Я не вмешивался, война имеет свои законы, только отдал распоряжение сгружать трофейное оружие и снаряжение в одну кучу, чтобы потом отобрали самое справное.

У шатра воеводы Сигизмунда к ногам моего коня бросили длинное окровавленное тело в богатом бахтерце и подранном красном плаще.

— Ивашка Монивид... — горделиво сообщил Федька Пестрый. — Воевода Жигимонтов! Уходить пытался со своими, сам его срубил...

Я глянул на труп, а потом перевел взгляд на Пестрого.

— Княже... — тот немного смутился.

— Гонцы дошли к тебе?

— Дошли, княже! — быстро кивнул московит. — Токмо...

— Что?

Он еще больше смутился и через силу выдавил из себя.

— Токмо назад не посылал их, ибо боялся, что перехватят и выдам себя.

— А как я должен был понять, что они дошли к тебе?

Федька потупился, склонил башку и промямлил:

— Прости, княже за своеволие...

Я меня прямо рука зачесалась, так хотелось садануть его по морде. Но сдержался, только кивнул, поворотил коня к Изяславу Шило и, чтобы уязвить московита, нарочито тепло поприветствовал воеводу.

— Друже, рад видеть тебя в здравии!!! Но, как успел? Знаю, Ивашка послал на тебя свою конную рать.

— Дык... — Шило пожал плечами. — Тако случилось, княже. Запутал литвинов, загнал в топи, вот и сподобился к тебе, почуял что подмогнуть надобно...

Я его притянул к себе и обнял, а потом, выбрав время, шепнул Пестрому.

— Будешь своевольничать, не посмотрю, что ближник брата моего. Понял? А так... так ладно сработал. Замолвлю слово пред Василием...

Федька расплылся в счастливой улыбке.

Дальше пришло время допроса пленных, подсчета трофеев и своих потерь.

Выходило, что мы потеряли всего лишь три с половиной десятка убитыми и три раза по столько ранеными. Даже учитывая, что половина раненых не выживет к утру, получалось что победа досталась неожиданно легкой ценой. Практически даром. Тевтонцы потеряли примерно столько же, но это общим счетом: и убитыми и раненными.

А вот литвинов только убитых насчитали около тысячи, да пленных около пяти сотен, то есть, фактически все войско Сигизмунда перестало существовать. Что до добычи — фураж, провизию и остальное пока считали, но уже было ясно, что трофеи нам достались просто гигантские.

А еще среди пленных и убитых оказалось неожиданно много поляков.

По приказу предо мной поставили одного из них, раздетого до одного исподнего длинного и голенастого парня, с заплывшей багровой опухолью правой стороной лица.

— Назовись...

— А ты есть кто? — задиристо прошипел поляк, яростно тараща на меня уцелевший глаз.

Ему тут же сунули древком копья по башке и снова вздернули на ноги.

— Ну?

Парень презрительно сплюнул.

— Войцех из Жупранов, пся крев...

Я жестом приказал его убрать, потому что меня просто распирало своей рукой прикончить гонористого ляха. Ну не люблю я пшеков, хотя прекрасно понимаю, что процент ублюдков и мудаков среди них вряд ли больше чем в остальных нациях.

— Мерзкие люди! — убежденно заявил комтур. — Они подобны зверью, питающемуся падалью. Погрязли в богопротивном тщеславии и грехах! Вот наши истинные враги! И войны не закончатся, пока есть на земле их страна! От них все беды!

— Вы правы... — Я согласно кивнул, отдал кое-какие распоряжения и потащился глянуть на пленных, согнанных в один гурт.

Постоял, посмотрел и тихо поинтересовался:

— Православные есть? Кто есть — выходите вперед.

Вопрос тут же громогласно озвучили, подкрепляя для пущего разумения тумаками.

Вышло немного, всего человек двадцать пять — тридцать из несколько сотен всего полона.

— Мы за веру православную бьемся, а вы за что?

Пленные молчали, понуро повесив головы.

— Али вам ладно, что кафолики веру истинную ущемляют?

— Прости княже, — пленные ратники недружно попадали на колени. — Неладно нам, супротив воли погнали...

— Супротив воли? Ну-ну. А ко мне пойдете?

Ответ не заставил себя ждать.

— Пойдем!!!

— Целуйте крест!

Вот так и образовалось случайное пополнение. Мало, но хоть что-то.

Вернувшись в шатер, я приказал привести к себе Ипатия, чтобы обласкать за героический порыв.

Приказ тут же выполнили, но «человека духовного звания» явили мне только в виде бесчувственного тела.

— Прости княже, — десятник пожал плечами. — Успел упиться, ирод. Когда — неведомо, нашли в санях. Эй, человече... — он потряс бородача. — Князь спрашивает...

— Изыди! — буркнул Ипатий, дернул ногой и могуче всхрапнул.

Я не сдержался и заржал.

Очень скоро стало ясно, что ближайший город Вилькомир остался практически без защиты.

Туда мы и направились...

Глава 16

На поле битвы я оставил всех раненых и с ними примерно треть своей рати, на тот случай, если недобитые литвины решат взять реванш, а сам еще ночью погнал к Вилькомиру.

Никаких надежд на то, что город получится взять с налета не было, но, черт побери, как очень скоро выяснилось — Вилькомир к обороне готов не был!

Городские ворота были открыты, прямо сейчас через них проходил большой обоз, вместе с толпой жителей, до которых, видимо, уже дошла весть, что рать побили. Или они просто решили пересидеть смутное время для пущего бережения, что более вероятно. Сейчас народ пуганный, старается даже на холодную воду дуть.

Я с командным составом наблюдал за этой картинкой с холма неподалеку, а остальные ратники сосредоточились в леске.

— Етить, королобые... — восхитился беспечностью защитников города Пестрый и с намеком посмотрел на меня. — Княже? На изгон?

— Надо спешить! — резко бросил комтур. — Если они успеют закрыть ворота — город мы не возьмем.

Тевтонец был прав, шансов взять город осадой у нас практически не было: стены хоть ветхие и деревянные, все равно пришлось бы ломать осадными орудиями. Орудиями, которых у нас нет, а строить их долго. Опять же, Сигизмунд очень быстро спохватится и вместе с поляками обрушится на нас.

— Тогда вперед, захватите ворота изгоном и держите пока не зайдут все. Отбери самых быстрых, сотни ратников хватит. Остальные подоспеют второй очередью.

— Я с братьями пойду вместе с вашими в первых рядах, — поспешил заявить комтур и добавил уже тише, лично для меня. — Под этим проклятым городом погиб мой дед, но тогда Орден так и не взял его.

Возражать я не стал, личные мотивы ничем не хуже других. Пусть мстит за деда сколько влезет, лишь бы польза была.

Вакула вскинулся.

— Дозволь, княже! Не страчу, ей-ей! Отпусти!

Чувствовалось, что стремянному очень хотелось отличится.

Но ему отказал, правда с тактом и разумением, без урона гордыне.

— Твое дело рядом обретаться, мне твоя голова нужна, а не сабля...

Вакула очень ожидаемо просиял и заткнулся.

Федор и немцы быстро спустились с холма к лошадям, а я остался с Изяславом и ближниками на месте — смысла переть в Вилькомир всеми силами не было — подъездная дорога узкая, да и сами ворота шириной не отличаются.

— А как же я? — Зарина состроила печальную рожицу. — А меня с ними пустишь? — но поймав мой взгляд, тут же пожала плечами: мол, нет так нет.

Сверху было хорошо видно, как отряд Федора, в котором мелькали белые плащи тевтонцев, проскочил оврагами к городу, а потом разом выметнулся на дорогу, перестроился в колонну и помчал к Вилькомиру.

Возле ворот все шло своим чередом, почему-то стража не всполошилась и продолжала пропускать крестьян с пожитками.

Я даже подумал, что они приняли приближающихся всадников за своих — что вполне вероятно, потому что по внешнему виду мои ничем не отличались от рати княжества Литовского. Такие же щиты, шлемы, сбруя лошадей и все остальное.

Ратники перешли на карьер, расстояние до города быстро сокращалось. Бредущие по дороге крестьяне разбегались врассыпную, чтобы не попасть под копыта.