Антикварная лавка выглядела блёкло на фоне пестрящих магазинов. Такой потёртой малахитовой шкатулкой среди облепивших его мраморно-золотых сверкающих ларцов. Надпись на облупившейся позолоченной вывеске, свисающая лохмотьями паутина в углах темнеющих окон. Ничего не напоминало о некогда прибыльном месте. Даже воздух внутри оказался каким-то стоячим, затхлым. Магазин переживал не лучшие времена. После гибели своей единственной дочери старик Эркерт совсем запустил дело, предпочитая находить утешение на дне бутылки, а не за прилавком.
Вот и сейчас он понуро всматривался дно полупустого стакана, периодически безмолвно шевеля губами. От некогда весьма респектабельного дельца осталась лишь серая тень в давно уже нестираной рубашке и таком же жилете. Чёрные волосы превратились в серые и торчали в разные стороны. Раскрасневшееся лицо пронизывала паутинка глубоких морщин, а красные то ли от выпивки, то ли от непрошенных слёз глаза бессмысленно таращились в одну точку.
Ладамира выпустила руку ведьмолова и скользнула между стеллажами с антикварной утварью. Риваан негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. Господин Эркерт вздрогнул и поднял затянутые хмельной поволокой глаза.
— Закрыто, — недовольно буркнул он и упёрся в стакан.
— Я не займу много вашего времени, господин Эркерт, — вежливо произнёс ведьмолов.
— Сказал же — закрыто! — взревел антиквар и резко поднялся. Покачнулся и тут же хлопнулся обратно на стул. — Мы больше не работаем, — и горестно, точно эхом повторил: — Не работаем.
Говорить со стариком в таком состоянии было бессмысленно. Он слишком погружен в свою грусть, настолько, что вряд ли ответит что-то более связное, чем грязная ругань в сторону убийцы и законников, которых он считал идиотами, не способных найти того, кто лишил его дочь жизни.
— Я искренне сочувствую вашей потери…
— Вы ничего не понимаете, молодой человек, — Рихорд сгорбился, голова ушла глубоко в плечи. Он отвернулся от ведьмолова, словно пытался спрятаться от того, что и так причиняло невыносимую боль. — Уходите, я ничего не скажу. Всё, что мог, я сказал… Но никто ничего не сделал. Я больше не хочу говорить… Уходите…
За спиной прозвенел колокольчик. Обернувшись, Риваан успел заметить лишь закрывающуюся дверь — Лада предпочла сбежать. Ведьмолов с досадой подумал, что излишне понадеялся на ведьму. Он молча вышел из лавки. Возникло чувство, что Риваан пересёк невидимую границу. Улица пестрела красками, мимо пробегали экипажи, запряжённые тонконогими лошадьми. Юные девицы весело щебетали о предстоящем бале. Торопливо проходили служащие и посыльные. Круго́м кипела жизнь, в отличие от антикварной лавки, хозяин которой, похоже, похоронил себя заживо в своём горе. Различие было столь велико, что ведьмолову почудилось, будто он выпал из безвоздушного пространства.
Рядом с входной дверью стояла Ладамира с закрытыми. Облокотившись на трость, она беззвучно шевелила губами, будто читала молитву.
— Лада? С тобой всё в порядке?
Ведьма вздрогнула и подняла на Риваана затуманенный взгляд.
— У меня было виде́ние.
Старый антиквар все так же сидел за пыльным прилавком, уперев в стену невидящий взгляд. Со стороны могло показаться, что Эркерт превратился в изваяние, такое же ветхое и древнее, как некоторые из его товаров. Только бессвязное бормотание и редкие тяжёлые вздохи говорили, что старик по-прежнему жив. Жив, хотя в стельку пьян.
К затхлому воздуху лавки примешался яркий тошнотворный запах сивухи. Похоже, антиквар достал бутылки с пойлом, отведать которое не рискнули бы и выпивохи из Южного проулка. Но Рихорд оказался крепким мужиком. Настолько, что пойло не только не убило его, но даже не отправило дремать под прилавок.
Риваан исподволь бросил взгляд на Ладамиру. Она в нерешительности застыла возле двери, потерянно озираясь по сторонам. Древние маски с разинутыми ртами, потемневший от пыли и грязи фарфор, свисающая в углах паутина. «Ларец прошлого» одряхлел вместе со своим хозяином и теперь напоминал склеп, пропитанный горем и застоем.
— Я ж-ж сказ…ал… — антиквар икнул и поднял на ведьмолова осоловелые глаза. — А-а-а… эт… вы!.. Вали отсюда подобру-поздорову…
Тяжёлый кулак с грохотом опустился на столешницу. Господин Эркерт резко поднялся, но в этот раз даже не покачнулся. Он напоминал больше разъярённого быка: лицо побагровело, и без того красные глаза налились кровью, и рыхлые ноздри нервно затрепетали. Может антиквар и пьян, как чёрт, но внутреннее чутьё подсказывало Риваану, что Рихорд вполне сможет даже в таком состоянии полезть в драку. Конечно, скрутить старика не составит труда, но ведьмолов не за этим пришёл.
Лада бесшумно скользнула за спину Риваана. Тон антиквара не напугал, но встревожил не на шутку. А вдруг кинется? Пьяный человек обычно дурной на всю голову. А вот опыта разнимать дерущихся у неё не было. Но и стоять столбом, ожидая пока всё закончится, она не хотела.
Впрочем, заметив хрупкую женскую фигурку, антиквар на мгновение замер. Потом откашлялся, суетливо расправил изрядно измятый жилет и севшим голосом произнёс:
— Простите, барышня, но лавка закрыта… Мы больше не торгуем.
Лада обошла прилавок и осторожно обняла старика. Тонкие серебристые ниточки потянулись к антиквару. В голосе ведьмы звучало искреннее сопереживание и тепло:
— Я искренне сочувствую вам, господин Эркерт. Я пришла, чтобы выразить вам свои соболезнования… Аугуста была прекрасной девушкой. Такой доброй, нежной. Она так любила вас…
Душа незаметно сплетала кокон вокруг антиквара. Тот выскользнул из объятий Ладамиры, тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками. Он просидел молча несколько минут, а потом еле слышно произнес:
— Аугуста всегда была тихой, такой доверчивой. Я ей говорил: пора бы своё место найти в жизни. Женой стать, матерью. А Аугуста всё отнекивалась. Мечтала стать учёной, как мадам Руже. Сам-то я несилен ни в химии, ни в физике… А вот Аугуста всё время проводила на чердаке, опыты ставила, что-то постоянно писала, переписывалась с каким-то учёным из столичного университета естествознания. Антгольц, кажется, его фамилия. Лекции его посещала. Я поначалу думал, что блажь какая-то… Ну знаете, там девчонки вечно что-то фантазируют себе в голове… Но денег никогда не жалел на её мечту… Я, конечно, не верил, но однажды она показала мне благодарственное письмо от этого профессора. И я понял, что у моей девочки может быть светлое будущее. Не такое, как я представлял, но то, о котором так мечтала Аугуста…
Антиквар всхлипнул и, сгорбившись, отвернулся от посетителей. Лада взяла старика за руку и снова обняла. Воздух вокруг них заискрился серебристыми огоньками, укутывая обоих светящейся дымкой. Она что-то тихо говорила старику, мерно раскачиваясь, а он лишь кивал и изредка всхлипывал. А потом, уткнувшись в плечо ведьмы, дал волю слезам.
Старый чердак, где Аугуста Эркерт проводила эксперименты, походил на небольшую лабораторию подпольного артефактора. На длинных деревянных столах по-прежнему стояли пробирки и колбы с остатками не до конца испарившейся жидкостей. В углах громоздились пыльные коробки с записями формул, а вдоль стен вытянулись ряды стеллажей, забитых книгами и чертежами.
— Здесь всё как было при Аугусте, — Рихорд порывисто вздохнул и провёл рукой по лицу, стирая невидимую слезинку. — Я ничего не убирал… Сил не хватило. Сам я человек неучёный, ничего не понимаю в этом. Но может вам удасться что-то найти…
Он едва слышно всхлипнул, махнул рукой и вышел из лаборатории. Отцу, потерявшему единственное дитя, становилось неуютно и тяжело в комнате, где ещё недавно кипела работа, а между столами скользила фигура дочери.
Риваан искоса посмотрел на Ладу. Ведьма выглядела потерянно и отрешённо. Лицо раскраснелось, веки и нос распухли. Ресницы слиплись от слёз. Под глазами залегли синие круги. Она скользила взглядом по коробкам, словно пытаясь осознать, что делает здесь.
— В виде́нии Аугуста говорила что-то про разработки аппарата для трансформации Души из эфирного состояния в эликсир, — глухо сказала Лада. Голос звучал устало и безжизненно. — Не понимаю, как это возможно…
