Обычно армия не принимала участия в сборе налогов[790]. Однако нам известны исключения из данного правила. Материалы из архива Флавия Абиннея, командира алы в Дионисиаде, показывают, что в императорских доменах правительство могло использовать солдат для этой цели (Р. Abin., З)[791]. Другим подобным документом является указ Феодосия I от 386 г., который позволяет префекту Египта мобилизовать для сбора налогов militares possessores (castrenses milites), обязанных государству военной службой (CTh, I, 14, 1).

Весьма злободневной проблемой, решение которой было возложено на армию, являлась борьба с разбойниками. Количество разбойников в эпоху Поздней империи в некоторых провинциях возросло до размеров прежде неизвестных. Либаний говорит, что в пещерах прилегавших к Антиохии гор находится большое количество хорошо вооруженных разбойничьих отрядов (Lib., Or., XLVI, 8). Эти банды ночью и днем нападали на купцов и богатых рабовладельцев (Lib., Or., XX, 26; L, 26). Из-за частых нападений разбойников дороги сделались небезопасными. Либаний даже утверждает, что движение на дорогах прекратилось, а разбойников называет «господами всех купцов» (Lib., Or., XLVIII, 35; L, 26).

При Валенте особую известность приобрели разбойники маратокупрены — жители одноименного селения, расположенного в Сирии близ г. Апамея. Под видом купцов и высокопоставленных офицеров они разъезжали повсюду, нападая на богатые дома, виллы и города (Amm., XXVIII, 2, 11–13). Вплоть до 368 г. не прекращались грабежи исавров, причинявших большой вред городам и селениям Памфилии и Киликии (Amm., XXVII, 9, 6).

Похожая ситуация сложилась в западных провинциях, особенно в Галлии. Здесь, по словам Аммиана, «наглый разбой все усиливался на всеобщую погибель; особенно стали опасны большие дороги, и все, что обещало какую-нибудь поживу, расхищалось самым дерзким образом» (Аmm., XXVIII, 2, 10; пер. А. Ю. Кулаковского и А. И. Сонни). Жертвой разбойников сделался даже родственник императора — трибун императорской конюшни Константин, которого захватили из засады, а потом убили (Amm., XXVIII, 2, 10). При случае грабежами промышляли варвары (леты), в большом количестве поселенные на территории империи. Наряду с бандами разбойников, действовавшими на суше, на море хозяйничали пиратские флотилии, нападавшие на купеческие суда и препятствовавшие таким образом развитию морской торговли. Либаний с горечью говорит, что разбойники «не щадят ни земли, ни моря» (Lib., Or., XXV, 40).

Для борьбы с этим врагом правительство постоянно привлекало армию. Чтобы обезопасить движение на главных дорогах, во второй половине IV в. на некотором расстоянии друг от друга были возведены укрепленные посты, в которых находились отряды солдат (stationarii). Stationarii должны были также поддерживать порядок в деревнях, однако на деле они часто занимались тем, что притесняли и обирали крестьян[792]. Против крупных разбойничьих банд правительство вело самую настоящую войну, опираясь на армию. Так произошло с маратокупренами, которые были перебиты все до единого, включая женщин и детей, а селение их стерто с лица земли (Аmm., XXVIII, 2, 14).

Кроме борьбы с разбойниками армия должна была подавлять антиправительственные восстания среди местного населения. В отличие от эпохи принципата, когда восстания имели яркую антиримскую направленность, а целью повстанцев было обретение независимости, в IV столетии выступления местного населения утратили сепаратистские черты. Провинциалы выражали недовольство правящим режимом тем, что выдвигали своего кандидата на императорский трон. Характерно, что армия часто сама была источником возмущений и беспорядков, поскольку солдаты беззастенчиво грабили и притесняли гражданское население. Такие случаи происходили везде, где останавливались на постой войска. Это явление приобрело такой размах, что императоры Констанций II и Констант особыми статьями запретили не только рядовым солдатам, но и комитам, трибунам и препозитам под страхом телесного наказания требовать на постое у хозяев масло, древесину и подушки (CTh, VII, 9, 2). Императоры Валентиниан I и Валент в своем приказе магистру конницы Иовию писали, чтобы он наказывал тех солдат, которые не знают меры в обманах и грабежах (CTh, VIII, 1, 10).

Впрочем, подобные указы не приводили к желанным результатам, поскольку перед глазами солдат были живые примеры поведения их собственных командиров, причем самого высокого ранга. Аммиан сообщает, что префект претория Музониан вместе с магистром конницы Проспером грабили собственное население (Аmm., XV, 13, 4). Такие действия военных еще больше обостряли положение дел в провинциях, являясь причинами возмущений и восстаний местного населения (Аmm., XXXI, 9, 1). Аммиан, говоря о Фирме, отмечает, что тот поднял восстание мавров, не будучи в состоянии выносить грабежей и высокомерия военных чинов (Аmm., XXX, 7, 10).

Солдаты провинциальных войск, ощущавшие себя сплоченным «коллективом граждан», очень часто и сами становились инициаторами военных мятежей[793]. Примером этого явления могут служить восстания галльских и иллирийских войск, провозгласивших императором Магненция (350 г.), восстание галльских войск, в результате которого к власти пришел Юлиан (361 г.), восстание фракийских легионов, выдвинувших в качестве кандидата на трон Прокопия (367 г.), восстание войск африканского гарнизона, поддержавших Фирма (372 г.), и, наконец, восстание британской армии под руководством Магна Максима (383 г.).

Подготовка военной кампании. Военные действия в IV столетии носили, как правило, сезонный характер. Однако нередки были также и случаи, когда римлянам, отражая атаки неприятеля, приходилось действовать в самый разгар зимы. В холодное время солдаты обычно находились на зимних квартирах (hiberna, stationes или sedes hibemae) (Amm., XIV, 1, 1; 11; 15; XV, 2, 1; XVI, 3, 3; XVII, 2, 1; 2; 4; 8; XVIII, 1, 1; XX, 10; 4, 9; XXI, 9, 5; XXIII, 2, 5; XVII, 10, 16), которые могли быть расположены в городах или фортах[794] либо представлять собой традиционные военные лагеря. Размещение солдат в разных городах имело целью прежде всего облегчить их снабжение продовольствием (Amm., XVI, 4, 1).

Запланированный поход начинался в начале весны, но в некоторых регионах приходилось ждать до середины лета. Так, например, в Галлии началом кампании считался июль, поскольку именно к этому времени в Аквитании собирали урожай хлеба и подвозили его военным (Amm., XIV, 10, 2; XVII, 8, 1). Раньше июля сделать это было невозможно: в начале весны в этой провинции шли частые дожди, из-за чего поднимался уровень воды в реках (Amm., XIV, 10, 1–3). На склады городов, располагавшихся в прирейнской области, провиант поступал из Британии (Amm., XVIII, 2, 3).

Население империи облагалось особым налогом, состоявшим в натуральных поставках (annona)[795]. За заготовки провианта для армии отвечал префект претория (Amm., XIV, 10, 4; XVIII, 2, 4; XX, 4, 6; 8, 20). Продовольствие, предназначавшееся для солдат, которые несли постоянную военную службу на каком-либо конкретном участке границы, хранилось на специальных складах в укрепленных городах. Аммиан называет семь городов на рейнской границе, в которых находились продовольственные склады. Это Лагерь Геркулеса, Квадрибургий, Трицензимы, Новезий, Бонна, Антеннак и Бингион (Amm., XVIII, 2, 4)[796].

Каждый солдат, отправляясь в поход, брал с собой запас продовольствия на 17 дней (Amm., XVII, 9, 2)[797]. Провиант, палатки и другую поклажу (sarcina) везли на вьючных животных — sarcinalia iumenta (Amm., XXIX, 4, 5). Согласно утверждению автора жизнеописания Аврелиана, на одну центурию полагался один мул. Однако здесь, по всей видимости, допущена ошибка. Более вероятным представляется, что одна повозка и одна вьючная лошадь (или мул) полагались на каждую контубернию. Автор «Стратегикона» сообщает, из чего состоял инвентарь, закрепленный за контубернией: «На каждой из повозок должны быть: ручная мельница, топор, секиры, тесло, пила, два заступа, молот, две лопаты, корзина, ткань из козьей шерсти, серп, марсобарбул, триболы, соединенные тонкими бечевками, прикрепленными к железному колу, чтобы их можно было быстро собрать» (Maur., Strat., XII, 6; пер. В. В. Кучмы). У кавалеристов кроме боевого коня была еще и вьючная лошадь (SHA, Aurel., 7, 7). У трибунов и комитов были свои вьючные лошади или мулы, на которых везли провизию, предназначавшуюся для этих офицеров (Amm., XXV, 2, I)[798].