Он смог выяснить, пообщавшись с остальными, что корабль в пути уже около суток. И те, кто был в сознании, утверждали, что их грузили на закате. К концу следующих, по подсчету Ригзури, суток, они причалили. Всех обитателей трюма крепко связали между собой за одну ногу, а руки закрепили веревкой за спиной. В таком виде пленников вывели на палубу. Теперь Ригзури, наконец, удалось впервые увидеть корабль, в чреве которого он провел эти страшные то ли дни, то ли ночи. Несмотря на состояние, он пытался, на сколько мог, подмечать все детали и искал глазами сестру пока их вели по кораблю. Прямые, словно обезветвленные деревья, вертикальные бревна, паутина канатов, тянущихся вниз к телу судна, и собранные в серые комочки ткани вдоль поперечных жердей. Все это было ему не знакомо… Всего несколько человек команды, низкорослых крепких мужиков, готовили корабль к разгрузке. Пленников вывели на каменную пристань и направили по мощеной улице вверх на холм. Там посреди невысоких строений располагалась торговая площадь и по совместительству рынок живого товара.

Ригзури не знал, что до них из этого корабля вывели вереницу невольниц и отправили на площадь, где уже собиралась толпа в предвкушении зрелища.

Рабов привязали к специальным столбам на окраине площади. Тех же, кого демонстрировали будущим покупателям, вывели на середину. Между голов толпы Ригзури увидел знакомое лицо. Он рванулся вперед, дернув при этом всю веревку с рабами. Это вызвало недовольство, и его же собственные соседи вернули соседа назад и повалили.

– Римьяна! – крикнул юноша, задыхаясь, но его крик потонул в толпе.

– Прекрасная крепкая рабыня, – огласил мощным голосом коренастый низкорослый мужчина с корабля. – Будет исправно служить вам!

Выведенная на площадь, Римьяна мало что чувствовала. После побоев и двух суток на корабле, она пребывала в состоянии близком к бессознательному.

– Начальная ставка три монеты! – продолжал мужчина.

– Четыре! пять! – послышались выкрики из толпы.

Несколько мужчин внимательно разглядывали Римьяну.

– Девять! – сказал громко один из них.

– Девять! – выкрикнул хрипловато работорговец.

– Десять! – не сдавался один пожилой мужичок, первым начавший торги.

– Сто монет, – вдруг ровно и четко раздалось с другого конца площади, и на мгновение толпа умолкла. Там, почти у домов, с противоположного от привязанных рабов конца площади, стоял высокий человек в длинном коричневом плаще с капюшоном. На груди его висел тяжелый кованый медальон с красным камнем.

Больше за Римьяну никто не торговался. Девушку подвели к покупателю и забрали мешочек с деньгами. Мужчина с медальоном взял в руки, одетые в тонкие черные перчатки, веревку, которой была связана девушка, и увел ее с площади.

Ригзури пытался вырваться и разглядеть, что происходит на площади, но тщетно. Однако, когда его сестру уводили, толпа слегка расступилась, и на мгновение он смог увидеть покупателя. Потом толпа сомкнулась снова. Как черная вода поглощает скалы во время шторма, так волны людей поглотили его сестру, не оставив ему ни шанса хотя бы позвать ее или увидеть ее глаза предгрозового неба.

***

Вереницу рабов вывели на площадь. Теперь вдоль них прогуливались потенциальные покупатели, и после детального осмотра могли выбрать приглянувшийся товар. Ригзури не находил себе места. Привязанный по правую руку снова дернул его.

– Угомонишься ты?!

Потом его не резко, но настойчиво потянула веревка слева. Ригзури обернулся. Мужчина был старше него, смуглый, внешности для Ригзури необычной. Его некогда рыжие вьющиеся волосы висели смотанными грязными прядями, как и борода. А из одежды были только драные штаны из грубой материи. На крепкой бугристой спине виднелись светлые полосы шрамов.

– Кого у тебя забрали? – тихо спросил левый, когда Ригзури по его знаку наклонился. Мужчина был невысок, как и местные корабелы.

– Сестру, – проговорил с трудом юноша в ответ. Он слабо понимал местный язык: раньше ему не приходилось общаться на нём, хотя он и был обучен общематериковому.

– Успел разглядеть покупателя?

– Мужчина в плаще…

– Богатые приметы, – усмехнулся левый.

– Да… на груди был красный камень.

Лицо вопрошавшего как-то посерело.

– Тогда можешь не пытаться искать ее.

Ригзури вскинулся:

– Почему?.. Кто он?

– Это был Жрец, – ответил раб.

Ригзури не отрывал взгляда от мужчины. Периодически юношу пытались ощупать проходившие мимо. Он только отмахивался. За что получил удар от работорговца.

– Говори! – яростно прошептал Ригзури, – какой жрец? Какой веры?

– Ты не знаешь Жрецов? – усмехнулся раб. – Из какой глуши тебя только выловили… – И после паузы добавил: – Жрецы… они правят этими землями. Можно сказать так. Но сами здесь не живут. Время от времени они забирают девушек к себе. Увозят их на кораблях в холодное море.

Он посмотрел вниз, поморщился, что-то вспоминая. Сглотнув, продолжал еще тише:

– Когда я был мальчишкой, они забрали мою мать… Отец пробовал искать ее. Такой же неугомонный. Не знаю, как ему вообще удалось найти… Но он говорил, что нашел ее мертвой. Она не была убита, но это была не она. Не та женщина, которую он знал, может, не человек вовсе… Он почти ничего не рассказывал. Но я помню тот ужас и отчаянье в его глазах…

– Нет… – прошептал Ригзури. – Нет! – повторил он тихо и твердо. – Я ее найду.

Солнце поднялось в зенит, и над площадью нависла знойная жара. Она мучила не привыкшего бывать на открытом солнце Ригзури. Терзала его и жажда. Рабов напоили лишь раз в этот день – когда выводили с корабля.

К их веренице приблизилась женщина средних лет. Держалась она прямо и слегка надменно, уверенно занимая свою позицию в этом мире. Платье ее довольно простое и строгое было скроено из качественной ткани и, как мог бы отметить человек этих мест, дорогой, поскольку такого рода материалы привозились исключительно морем. Широкая шляпа из тонкой соломки с кружевными лентами скрывала голову и лицо покупательницы от становившегося невыносимым солнца.

Она внимательно осмотрела Ригзури и, повернувшись к работорговцу, прохаживающемуся вдоль ряда, уточнила цену.

– Пять монет, – ответил тот.

Дама недовольно поджала губы и снова бросила взгляд на юношу.

– За что здесь пять монет? Он же сдохнет под нашим солнцем за неделю! Я вам милостыню можно сказать подаю, покупая его! Две монеты, и не серебряником больше!

– Госпожа, – развел руками и криво улыбнулся этот хмурый и грубый человек, произнесенное «госпожа» так не шло к его облику, что могло показаться почти комичным, если бы хоть кому-нибудь из присутствующих было до смеха.

– Это отличный крепкий малый! Вы бы видели, как он сражался, когда мы его брали!

– Хм… так у него еще и дурной нрав, – сказала женщина, слегка отворачиваясь и делая вид, что собирается уйти.

Работорговец ловко обогнул ее:

– Ладно, только ради такой прекрасной госпожи – четыре монеты, и в подарок отдам вот этого! – и он кивнул в сторону привязанного слева от Ригзури. «Все равно с него никакого проку. Явно же, что беглый раб», – буркнул себе под нос продавец.

– Ладно, три, – хмуро ответила женщина.

– Три монеты за двух таких крепких рабов! Да они вам все поле только вдвоем перепашут!

– Врет и не стесняется, – усмехнулась она из-под полей шляпы. – Еще пять серебряников добавляю, но это, – она холодно посмотрела на продавца живого товара, – моя последняя цена.

Работорговец кивнул, забрал деньги и приказал отвязывать. Женщина подала знак высокому смуглому мужчине в холстяных одеждах, который следовал за ней на почтительном расстоянии. Тот приблизился к рабам и забрал веревку. Ригзури оглядел сопровождающего: мужчина был крепок и чуть не на голову выше юноши, потому среди местных казался просто великаном. «Но нас двое, и если действовать слаженно, – подумал Ригзури, – можно вырваться и скрыться». Однако мест этих юноша не знал, и было не ясно, куда бежать. Когда они покинули площадь и пошли по широкой пыльной дороге, он слегка обернулся к своему спутнику и взглядом показал в сторону. Но тот лишь усмехнулся и покачал головой. Видимо, знал больше об этом мире, чем молодой житель лесов.