Только примолкла медицинская автоматика, как он сел и осмотрелся. В полуметре валялось нечто похожее на комок грязных тряпок с обломками не пойми чего и проломленной грудью морского пехотинца в центре. Ну вот и допрыгалась в очередной раз, дубина стоеросовая. Сусанин гротов и полусифонов. Проводник, мать его, орфортских спелеологов. Придется теперь вдвоем лежать на бережке и ждать помощи запропавших где-то роботов. Тим сцепил зубы и медленно, чтобы сильно не вредить поутихшим ранам и не злить занятый регенерацией скафандр, пополз в сторону ошметок изоморфа. Пугал их объем и цвет: грязный и неопределённый. В этот раз Ирту досталось по полной. Ядовитый поток, что дал им обоим под задницы, растворил Ирта почти на треть. Похоже, последнее, что тот сделал — прикрыл Тима собой. Чертов изоморф-извращенец. И на какую часть ошметков у них принято посмертные ордены лепить?
Тим всмотрелся, пытаясь уловить хоть какое-то движение в груде плоти. Ничего. Теперь им торопиться некуда. Останки, как и в прошлые разы, отлежатся, а там глядишь, и вылупят пару молоденьких листочков. Обстановка для возрождения к новой жизни весьма располагала: просторный подземный зал выглядел впечатляюще. Исчезли омерзительные фиолетовые жилы. Песочная долина грела нежно золотистым цветом, над головой грудились голубые пузыри сводов с гигантскими гипсовыми люстрами. Там, где стены спускались к поверхности, разрастались юбки будто бы древесных грибов с желто-черной плиссировкой породы. Полусифон, из которого их, по-видимому, и вынесло, открывал темную гортань и выбрасывал на песок короткий язык голубовато-медной воды. Инстинктивно хотелось от нее отползти, хотя выглядела она вполне мирной. Готовой охладить и утолить жажду.
Интересно, что плен в Стенах Флаа никогда не вызывал у Чаги воспоминаний о подземных пещерах Марса. На Земле Тим под горы не лазил, а дома под камни — очень даже. Там можно было получить отменное удовольствие — зажигать с приятелями на гидробобслее. Четыре часа мчаться по уходящей в глубину плите, градусов в сорок наклона. Покатушки с орбитальных горок, конечно, тоже круто, но слишком похоже на прыжки из космоса в силовухе. Другое дело — подземные сани на чешуйчатых крыльях с антипарусами. Скользят по смоченной поверхности и даже парят за счет гидроудара.
В последний памятный раз они с Валькой накатались по полной. Тот гнал впереди. И стоило обогнуть очередную километровую опору, как победно задирал худосочные грабли, Не велика лихость, когда все щели утыканы датчиками безопасности. Но друг всегда любил хвастаться выдуманными победами, выдвигал челюсть этак вперед, на манер древнего полководца. Типа крутой.
Тогда вместо того, чтобы вернуться после часовой гонки, они притормозили перекусить. С собой жратвы не захватили, но в слоистых осадочных пещерах Марса она и не нужна. Там на каменных опорах, на их верхних и нижних блинах, росли укореоты. Тим подцепил край укореота и отломил, вспомнил, как бородатый, похожий на унылую грушу, учитель биологии объяснял, что укореоты — это нечто среднее между мицелием грибов и одноклеточными растениями типа хлорофиллы. Аппетит сразу пропал, и Тим без особого интереса наблюдал, как Валька хрумкал эту бурую с белой начинкой штукатурку. Не зная, чем себя занять, как выплеснуть распирающую после покатушек энергию, от душа саданул по заросшему укоротом столбу. Ох, как он замигал тогда. Световая реакция фотосинтеза смотрелась не хуже домашних фейерверков. А потом отодрал еще кусок и кинул ненасытному Вальке. Тот ржал с набитым ртом и тыкал пальцев вверх: мегалоцептер неспешно полз по верхней плите, вращал глазками, но фиг достанешь. И не стоит, на гидробослей в следующий раз не пустят. Не дождешься водяной струи, если выяснится, что потревожил представителя фауны. А до зуда хотелось потискать многоглазика. Прошлось вцепиться зубами в укореот. Вообще-то вкуснейшая штука, кисло-сладкая, сочная. Укореоты прокармливали целую экологическую цепь между марсианских подземных плит.
В ту поездку они с Валькой довыпендривались. С разгона запрыгнули в дыру на нижний уровень. А там ни воды, ни силовых маркеров. Покататься не выйдет и выбраться по-быстрому тоже. Нашли их не скоро. А как вернулся, мама от души влепила затрещину. Хорошо, что страшные подземные твари на лето выбирались на поверхность, а то парочке ядовитых гадин они с Валькой вполне бы могли попасться на зубок. Тим хорошо помнил, как обиделся из-за материнской оплеухи. Не знала же, что они специально полезли в дыру, значит, должна была обнимать, жалеть, окружать заботой.
Это было лето как раз перед его одиночным зимним походом.
Электронная система пискнула и сообщила, что остался час до полного восстановления функциональности. Порекомендовала сохранять неподвижность. Тим вытянулся напротив останков Ирта. Уперся глазами в квадрат погонов на нагрудном кармане, без звания и имени, зато с вылезшими из глубины кривыми колючками. Все у чудища не так как у людей. С такой формой только в безымянную могилу ложиться. Теперь они вдвоем вполне там поместятся. Если ядовитая волна не хлынет на бережок и не растворит обоих без остатка.
— Если надеешься, что моя очередь тебя спасать, то обломишься, — Тим скосил глаза на торчащую снизу ветвь. — Впрочем, я смотрю и так обломился.
Он вздохнул, устраиваясь удобнее.
— Для спасения нужны технические возможности, а они отсутствуют. Сам уперся и не дал взять в Стены полноценного репаранта-спасателя. Там бы и гелиевый кокон, и капсула-транспортировка в комплекте. Нет, идиот, заладил про священное место, набившую оскомину трансформацию и ограниченное наблюдение. Вот и наблюдай ограниченно на бережке. Колючками наружу. Трансформируйся. Я половичком вокруг тебя не обернусь. Хотя…
Кривые колючки на обломке грудины выглядели вполне себе живыми. Сочно зелеными, с яркими багровыми вершинками, в отличие от остальной бурой массы. Если их выдернуть, сунуть под скафандр, а вернувшись домой, воткнуть в оранжерею и удобрить, можно будет развести меленьких изоморфиков.
— Что ты скажешь про жизнь в оранжерее или на подоконнике? У матушки на Марсе был такой нежно розовый глянцевый горшок с двумя сколами на горловине и одной длинной трещиной почти до донышка. Она в нем держала розы. Одуряюще пахнущий куст. Побывал на балконах всех наших квартир. Тебе к лицу этот горшок. То есть, прости, лица уже нет, но и ствол смотрелся бы в знем ничего так. Есть еще другой вариант. У первых колонизаторов Марса была традиция: в урну с прахом погибшего садить росток дерева. Плодоносящего, правда. Могу и тебе такие почести отдать. Сбежать не дам, не надейся. Прикрою силовой крышкой, чтоб слишком не разрастался. Буду подрезать, формировать крону, называть «мой дружочек». Время от времени удобрять и выставлять на солнышко. Как тебе такое совместное будущее?
Комок бурой плоти никаких возражений не высказывал, и Тим удовлетворенно кивнул, признавая, что в таком состоянии с Иртом вполне можно иметь дело.
— Может в домашнем горшке у тебя и вид будет мирный. Станешь ласково улыбаться по утрам, вытягивать ветви к свету. Хотя твоей доброте ни под каким соусом доверять не стоит. Кстати, в прошлый раз не успел тебе дорассказать о своем провальном зимнем походе? Поучительная, знаешь, история. Про доверие там, недоверие, дружбу и подростковую тупость и трусость. Наверное, это единственное из моей юности, что лучше бы не случалось вовсе. Хотя убегал я тогда в зиму полным самых радужных надежд.
Их совместная и Иртом экспедиция, похоже, приобрела традицию: посиделки с откровенными историями. Впрочем, почему бы и нет. Деревья испокон веков молчаливые свидетели человеческих драм и трагикомедий.
— История закончилась на том, как я сбежал от родителей, а потом и от развлекающихся на берегу одноклассников. Признаться, прыгать в баунсерах над бурной осенней рекой — просто кайф, но после праздника «Поющей рыбы» лучше его не растягивать. Не зря в Кариополисе все авиетки держали на низком старте — успеть покинуть зимние квартиры до обратного удара. И я, пробежав по руслу километров пять, нырнул в лес, чтобы успеть сделать укрытие. От тебя только и слышишь: Пояс Холода то, Пояс Холода сё… А разве у вас здесь холод, разве зима? Даже для теплолюбивых землян на Орфорте вполне комфортная температура, а уж марсиане и босиком могут ходить по таким зимним полям.
