Воспоминания о тех временах отозвались холодом и противной слабостью в ногах. Так я окончательно лишилась дома и семьи.

Пришлось научиться скрывать свою истинную сущность и врать напропалую, чтобы заработать на завтрак. Поначалу мне удалось устроиться через бюро наёмных работников в обитель Мары-Справедливицы. За весьма скромное жалование и крышу над головой я мыла посуду и убиралась в обители. Однако шила в мешке не утаишь. То, что я — двоедушник стало известно очень скоро. Отношение ко мне изменилось, став более прохладным. Пока однажды со скандалом не выгнали на улицу.

И снова я вернулась в бюро наёмных работников. Видимо, там уже получили письмо из обители, о том, кто я. Иначе зачем посылать к ведьмолову, которому работник не нужен?

«Не реви!»

Голос Миры прозвучал звонко и как-то отчуждённо. Но он вернул меня в реальность. Я провела ладонью по щекам. Мокрые дорожки неприятно холодили кожу. Надо же, не заметила, как расплакалась.

«Не реви! Прорвёмся. У нас есть мы. И мы справимся!»

«Я устала. Я хочу покоя…» — обессиленно подумала я, озираясь по сторонам.

Всё казалось таким светлым, таким красочным… и таким чужим. Здесь я была никому не нужна. В сером порядком затасканном платье и шляпке, я как леший на карнавале. Вроде как никто внимания не обращает, но всё равно выглядит странно и нелепо.

Тоска болезненно укусила сердце.

«У тебя от голода голова не соображает», — за грудиной недовольно зашевелилась Душа.

— Ты права, — вслух произнесла я и тотчас спохватилась: вдруг кто-то услышит, как я разговариваю сама с собой? Однако изумрудная аллея рядом со мной пустовала.

Пошарила в сумочке в поисках кошелька. Тот печально звякнул серебряными десятинами, и на ладонь высыпались потускневшие монеты. Пять. Ровно пять десятин.

Вздохнула. На комнату в какой-нибудь ночлежке не хватит, а вот перекусить в булочной можно. И ещё даже назавтра останется.

«А по пути зайдем в гости к дядьке Славе. В библиотеку», — приободрилась Мира. — «Там определённо будет что почитать».

Я улыбнулась. У меня есть мы. И мы справимся.

На ровном белом листе аккуратным почерком чернели следующие строки:

«Уважаемый г-н Наагшур!

Сегодня в 10.30 утра по местному времени на берегу реки Миры, возле библиотеки им. Лучезара Победоносного, найдено ещё одно тело. Характер повреждений тот же, что и у трёх предыдущих. Связи между жертвами не обнаружено.

Старший сыщик, Кара Агосто»

Внизу стояла размашистая подпись и печать с гербом отдела по борьбе с ведьмовством.

Риваан бросил письмо на стол и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза.

Значит, дело забрали штатные ведьмоловы. Странно, что столичные служители закона не передали его сразу, как только стало известно о магическом следе на телах убиенных. Но ещё более странным казался сам способ — отделение души от тела посредством «Душителя». Подобным образом казнили ведьм после Великой Революции, когда ведьмовство объявили вне закона, а всех, кто имел к нему отношение, признали преступниками.

Никаких других повреждений, кроме крохотного выжженного круга на груди и красных полос от маски на лице, не нашли. Все жертвы знали своего убийцу… Знали. И сами шли к нему в руки. Они его не боялись, не были одурманены лунным порошком или алкоголем. Их дурманом являлась доверчивость к убийце. И он не приминал этим пользоваться.

Впрочем, с серийными убийцами всегда так. Никто не заподозрит в них ни жестоких садистов, ни душегубов. Иначе их было бы легко вычислять и отправлять на эшафот.

Риваан встал и подошёл к окну. День медленно клонился к закату. Пёстрые алые мазки, точно разлитая небрежной рукой краска, казалась неестественной на фоне ультрамаринового неба. Ещё немного, — и по центральным улицам пойдут фонарщики, зажигая тусклые огни столицы. А где-то на окраине мирно засыпающего города бродит зверь, отнимающий жизни у тех, кто имел глупость ему довериться.

Все жертвы разнились между собой. Первая была торговкой рыбы с местного базара. Вторая — проститутка из элитного борделя на Малой Газетной. Третья — дочь антиквара. А вот четвёртая… Интересно, кто четвёртая? Агосто ни словом не обмолвился о происхождении жертвы. Да и газеты молчали о найденном теле. Неужели дочь местного чиновника? Но в таком случае газеты бы пестрели заголовками и выражениями соболезнований.

Вывод напрашивался сам собой: ведьма.

Если жертва являлась ведьмой, становится понятно, почему о ней не написали даже слова. Ведьморожденные, как болезнь — существуют, но о них не принято упоминать. И, тем более, тревожить общественность смертью одной из них. Мало ли кто из ведьмоловов отличился, поймав очередную из них. А та оказала сопротивление и упала в реку, которая позже вынесла труп на берег возле библиотеки.

В дверь осторожно постучали.

— Ужин готов, батюшка, — скрипуче доложил Тихон.

Ведьмолов обернулся, но от домового и след простыл. Обычно старик ждал, пока хозяин даст распоряжение, или бубнил под нос: дескать, негоже себя так работой загружать, надобно и отдых давать уму. Но сегодня вечером он был непривычно тих и старался лишний раз не попадаться на глаза.

В столовой тускло моргали осветительные артефакты. Домовой почему-то решил их зажечь раньше. На столе дымилось жаркое из утки на овощной подушке, а в хрустальном графине темнело вино. Самого же Тихона не было видно.

Риваан сел за стол и предался собственным мыслям.

Торговка. Шлюха. Дочь антиквара. И ведьма. Все они из различных слоёв общества. У всех разный статус и происхождения. Кроме того, судя по первым трём жертвам, они разного возраста и внешности. Торговка была женщиной почтенных лет с седыми волосами, неприятным опухшим лицом и склонная к полноте. Проститутка — совсем юная девица, блондинка, тонкими чертами лица и пышными формами, которые так привлекательны для завсегдатаев публичных домов. Дочь антиквара — обычная городская простушка. На такую взглянешь и не запомнишь. Волосы — чёрные, черты лица грубые. Как угловатая, как у подростка, фигура. Что, в общем-то, не соответствовало её возрасту. Про таких ещё говорят — старая дева. А вот ведьма…

Воображение быстро подкинуло копну непослушных рыжих волос, спрятанных под серую простенькую шляпку и насмерть перепуганные синие глаза. Живые черты лица, худощавое складное тело. Некрасавица, но что-то было цепляющее в этом образе. Ведьма-двоедушник. «Со степенью по истории искусств», — с усмешкой подумал Риваан и, положив вилку, опёрся подбородком на сцепленные руки.

Даже обеспеченные родители не всегда дают дочерям академическое образование, считая это бессмысленной затеей. В конце концов, какой прок от степени, если девица выйдет замуж и имуществом будет распоряжаться супруг? Да, девушек обучали манерам и изящным искусствам, таким как танцы, музыка и пение. Но чтобы отдавать в академию… Это всё равно, что признать дочь уродиной, которая никогда не найдёт мужа. Уж лучше, чтобы девица в дальнейшем стала дуэньей у пожилой матроны, чем нести клеймо родителей старой девы.

— Что-то не сходится, — пробормотал Риваан, глядя на танцующие тени на стене.

— Вам письмо, — глухо раздалось за спиной.

Ведьмолов тряхнул головой и обернулся. Домовой молчаливо протянул конверт. По лицу было видно, что он чем-то недоволен. Вон как нахмурил брови.

— Что случилось? — небрежно бросил Риваан, забирая конверт.

В ответ — угрюмое молчание. Только брови ещё сильнее съехались к переносице, образуя единую линию.

— Я, кажется, задал вопрос, Тихон, — всё также негромко произнёс ведьмолов, пристально рассматривая домового.

Тот поёжился под тяжёлым взглядом, но всё же ответил:

— Та девица, что сегодня приходила… Зря вы так с ней…

Риваан удивлённо заломил бровь.

— Она двоедушник.

— Я знаю, — нетерпеливо отмахнулся Тихон, и вдруг грустно добавил: — Вы хоть бы задались вопросом, почему двоедушник пошёл к ведьмолову работы просить?..

— Ну и почему же?