За окном собирались тучи, поднимался ветер, а сквозь стены пробивалась веселая музыка и хохот гостей борделя. Шум злил, раздражал въедливостью, как жужжание мухи на тихом берегу реки.

— Как зовут тебя?

Впрочем, какое ему дело, как её имени? Девица была лишь одной из многих. Одной из сотен, тысяч женщин, что беспечно промышляют телом, думая исключительно о выгоде.

— Азиза, господин, — сквозь туман вдруг пробилось нечто живое, похожее на нерешительность человека, замеревшего на краю пропасти. — Будет больно?

— Скажи, Азиза, давно ли ты здесь?

— Первый день, господин, — девица начала бледнеть, отчего румянец стал ещё более неестественно алым.

— Как попала сюда?

— Отец продал за долги.

Значит первая догадка оказалась правильной. Горе-папаша не смог ничего придумать лучше, как вытолкнуть свою дочь на панель. Хотелось рассмеяться — ничего не меняется в человеческой природе. Проходят столетия, а человек как жил в грязи, так и продолжает в ней копошится. На долю секунды стало жаль эту Азизу.

Впрочем, он пришел сюда за другим. Рубашка небрежно легла на подлокотник кресла, сверху — лента галстука. Он медленно подошёл к девице. Пальцы едва заметно прошлись по нежной шее и остановились на яремной впадине. Под кожей билась тоненькая жилка пульса. Как у перепуганной пташки попавшей под гипнотический взгляд змеи. Пришедшее на ум сравнение ему невероятно понравилось.

— Ложись на спину, ноги шире, — глухо произнёс он.

В голове шумел океан, заглушающий музыку, доносящуюся снизу. Здесь были только они вдвоём. Становилось невыносимо душно, настолько, что он даже невольно испугался, что задохнется. Лунный порошок царапал нервы, обстановка комнаты превратилась в грязно-красную мазню. Всё происходящее казалось сном. Тем самым упоительным сном, которого он так давно не знал. Сквозь сладостную пелену, охватившей его разум, донёсся девичий сдавленный крик, когда он резко вошёл в неё. Острые ноготки впились в плечи, Азиза подалась назад, пытаясь сбросить тело, вдавившее ее в кровать.

Пальцы запутались в длинных огненных волосах девицы, и он с силой дёрнул за них…

У неё тоже были рыжие волосы. Смешные непослушные кудряшки торчали из-под серенькой шляпки, когда ведьма поднималась по ступеням библиотеки…

Азиза что-то промычала, уткнувшись лицом в его влажное плечо, и он снова оттянул её голову. Девчонка зажмурилась, стараясь не смотреть ему в глаза, отрешившись от всего мира… Интересно, какие у неё глаза? Он совершенно не помнил их цвета, но взгляд… Этот взгляд царапал его изнутри, выворачивая душу наизнанку. Он казался знакомым, близким…

Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить её во всех чертах. Но они ускользали от него, точно отражение на речной глади. Ладонь привычным движением легла на шею…

Она — подобна ему. У них одинаковая природа, одинаковая суть. Но все же она другая…

Азиза захрипела и забилась в его объятиях. Перед его глазами поплыли багрово-красные пятна. Он глухо зарычал, чувствуя, как сладостный спазм сковывает тело. Девичьи руки безвольно соскользнули с его плеч. Он перекатился на спину и, тяжело дыша, уставился в потолок. В навалившейся тишине он слышал собственное дыхание, и оно казалось чужим и далёким.

Постепенно комната приобрела очертания. Шлюха не шевелилась, а в широко распахнутых золотистых глазах застыла смесь жалобного, почти детского непонимания и смертельного ужаса. Он резко поднялся и принялся одеваться, ругаясь себе под нос. Черног бы подрал эту несдержанность! В висках застучало, точно отбойным молотком, а в груди заклокотала обжигающая злость.

Он не планировал её убивать. Дочь судьи — вот кто должна была стать следующей жертвой во имя великой справедливости, а не какая-то грязная шлюха из элитного борделя…

Он внезапно остановился и повернулся в сторону кровати. Девушка лежала, раскинув руки, смятая, как и простыня под ней. Губы приоткрылись, будто в беззвучной, навеки застывшей молитве.

Он усмехнулся. Пальцы прикрыли безвольные веки, её лицо приобрело мягкое выражение сна. Что ж… Он сглупил, и это надо признать. Однако даже ошибки можно использовать во благо. И он знал, как.

Город сковало сонное оцепенение. Туман укрыл мостовые плащом, и жёлтый свет фонарей вдоль набережной казался таким плотным, что его можно было раскромсать ножом. Галька тихо шуршала под размеренными шагами, словно боялась потревожить покой улиц. Длинные резные тени протягивали свои кривые лапы, будто ожившее чудовище из древних преданий о Бездне. И как чудовищный змей, зажатый каменными тисками, чернела река, бугрила свою грязно-серую спину и недовольно рычала.

Риваан спустился по каменной лестнице, подошёл к самой кромке воды и обернулся. Взгляд упёрся в кирпичную стену, над которой возвышалась городская библиотека имени Лучезара Победоносного. Сбоку к ней прилепился Первый Столичный банк и музей Изящных искусств. Мелкие торговые дома и лавки казались нелепыми и даже уродливыми по сравнению с величественными зданиями. «Деньги побеждают разум», — подумалось ведьмолову, и он снова перевёл взгляд на пустынный берег.

Прежде чем ехать сюда, Риваан зашёл в отдел по борьбе с ведьмовством. Кара Агосто встретил ведьмолова, как своего старого друга, отчего того внутри передёрнуло от отвращения. Внешне старший сыщик выглядел простодушным толстячком в видавшем виды сюртуке и роговом пенсне с непосредственной, почти детской улыбкой. Однако за этим добродушием скрывался садист, который с удовольствием пытал попавших в его отдел ведьм и колдунов. После допросов Агосто редко кто выживал. А если и выживали, то, как правило, повреждались рассудком. Будучи сам из рода южных ведьмаков, Агосто предпочёл охотиться на себе подобных, чего не скрывал. Наоборот, гордился этим, говоря, что ведьмачья кровь помогает находить «отбросов мира сего».

Коричневые папки с досье жертв глухо шлёпнулись на стол.

— Ну что я могу сказать, — бодро тарахтел старший сыщик, передвигаясь по кабинету с необычной ловкостью для столь пухлого телосложения. — Все девушки были найдены в разных местах города. Одна — в парке, другая — в палисаднике церкви Святого Восхождения. Третья — в заброшенном доме. А четвёртая… Ну ты знаешь. Я тебе писал.

Риваан молчаливо кивнул и принялся перелистывать папки.

"Алоиза Карманникова. Возраст: сорок шесть лет. Семейный статус: вдова. Количество душ в семье: шесть. Место работы: торговая лавка купца Замятина, Главный Столичный Базар. Особых примет нет. Найдена на окраине парка Великой Революции случайными прохожими. Причина смерти: отделения души от тела посредством магии. Посмертных и иных повреждений не обнаружено. Свидетелей нет."

"Эльмира Ходжикова, по прозвищу Мими. Возраст: двадцать пять лет. Семейный статус: не замужем. Количество душ в семье: не имеет таковой. Является сиротой. Особые приметы: бурый шрам на пояснице. Состояла на учёте в отделе нравственности. Имеет жёлтый билет. Место работы: заведение мадам Пофри, более известное как «Ночная бабочка». Обнаружена в палисаднике церкви Святого Восхождения садовником. Причина смерти: отделение души от тела посредством магии. Свидетелей нет."

"Аугуста Эркерт. Возраст: тридцать пять лет. Семейный статус: не замужем. Является дочерью антиквара Рихорда Эркерта, переехавшего в Пересвет Мирской из Эолхана, Северное Володарство. Количество душ в семье: трое. Особых примет не имеет. Место работы: антикварная лавка «Ларец прошлого», принадлежащая её отцу, Рихорду Эркерту. Обнаружена в заброшенном доме местными детьми. Причина смерти: отделение души от тела посредством магии. Свидетелей нет."

— Это всё? — вопросительно поднял бровь Риваан. — А где описание четвёртой жертвы?

Агосто бросил на ведьмолова саркастический взгляд поверх пенсне, будто тот сморозил невообразимую глупость.

— Вы серьёзно, господин Наагшур? Ещё скажите, что вам нужны описание всех бродячих собак, которые были найдены мёртвыми за последнее время. Последняя жертва была ведьмой. Ведьмой, понимаете? Ещё бумагу переводить на колдовское отродье.