собирался. — «Пс-с, Лада! Проснись!»

Яркое золото леса померкло, провалилось в чёрную пустоту. Голос Миры становился более настойчивым. Душа уже не просто будила — она тормошила меня изнутри, забираясь обратно в тело.

«Да очнись ты уже! Лада!»

— Да что случилось?! — недовольно пробурчала я. Остатки медового сна всё ещё манили, звали к себе. Хотелось обратно окунуться в них, заново раствориться в покое.

Однако Душа не собиралась отступать. Ноги сами понесли меня из комнаты, и я полностью очнулась лишь тогда, когда Мира со всего маха налетела на дверной косяк. От боли перед глазами разлетелись золотистые снопики искр. Выругавшись забористо, как грузчик из бакалейной лавки, я тотчас прижала ладонь к пострадавшему лбу.

«Вот это я понимаю — воспитание благородной девицы!»— восхищённо присвистнула Душа, и тело снова дёрнуло в сторону. Я едва успела ухватиться руками за лудку, избежав очередного столкновения с косяком.

— Да Черног бы тебя побрал, Мира! Совсем сдурела?

Душа нетерпеливо дёргалась внутри, пытаясь заставить меня разжать пальцы и выйти в коридор. Однако после такого красочного пробуждения доверять ей тело, я не торопилась. Не хватало, чтобы Мира ещё свернула нам шею на лестнице!

Сердито фыркнув, я отошла от двери и взяла со стола «светоч», похожий на обычную керосиновую лампу. Едва успела зажечь его, как Душа снова потянула меня к двери. Ноги сами несли вниз по лестнице, да так стремительно, что я чуть не слетела с неё.

— Мира! Ты что творишь? Куда ты меня тащишь?

«Вниз», — ответила она. Голос дрожал от возбуждения, точно она нашла сокровище золотняника — мелкого беса, который постоянно прячет какие-нибудь драгоценности. — «В угол дяди Слава».

— Дай хотя бы одеться! — возмутилась я. Ночная прохлада скользнула под нижнее платье, заставляя неуютно поёжиться.

«Ага, а ещё корсет надень и ридикюль возьми!» — в голосе появился неприкрытый сарказм. — «Очнись! Библиотека пуста! Кто тебя увидит?»

Высокие шкафы в ночной тьме казались чёрными неприступными стенами. Жёлтый свет отражался от гладких лакированных боков, отчего чудилось, что шкафы недовольно морщатся — дескать, в своём ли вы уме, барышня? Сами не спите и другим не даёте!

Яркое пятно вырывало из темноты корешки разноцветных книг с золотыми витиеватыми названиями. Я бессмысленно разглядывала их, пытаясь понять, зачем Мира притащила меня к шкафу с надписью «Документально-исторический отдел: фольклор и историография», который стоял перед столом дяди Слава, отгораживая его угол от остальной библиотеки.

— Ну? — нетерпеливо произнесла я, чувствуя глухое раздражение. — Ты решила почитать и разбудила меня?

За грудиной почувствовалось недовольное шевеление. Руки сами собой поставили светоч на стол и потянулись к книгам.

«Я тут кое-что нашла… Помнишь, ты говорила, что Наагшур — нечеловек? И ещё спросила, почему у него один глаз человеческий, а другой — змеиный», — тараторила Мира, выдёргивая пухлый «Исторический справочник о происхождении народов», затёртые «Хроники Араканы», «Историю ведьмовства». Мышцы заныли от тяжести книг, но Душа не останавливалась. Сверху легли «Венатио фор малефикас: как опознать и обезвредить ведьму» и толстенная подшивка газет за последние несколько лет. Судя по толщине за несколько десятков лет.

Книги глухо шлёпнулись о столешницу. В нависшей тишине слышалось нервное шелестение страниц.

— Ну, допустим, — сдалась я и села за стол. — Какая разница, кто он? Как нам это поможет в дальнейшей жизни?

Шелест прекратился. В груди стало тихо. Мира задумалась.

«Никак», — коротко ответила она, и шуршание возобновилось.

Я закатила глаза и устало вздохнула. Иметь вторую душу иногда утомительно. Особенно если этой Душе взбредёт, что надо обязательно докопаться до сути происходящего. И неважно, будет от этого толк или нет.

«Когда ты спросила за глаза, я подумала, что, может быть, это какой-то физический изъян. Ну, сама знаешь, что у ведьмоловов есть свои причуды: обострённый слух, повышенная чувствительность, способность не спать по ночам… Короче, то, что им позволяет вычислить ведьму или колдуна рядом…»

«Исторический справочник» раскрылся на статье «Классификация людей по врождённым особенностям профессора Г. Альмара». Внизу страницы темнели три человеческих фигуры: человек обыкновенный, ведьмак, ведьмолов. Внешне они были схожи. Разница составляла лишь в том, что ореол у ведьмака был тёмным, а у ведьмолова — значительно светлее. У простого человека сияния вовсе отсутствовало.

— Да-да, я знаю. Альмар был первым, кто предположил, что ведьмы и ведьмоловы произошли от одного предка…

«Именно! Поэтому длительность их жизней чуть больше, чем у человека обыкновенного: сто — сто пятьдесят лет против человеческих шестидесяти — семидесяти».

— Хм… Почти в два раза дольше. При условии, если раньше не убьют…

Поверх справочника тяжело легла подписка газет «Мир преступлений: новости и сенсации». Мира раскрыла её практически в самом конце и ткнула пальцев в статью. Я прочитала название и почувствовала неприятный холодок: «Резня в Вальдане: стоило ли восстание таких потерь?» Глаза скользнули по выцветшим от времени строчкам, и холод усилился, будто меня вышвырнули в прорубь:

«…Подписание володарем нового указа о ведьмовстве было встречено негативно со стороны общины ведьмаков… По предварительным данным, в Вальдане готовился государственный переворот… На место прибыли законники из Отдела по делам ведьмовства под руководством разъездного советника Риваана Наагшура… Общее число обезвреженных ведьм и ведьмаков составляет около двух тысяч…»

«Догадайся, кто судил тех несчастных? — хмыкнула Мира. — Кроме того, Наагшур подозрительно быстро и чётко находил подозреваемых. Он словно шёл по их следу…»

— Поэтому его и прозвали Охотником. Потому что он нашёл всех.

С дагеротипического снимка на меня холодно и пронзительно смотрели глаза разъездного советника. Бездушное, даже жестокое выражение лица не оставляло сомнений: убийство для него такое же развлечение, как для других — охота на кабана или оленя. За прошедшие годы Наагшур совершенно не изменился. Даже шрамы те же.

— Они вырезали всю общину ведьморожденных. Вот тебе и два кольца в ухе…, — я пробежала глазами по статье ещё раз. — Когда, говоришь, была резня в Вальдане?

«Десять лет назад. Но это ещё не всё».

Одна за другой перед моим оторопевшим взглядом раскрывались «Хроники», «Малефикас» и «История ведьмовства». Различные гравюры, картины и портреты, посвящённые борьбе с ведьморожденными и сюжеты казней, уличённых в нём. Различные имена и даты: тринадцатый век от начала Нового Тысячелетнего мира, пятнадцатый, семнадцатый и, наконец, наш девятнадцатый. Статьи и короткие исторические справки сменялись одна за другой, но везде мелькало одно и тоже лицо. Мне сделалось душно.

Я подняла глаза и уставилась перед собой. Казалось, что тьма, объявшая библиотечный зал, пульсирует.

— Но ведь в таком случае Наагшур должен выглядеть значительно старше, — едва слышно прошептала я, воскресив лицо Риваана в памяти. Однако на вид ведьмолову можно был дать не больше тридцать пять лет: ни седых волос, ни глубоких стариковских морщин, ни обвисшего лица.

«Да! Мне тоже это показалось странным, — комочек согласно стукнулся о грудину. — Конечно, ведьмоловы стареют медленнее, чем обычные люди. Но всё же стареют. Хотя бы одна морщина за столетия, но должна была появиться. А их нет. То есть он как будто застыл в одном возрасте».