— Писатель.

— Да ну...

— Ну, так-то по профессии военный, да юрист, в свое время в уголовном розыске работал, а на момент того как — истинно глаголю — писатель. Творил в жанре попаданчества, знаешь...

— Знаю, знаю! — закивал Василий. — Токмо не читал подобного, но слышал. Так тебе все козыря?

— Балалайка, а не козыря. Знаю много, но сугубый теоретик, хотя не во всем...

Ближники уже беспокоиться начали, а мы никак не могли наговорится, да чудным образом сошлись во всем по намерениям. Выходит, зря я беспокоился. Собрат оказался нормальным мужиком: волевым, умным и пытливым и, главное, умеющим ладить с людьми, с правильными амбициями.

Мало по малу, разговор опять перешел к насущному.

— Понимаю, что ты на Литве задумал, нужное и важное дело. Татар стравить, да христиан против кафоликов поддержать. Помогу, жилы порву, а сделаю. Но легко сказать, тяжело сладить. Войско я соберу, но мало собрать, надо прокормить да снарядить. Знаешь сколько в день прожирает две сотни здоровых мужиков? К слову, меня княжить позвали на Вятку, там тоже навербую тамошних архаровцев...

Василий явно насторожился, видимо пока не знал об этом, но я его сразу успокоил.

— Не переживай, Вятка против тебя не пойдет, слово даю, мало того, со временем вольется в Великую Империю.

— Империю? — Василий улыбнулся. — Хорошо звучит, мне нравится.

— А то! Так вот, не требую, но помочь придется; чем сможешь: деньгой, провиантом али снарягой, а еще будет неплохо, если охотников со мной отпустишь. Думаю, среди твоих младших боярских сынов, немало желающих сыщется — добро да славу обрести. Буду собирать со всех что смогу, с Новгорода, с Вятки, с тебя тоже, уж не обессудь. К слову, а ты знаешь, что я по матери внук последнего смоленского князя?

— Заберешь смоленское княжество — твое будет! — снова улыбнулся собрат по попаданию. — Ситуация удобная, сам понимаешь.

— Не мое, а наше будет. А Кострому мне оставишь?

— А ты часом не охренел? — хмыкнул Василий.

— Мне же надо как-то пред своими за мир с тобой оправдаться? Васька брат уже ногами в истерике сучит, дебил эдакий. Доход с нее исправно будешь получать, не во владение, а на кормление прошу, просто я там контакты с купцами навел — может интересно получиться. Ямчуг с персиян, нефть та же, сера сравнительно рядом. Ты же говорил про промыслы? Вот своим примером и покажем. А в качестве жеста доброй воли выдам тебе секрет греческого огня.

— Тот, которым под Константинополем флот Ярослава греки пожгли? Или Олега? Увы, не помню. Так секрет этот вроде потерян?

— Я его уже нашел заново. Сущая вундервафля! Сам охренел, когда получилось. Завтра покажу. Взял с собой на всякий случай.

— Над Костромой подумаю, так к чему мы придем по итогу? Двоевластие?

— Рановато пока, но почему бы и нет? Хотя я за троном не гонюсь.

— Я бы и сам его спихнул бы по случаю, — пожаловался Василий. — Нудное и муторное дело...

Разговаривали долго, а потом побратались прилюдно — обменялись крестами.

Очень важный шаг по нынешним временам, порушить крестовое братство грех неотмолимый, смертный. Даже наши ближники смотревшие друг на друга волком отмякли.

А дальше махнули проведать его матушку в монастырь, а заодно пощупать на крепость ее дворовых девок.

А до того, как дело до баб дошло, все говорили и говорили.

Ну что могу сказать: скопом и батьку бить сподручней.

Так что Империи быть!

Ну... во всяком случае мы постараемся.

После встречи с коллегой по попаданию я себя долго материл последними словами.

Да, докончание, то бишь мирный договор, вышел на загляденье, галичские мало того, что ничего не потеряли, совсем наоборот даже немало приобрели.

Но все дело в том, что я очень сильно сомневался и сомневаюсь в своих полководческих талантах. Да, мои герои в книгах превозмогают, проявляют чудеса храбрости, стратегии с тактикой и бьют супостата в хвост и гриву, но я-то сам в оных стратегиях и тактиках полный ноль. Одно дело писать, а совсем другое рулить войском на поле боя. А чудеса храбрости проявлять как-то не очень хочется.

Но сдавать назад уже было поздно. Подумал-подумал и решил обзавестись толковым воеводой, потому что из меня самого воевода как из козьей жопы дудка.

Вопрос куда ехать после встречи не стоял: маршрут я себе наметил исходя из логической целесообразности.

Первым делом к отцу, в Звенигород. Встречаться с батей после отправки на тот свет боярина Морозова особо не улыбается, но опять же, деваться некуда. Никто мне не давал право подписывать докончание с Василием от имени семьи, теперь придется объясняться. К счастью, как уже говорил, докончание подписано очень выгодное для галичских и отец как человек здравомыслящий должен все принять. Хотя, один Господь его знает, как он среагирует. Но попробую убедить, а заодно попрошу благословения на ратный подвиг, черт бы его побрал и выпрошу хотя бы сотню оружных людишек.

Дальше в Вятку, садиться на княжение и тоже выпрашивать ратников. Там вообще непонятно, как все получится, может так случится, что нахрен сразу выпнут. Оно им надо? Хотя, с другой стороны, вятские не дураки, должны сообразить, что успехи в Литовском княжестве им тоже очень выгодны. А чтобы потрафить вятским, в докончание с Василием Московским мы включили один пунктик, исходя из которого при участии в войне они получали некоторые преференции.

А дальше... дальше мне прямая дорога в Новгород, с той же задачей — склонить новгородцев к участию в экспедиции. И эта задачка совсем не легкая, в Новгороде очень сильно лобби Литовского княжества — могут попросту послать нахрен, осложнения с важным торговым партнером им совсем не нужны.

В общем, начать и закончить.

В Звенигород помчался прямо из Ростова, только отписал в Кострому.

Перед прибытием схитрил, вперед послал гонца: мол, так и так, возвращается блудный сын с покорностью, желает приобщиться к родительским пенатам. Рассчитывал, что, если отец еще гневается, просто передадут в ответ: иди нахрен. Всеж легче и понятней станет.

Но не послали. Гонец привез грамотку с единственным словом писаным самим отцом: «приезжай».

Выдохнул, перекрестился и приехал.

Звать к отцу не спешили, остановился у себя. А первой очень ожидаемо дернули Зарку. Отец к ней благоволит, вот и решил все выведать, прежде чем со мной встречаться.

— Все будет хорошо, — аланка погладила меня по щеке. — Отец твой умный человек, должен понять, что ты сделал больше чем сделал бы он сам.

— Иди уже... — нарочито грубо буркнул я.

— Злой ты, — так же нарочито вздохнула аманатка и ушла.

Но меня позвали еще до того, как она вернулась. Отец встретил по-домашнему, в татарском халате, скуфейке и в войлочных обрезанных валенках, сидел за столом у себя в горнице, сам, без бояр.

Окинул тяжелым взглядом, усмехнулся и проскрипел:

— Слышал, что ты докончание с Васькой подписал?

Я поклонился:

— Подписал, батюшка, но не своим почином, а твоим велением.

— А я тебе то веление давал? — крякнул Юрий Дмитриевич.

У меня прямо мурашки по спине побежали, но ответить не успел.

— Грамоту давай...

Я передал футляр.

Отец нетерпеливо оборвал завязки и принялся читать. По мере чтения, его лицо так и оставалось непроницаемо каменным, только раз удивленно вздернул бровь. А когда закончил, отбросил договор и снова уставился на меня.

Молчал не меньше минуты, а потом резко, с явной подозрительностью в голосе поинтересовался:

— Ну и как ты такое устроил, вьюнош?

— Так сладилось, — тихо ответил я. — На себя взял поход к Свидригайле, твоему побратиму. Помочь надо, защитить святую веру против кафоликов.

— Поход? А со мной посоветоваться не мог? — громыхнул князь и принялся меня распекать, орал минут пять, потом угомонился и недовольно буркнул: — Садись... рассказывай.