— Сочувствую горю твоему, любил я отца твоего, братом считал... — он зачем-то дернул себя за вислый ус. — Извели все-таки московские. Видишь, как подгадали, иуды. Что думаешь? Ежели правеж чинить удумаешь, я на твоей стороне...

И колюче стрельнул взглядом на меня, проверяя, как я отреагирую.

По первому впечатлению Свидригайло полностью походил на характеристику данную отцом Шемяки: по-звериному хитрый, жадный до власти и маниакально жестокий ко всем, кто вздумал не то, что перечить, а даже просто проявить самостоятельность.

Маленький, весь какой-то встопорщенный, похожий на неоперившегося орленка, на первый взгляд князь не производил особого впечатления, но умные и злые глаза подсказывали, что воли и ума этому человеку не занимать.

Я сразу понял, что он очень умело подводит меня к ссоре с Василием Московским, но ничуть не удивился тому. Ничего личного: главный принцип сейчас: разделяй и властвуй, зазеваешься — сразу разделят тебя.

И решил ему слегка подыграть.

— Без правежа не обойдется. Но прежде решим с твоими ворогами, а уже потом вместе за московских возьмемся...

— Дело говоришь! — литвин одобрительно закивал и еще раз обнял меня. — Московские злыдни, только и ждут, чтобы уязвить. Думаешь ты нужен им? Но о том позже...

Я передал ему письмо от отца, а следом приказал подать личную печать Ягайлы вместе с его личным стягом.

— Господь мне свидетель, не хотел я, чтобы так решилось. Скорблю вместе с тобой. Прими...

Князь поморщился:

— Пустое. Давно братом его не считал. Все правильно ты сделал. Много пользы принес. Едем...

По ходу движения Свидригайло представил свою свиту, всех этих Бельских, Стародубцевых и прочих, но я обратил внимание всего лишь на одного — князя Сигизмунда Корибутовича.

Про него я уже знал многое от Василия Московского. Очень интересный персонаж — сын Новгород-Северского князя, лидер гуситов, был один из главных претендентов на престол Чехии, храбр, умен, инициативен и прочая, и прочая. А еще он мне глянулся своим открытым лицом и ясными глазами, в которых не прослеживалось фальши, как у остальных бояр.

— Здрав буди, княже! — тот крепко обнял меня и открыто, с симпатией улыбнулся. — Наслышан, знатно полякам кунтуши порвал!

— И тебе княже! — я подметил, что Свидригайло ревниво покосился на Корибутовича и шепнул тому. — Поговорим еще, есть что обсудить...

Без ложки дегтя тоже не обошлось, вятский воевода Минай, главный воевода основного пешего войска, уже прибывший в Витебск, сразу вывалил на меня кучу проблем.

— Неладно творится княже, люди ропщут... — бухтел он, вполголоса перемежая речь отборным матерком. — Пришли за хабаром, а где он? Мало того, этот хер литвинский... — он неприязненно покосился на Свидригайло, — все норовил своих бояр над нами поставить, да погнать на рубежи Жигимонтовы. А как я послал его, мол у меня свой князь, хлебный запас перестал присылать, перебивались с зернинки на зернинку, что с собой взяли, но токмо узнал, что ты Ягайлу побил, враз возы с мукой и хлебом пригнал. Скользкий, аки налим, ястри яго в пячонку...

— Терпи пока... — я скрипнул от злости зубами. — Решу все. Сегодня выдам тебе злата, сам у менял на серебро сменяешь, да выдашь ратникам по своему разумению. А там придумаем что-нить...

В Витебск въехали с Свидригайлой рядом, конь о конь.

Прием устроили восторженный, чему способствовало угощение горожанам выставленное князем, в честь победы над поляками.

— Братскую любовь отринув и уподобившись гордыне оный Ягеллон, за что Господом и попран был... — кричали глашатаи на площадях и торжищах.

Народ восторженно соглашался, что особо и неудивительно. Здесь проживали в подавляющем большинстве православные, которые, католиков, мягко говоря, не приветствовали.

А еще, людишки в основном славили меня.

— Слав буди, княже русский!

— Ай, славный молодец, защита православных!

— Гляньте, гляньте, каков, нам бы такого князя!

— Держи кафолика, вона побежал...

— Чаво, бей жидовина, оные с латинянами заодно...

— Славься, славься, во веки веков, витязь русский...

По кислой морде Свидригайло было видно, что он все это прекрасно понимал. А я понимал, что пока он ничего сделать не может, но все это рано или поздно выльется в беду, потому что литвин конкурентов терпеть не будет.

Под постой выделили шикарные хоромы, а на вечер зазвали пировать.

Зарка выгнала всех приставленных к нам слуг, нарядила вместо них отроков из рынд и уже в баньке категорично заявила:

— Как в кубле змеином! Жди беды!

А потом всхлипнула, прильнула ко мне и с надрывом заявила.

— Зачала я от тебя, оттого боюсь. Кому мы без тебя нужны будем?

— Етить... — я прижал ее к себе. — Рано хоронишь! Мы еще побарахтаемся. А за сына...

— Сын, сын!!! — быстро закивала аланка. — Я чую, сын будет!

— Да хоть девка! — я от избытка чувств расхохотался. — Все равно моя!

— Люб ты мне...

— А ты мне! Знай, не предам.

Когда вышел из бани, оказалось, что меня уже ждал Свидригайло. Он прогнал всех сопровождающих, закрыл дверь в горенке и сам разлил по кубкам мед.

— Княже?

— Что дальше? — Свидригайло тяжело уставился на меня.

— Дальше, побьем Жигимонта, — спокойно ответил я. — И чем раньше, тем лучше. Надо готовить рать на раннюю весну, пока поляки в себя не пришли. А ты сядешь на великое княжение на Литве.

— Это понятно... — литвин вскочил и зашагал по горенке. — Скажи, с кем ты, с Москвой или со мной? Сам понимаешь, Москва больше твоя, чем Васькина. А я поддержу! Как тебе?

Помедлил и спокойно ответил:

— Я за себя. Но сейчас, когда извели моего отца, мне ближе ты.

Соврал конечно, потому что понимал — литвинский хитрован с ходу затеял интриговать против Москвы, а мне с ним ссориться сейчас было не с руки.

Князь нервно дернул скулой в упор выпалил:

— Отдам тебе Смоленск и Полоцк, в отца место клятву мне дашь?

«в отца место» — тип вассальной присяги в средневековой Руси. Буквально: посчитать за отца, то есть, полное подчинение.

Вот тут я слегка ошалел. Дать присягу Свидригайле — косвенное нарушение обязательств перед Василием. Откажусь — настрою против себя чертового литвина. С другой стороны — законно получаю русские уделы и совершенно спокойно могу проводить подготовку к их ассимиляции с остальной Русью. Ведь задача максимум не только побить Жигимонта. Что до вассальной присяги — Свидригайло не вечный. Рискнуть?

Я помолчал, а потом резко выдал:

— Дам! А еще, отдашь мне Чернигов, Киев и Мстиславль!

— Заберешь, твои будут! — Свидригайло махнул сжатым кулаком. — Но помни, только в отца место!

Я кивнул.

— Помню.

Вот так, вдобавок ко всему, я стал князем Смоленским и Полоцким...

Ипатий шел переди процессии подняв высоко в руках свой крест.

— Господи, Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли, яко взяться великолепие Твое превыше небе-еес...

Его чудовищный рык летел гулким эхом над Смоленском.

Толпы народу, простолюдины, купцы и бояре, женщины, дети и старики, стояли вдоль главной улицы на коленях и тихо молились, почти все плакали. В Полоцке меня принимали на удивление радушно, но Смоленск... здесь словно сошедшего с небес Иисуса.

Вот честно, не ожидал такого. Да понимаю, что настрадались православные от католического ига, да, я прямой, хотя и дальний потомок смоленской княжеской ветви, но, чтобы так принимали?

Ипатий на мгновение прервался, повисла в тишина, которую вдруг пронзил звенящий девичий голосок:

— Наш, ведь, наш князюшка!!! Сердцем чую, наш! Господи спаси и сохрани!!!

Прямо под ноги моего жеребца вдруг выскочила тоненькая девушка в нарядном летнике и крепко вцепилась в мою ногу в стремени.

Думал жеребец, прозванный Зверем, за дикий норов, стопчет, но тот резко остановился, словно что-то почувствовал.