Воспоминания вихрем пронеслись в голове Ладамиры: Риваан, взъерошенный и злой, после визита к старшему сыщику буквально выдернул её из кресла, в котором она спокойно читала, и замахнулся. Удар пришёлся по лицу. Дальше воспоминания смазывались: Мира вспыхнула так, что остался выжженный круг на ковре в спальни. Не помня себя от страха, ведьма добралась до библиотеки, где добрый дядя Слав налил успокаивающего чая. Настолько успокаивающего, что она очнулась в подвале.

— Да уж, ты знатно меня напугал, — усмехнулась Лада и робко поёжилась. — Больше так не делай.

— Обещаю. Этого больше не повториться.

Риваан подался вперёд и осторожно сжал подрагивающую ладонь. Ведьмолов настолько тепло улыбнулся, что лицо Лады прояснилось. Но в следующее мгновение она снова помрачнела и нахмурилась:

— А что будет дальше со мной? Я же ведь… Я… — она нервно сглотнула. Глаза запекло от непрошенных слёз. Она дёрнула головой, стараясь прогнать охватившее чувство тревоги. — Я убила человека… Пусть он и был последним мерзавцем, но всё же…

— Знаю, — ведьмолов присел на корточки рядом с её креслом, заглянул в глаза и тихо произнёс: — Я сразу это понял, когда увидел у Миры чёрную ленту на шее. Знак добровольного наказания за тяжёлое преступление. Ты была ребёнком, который отчаянно пытался защититься. Не сто́ит винить себя за это. Никто не знает, на что он способен, пока не столкнётся с опасностью один на один. Ты не одинока, поверь. Люди и не на такое идут, чтобы защититься.

Лада печально улыбнулась и расплакалась, закрыв лицо ладонями.

Можно уничтожать опасных преступников, можно наводить ужас на власть имущих, можно быть даже сыном самого бога. Но какой в этом смысл, если не знаешь, как утешить плачущую женщину?

Риваан тяжело вздохнул и закатил глаза, чувствуя неловкость. Слёзы выбили почву из-под ног, заставив почувствовать себя полнейшим идиотом: всё же хорошо закончилось, а она плачет, и он не понимает почему. Уж лучше выискивать таких, как Радослав, и свернуть шею парочке умертвиев.

Риваан сгрёб в охапку рыдающую Ладамиру и сел на кресло, прижав её к груди. Слёзы намочили рубашку, тонкие плечи вздрагивали в такт всхлипам. От рыжих волос исходил тонкий тёплый аромат с нотками сандалового мыла. Зарывшись носом в макушку, ведьмолов неожиданно для себя произнёс:

— Выходи за меня замуж по-настоящему.

Плечи замерли. Лада подняла мокрое покрасневшее лицо и непонимающе переспросила:

— Что сделать? — шмыгнула она носом и моргнула. Губы дрожали, в глазах промелькнуло недоверие.

— Разделишь со мной вечность? — повторил он. Почему-то сейчас ему этот вопрос казался самым правильным, хотя и абсурдным. Как и сама надежда на то, что ведьма согласится. Слова давались с трудом, но они казались очень важными: — Я не настаиваю, чтобы ты отвечала сразу. Ведь люди порой не знают, что делать со своей жизнью, не говоря уже о вечности. Ты можешь отказаться, если хочешь. У тебя всегда будет возможность передумать, если вдруг ты решишь, что не хочешь… Но я бы хотел видеть тебя счастливой… И я… Я не хочу тебя терять… Я, наверное, сейчас выгляжу как полный идиот, да?..

Ведьмолов окончательно стушевался. Ему снова подумалось, что сворачивать шеи умертвиям всё же легче, чем объясняться в любви. Чувствовать себя так нелепо ему ещё не доводилось.

Лада с любопытством и недоверием прищурилась.

— А тебя не смущает, что я — ведьма-двоедушник?

Он отрицательно покачал головой. Она поджала губы, обдумывая его слова. Ждать становилось всё невыносимее, затянувшееся молчание било по нервам. Ему вдруг отчаянно захотелось забрать слова обратно, извиниться и сказать, что он наговорил лишнего, однако Ладамира прижалась щекой к его груди и тихо произнесла:

— Давай попробуем.