И мысли приходили. Воспоминания. Мучения прошлых дней. Мысли о брате…

Порой Римьяне с трудом удавалось остаться на месте, чтобы с криком не выбежать из зала. Тяжелым было и вечернее время, когда девушка оказывалась одна в своей келье.

Старшая Жрица незаметно для девушки внимательно наблюдала за происходившим с ней, но никогда не вмешивалась. Что должно случиться – не минует: знала она.

Над степями возвышалась полная луна. Уже пол ее лика сменилось, пока они бродили по пространствам, где царствовали шакалы и вороны. Те терпеливо ждали, когда двое людей станут слабы и падут жертвами бескрайней степи, став кормом для ее обитателей.

– Надо все-таки решаться и пробираться к морю, – сказал в эту ночь Топорик, – нет нам другого пути. Здесь мы либо сами сдохнем, либо станем добычей каких-нибудь полоумных кочевников. Кто знает этот народ степей? А сами степи? Вряд ли нас сейчас активно ищут. Если сами не нарвемся, то и не поймают.

Ригзури не смотрел на друга, ему нечего было возразить, он не знал ни этих земель, ни людей, их населявших, но если его сестру забрали в то место, о котором рассказывал Топорик, то моря ему точно не миновать.

– Слушай. Я тебе не так и много рассказывал про мою жизнь. Но одно ты, наверное, уже уяснил, мне эти дела не в новинку… – Топорик подсыпал сухой травы в слабый огонек их костра.

Ригзури сдержанно кивнул, и бородач продолжал.

– Беглым рабам в этом мире не так много мест, куда податься. Однако я знаю таких ребят, которые тебе в зубы, как лошади, не смотрят. И лишних вопросов не задают. А ценят тебя честно, по твоему делу. Причем ценят золотой монетой. Я бывал с такими ребятами. Они лихие, но с теми, кто с ними честен, тоже честны. В свое время я немало лет провел в море среди их братии. И если бы обстоятельства не изменились, то возможно был бы там и сейчас.

– Или был бы пошел на корм морским рыбам… – добавил Ригзури, начиная понимать, к чему клонит его друг.

– Или так. Но все лучше, чем сдохнуть от кнута надсмотрщика! – парировал тот. И с усмешкой добавил: – ты спрашивал меня о свободе. На берегу ее точно нет.

– Хочешь сказать, что она есть среди разбойников? Не так ли ты впервые попал под кнут надсмотрщика?

– Слушай, выбор у тебя все равно небольшой. А ты как попал? Разбойники не всегда те, кого так называют… А тот, кто тебя и сестру твою на площадь отправил, в этих землях разбойником не зовется. Смотри, загадка какая… Так вот я не вижу зазорного, чтобы при случае подобной дряни и живот подпороть… Что глазами своими светлыми меня буравишь? Не поквитался бы с таким за сестру? Я вот поквитался так с одним… – он зло отвел глаза, а когда он снова посмотрел на юношу, во взгляде бородача было больше печали, – думал защитить, думал, семью заведем… Да что уж там. Не вышел из меня человек семейный, вышел – бродячий. Видать, так уж суждено – одним мельницу крутить – другим пыль месить.

Он замолчал. От грызуна на костре слегка пахло горелым. Они сняли добычу с палки и разделили.

– Хорошо, – сказал Ригзури после скромной трапезы, – к тому же… если ее увезли морем…

– Правильно. Думаешь, как найти сестру?

– Да, – сказал Ригзури, смотря, как догорает трава в костерке.

– Мы попробуем, – и Топорик положил ладонь на плечо другу, – Обещаю тебе.

Ригзури поднял на него глаза и слабо улыбнулся:

– Спасибо.

Наутро они выдвинулись обратно к побережью. Это было рискованно, так как здесь их могли заметить и опознать как беглых рабов. Но Топорик знал, что делал. Они пробирались к окраине портового города. Там в бедных кварталах можно было относительно безопасно завербоваться на полуофициальное судно, а с ним добраться до южных островов, где, как рассказывал Топорик, уже совсем другие законы. И там можно будет попасть и на пиратское судно.

Ригзури этот план казался достаточно иллюзорным, но поскольку иного он предложить не мог, то придерживался рекомендаций друга. Под покровом ночи они договорились с одним корабелом пойти на его судно матросами. Тот лишних вопросов не задавал, скорее всего, понимая ситуацию. И, возможно, именно поэтому он не собирался в дальнейшем платить им обещанную сумму, считая, что и так оказал им услугу, давая возможность уйти с материка. Вначале их отправили на погрузку. Когда же пузатое потрепанное судно простилось с берегом, им досталась самая тяжелая работа.

Как только они отчалили, Ригзури сразу вспомнил, почему с самого начала что-то внутри него сопротивлялось этому плану. С первой же качкой у него началась тяжелая морская болезнь. Но на этом судне матросам было не до слабостей. Либо работаешь, либо за борт. Топорик добыл какой-то едкий корень и давал ему жевать время от времени. Даже от маленького укуса у Ригзури крутило желудок, однако тошнота отступала. Неизвестно, к чему бы привело двух спутников это плаванье. Возможно, вскоре кто-то из них за лишний взгляд или словцо попал соседу под нож, или просто бы помер от какой-нибудь болячки в грязном трюме, питаясь червивыми сухарями и гнилой водой. Но одному странному стечению обстоятельств предстояло изменить судьбу этого судна и его команды.

Корабль шел своим обычным курсом, везя незамысловатый груз с материка на ближайший из южных островов. Такие суденышки редко становились объектом внимания морских искателей удачи, да и так близко к Материковому Государству вольная братия не часто рисковала подходить. Однако погоня за знатно нагруженным торговцем привела двухмачтовый легкий пиратский корабль к материку куда ближе, чем капитан того судна планировал. К тому же корабль был слегка потрепан прошедшим ночью штормом. И настроение у капитана и его команды было скверное. Догнать казавшуюся такой уже доступной добычу не представлялось возможным. Торговцу посчастливилось ускользнуть от них под прикрытием грозовых облаков и шквального ветра. Пора было поворачивать в более безопасные воды да с пустыми руками.

Как раз когда капитан размышлял об этом досадном обстоятельстве, ему донесли, что замечены туго натянутые паруса идущего на попутном ветре суденышка. Это было хоть и слабое утешение, но все же что-то. Капитан сразу скомандовал переложить галс и выйти наперерез добыче. Несмотря на то, что пиратам пришлось идти почти в бейдевинде3, корабль, обладавший хорошим парусным вооружением и быстроходностью, стал неумолимо приближаться. Этот маневр не остался незамеченным на стареньком судне. Там спешно поднимали все дополнительные паруса. Но еще до того, как они успели развить хорошую скорость, прозвучал первый залп, снесший часть левого фальшборта, следующий же залп обрушил на матросов обломки рей, и опасный треск возвестил о скором падении грот-мачты.

На судне, где оказались двое беглых, шли далеко не военные, и отнюдь не смельчаки. Поэтому сразу после абордажа они сдались. Все ценное содержимое было быстро перегружено на пиратское судно, а команде отдана шлюпка и бочка воды. Дальнейшая судьба этих людей пиратам была не важна. Покореженный и лишенный большей части рангоута бриг так же не привлек интереса предводителя пиратов и подлежал затоплению.

Уже перед уходом с завоеванного судна произошло странное событие, поразившее пиратского капитана. Из толпы угрюмых грязных моряков, готовящихся к спуску в шлюпку, вдруг вышли двое. Они отличались горделивой и твердой походкой и, равнодушно миновав пиратов, прямиком двинулись к капитану. Эта дерзость так обескуражила морских бродяг, что им никто не препятствовал.

Один из них был невысокий загорелый коренастый мужчина в потертых штанах из мешковины и драной рубахе. Рыжая борода скрывала часть его загорелого и обветренного лица, а волосы были заплетены в засаленную косицу. Мужчина слегка прихрамывал, но шел бодро. Рядом с ним, чуть бледнее, но тоже загорелый, шел белобрысый юноша. Он смотрел прямо и твердо на капитана глазами цвета штормового моря. Двигался легко и грациозно, словно лесной кот.