— Выводы подтвердил, сказал, что сообщит о случившемся архиерею, — чётко и без лишних подробностей сказал Тихон. — Что будет дальше — я не знаю. Мне сказал не переживать и поправляться. Вот.

— Ну, значит, так и сделаем, — с облегчением сказал Глеб Гориславович. — Благодарю, что рассказал нам. И да. Не думаю, что остальным стоит знать, что на тебя напал злой дух. Ты — человек в нашем городе новый, а кумушкам с погаными языками только дай повод, все кости перемоют, а потом ещё и напридумывают всякого. Так что всем говорим, что ты просто засмотрелся на море, да и не заметил, как тебя толкнули с лестницы. А утром я пошлю Ивана за доктором, посмотрим, что он скажет насчёт твоего выздоровления.

"О, так я ещё и не сам упал, мне помогли," — удивился про себя Тихон, а вслух сказал:

— Хорошо, батюшка. Как скажете.

— У тебя точно всё хорошо? Ничего не болит? Может, кушать хочешь? — успела выпалить матушка, вклинившись в диалог мужчин.

Ну, или приёмного сына и отца, какая разница? Главное — спросила то, что больше всего её волновало до того, как муж завершил разговор и вывел её из комнаты. Тихон лишь улыбнулся.

— Сейчас я чувствую лишь усталость и хочу спать, матушка, — ласково сказал Тихон, прекрасно понимая чувства женщины. — Кушать… До утра потерпит. Спокойной ночи, матушка, батюшка.

— Может, с тобой посидеть? Доктор говорил… — не унималась матушка, желая окружить Тихона заботой.

— Доктор говорил это, потому что Тихон без сознания был, Василиса Никитишна, — тёплым, заботливым тоном с доброй улыбкой на устах, сказал Глеб Гориславович. — И боялся, что у Тихона может быть внутренняя травма. Но Тихон в сознание пришёл, а отец Онуфрий подтвердил, что всё в порядке. Ты же знаешь, он духовным зрением владеет, а им внутренние травмы хорошо видно. Дай отроку в покое побыть, день у него был не из лёгких.

— Ну да, ну да, — вставая со стула, поспешно сказала Василиса Никитишна. — День и правда, тяжёлый был. Тогда спокойной ночи, сынок. Пусть Род хранит тебя.

— И вас, матушка и батюшка, — лишь слегка протормозив от такого пожелания, сказал Тихон.

— Ваше Преосвященство, иерей храма Всех Святых, отец Онуфрий, просит о срочной личной встречи с вами, — зайдя в кабинет епископа Кремны, архиерея отца Александра, сказал молодой диакон, лишь полгода назад закончивший семинарию.

— Так поздно? — с удивлением спросил старец, бросив взгляд на часы.

Ну да, семь вечера. Отец Александр как раз закончил с бумагами и собирался идти, готовиться к вечерней службе.

— Впусти его, Никола. Видимо, что-то случилось.

— Ваше Преосвященство, уж простите, что беспокою вас перед вечерней службы, но я решил, что это дело не потерпит до утра, — протараторил довольно пухленький и низенький иерей, как только вошёл в кабинет. — На отрока, приёмного сына моих прихожан, напал маг духа.

— Дак что ж ты там не остался! — всплеснул руками старец, направляясь к шкафу с принадлежностями для молебнов. — Онуфрий, ты что, предписаний не знаешь? Что в положении говориться, а?

— Немедленно начать молебен о крепости духа болящего, — тут же ответил отец Онуфрий, ничуть не обидевшись на тон архиерея. — И с посыльным передать сообщение о произошедшем вам. Но молебен не потребовался, Ваше Преосвященство! Отрок сам справился. Исповедовался мне, не пытался ничего утаить. Но и напуганным не выглядел!

— Он точно справился? Это точно маг духа был? — отвернувшись уже от открытого шкафа, с сомнением спросил отец Александр.

— Я бы с таким шутить не стал, Ваше Преосвященство, — терпеливо возразил отец Онуфрий. — Я три раза его духовным зрением проверял.

— Хо… — задумался старец, вернувшись к столу и сев обратно в рабочее кресло.

Отрок, справившийся с нападением мага духа и сам потенциально является им. И он прошёл через усыновление? Не досмотрели или… Взгляд архиерея упал на письмо, доставленное утром из самого Москова. Неужели?

— А как имя-то отрока? Чьих он? — спросил задумчиво отец Александр. — Не стой столом, отец Онуфрий. Присаживайся.

— Совиных, Глеба Гориславовича воспитанник. Тихоном звать, — тут же сказал отец Онуфрий, сев на стул перед столом епископа.

— Понятно. Этот — мог, — тихонько сказал отец Александр.

Отец Онуфрий, прекрасно расслышавший этот шёпот, понял, что епископу уже известно об особой миссии отрока. И даже понял, откуда, увидев на столе конверт с печатью патриаршего дома.

— Никола! — крикнул архиерей, вынырнув из раздумий. — Предупреди отца Киприана, чтобы вечернюю службу вёл сам. И позови ко мне отца Михаила. Отче Онуфрий, ты же не будешь против, если историю отрока Тихона послушает и отец Михаил, правда?

Отец Онуфрий пару раз моргнул от удивления. Иеромонах служил в дружине боярина Сычова-Рощина, то есть, по сути, был больше воином, чем священником. И привлечение его к данному делу говорило о том, что если у этого мага духа и был помощник, то сегодня у него будет тяжёлая ночь. А утро вообще может и не наступить.

— Конечно, я не против. Тем более, что отрок сам переживал о возможных последствиях своего поступка и спрашивал, как ему следует себя вести в дальнейшем.

— Мда. Многие знания — многие печали… — вздохнул епископ, вновь посмотрев на письмо патриарха. — Вот что, отец Онуфрий. В это воскресенье утреннюю службу в храме Всех Святых проведу я. Заодно и на вопросы отрока отвечу, не привлекая к нему лишнего внимания.

— Как пожелаете, ваше преосвященство, — с уважением склонил перед архиереем голову отец Онуфрий.

Проснувшись утром, Тихон понял, что с его головой действительно не всё хорошо. Потому что как только он попытался сесть на кровати и спустить ноги — тут же почувствовал головокружение, закончившееся дикой головной болью. А, ну и духовное зрение снова "работало" на полную, даже сильнее, чем вчера. И его "отключение" никак не повлияло на головную боль.

Что, на самом деле, даже обрадовало Тихона. Потому что это свидетельствовало о его нормальности. Его ждала дивная жизнь, в которой при переохлаждении он мог заработать не только банальную простуду, но даже воспаление лёгких! И, учитывая рядом нормальных и заботливых родителей, это означало несколько недель ленивого пребывания в постели и размеренного приёма лекарств. О нём будут беспокоиться и переживать. Ему не придётся наскоро закидываться дорогущими горькими микстурами и возвращаться на поле боя, потому что без него всё рухнет. Уже не надо натянуто улыбаться, скрывая боль от ран и одновременно запуская усиленную регенерацию. Не нужно будет нестись сломя голову за врагом с вывихнутым плечом, блокируя болевые ощущения, чтобы не потерять сознание. Да и вообще, можно со спокойным сердцем пропустить несколько тренировок, ведь нет никакой необходимости быть сильнейшим.

Да, в прошлом мире у него тоже была такая возможность. Но он её профукал. Абсолютно добровольно. Инертность мышления. В первом мире он был… Середнячком, который лишь благодаря упорству выживал и спасал других. Из-за этого попав в мир, где до большой беды ещё лет двадцать, Руби стал фанатом накопления мощи. Прежде всего, личной. Он знал, что его главной задачей является всего лишь спасение и воспитание Лайта. Именно этот шатен с пронзительными синими глазами и должен был стать главным героем, спасающим мир от катастрофы. Но всё вышло… Не совсем так. Да, Лайт был силён. Именно он спас всех, пока Руби валялся у лекарей, в очередной раз доведя себя до предела. Но в глазах других этот мальчишка всегда был всего лишь учеником великого Руби, графа Рито. Даже сам Лайт именно так и считал.

И вот теперь это восторженное недоразумение, у которого в голове лишь "стать героем для всех", станет не учеником и приемным сыном, а целым младшим… Стоп. А кто сказал, что он будет помнить прошлую жизнь? Кто сказал, что его характер останется прежним? Возможно, он, как и Тихон, "насладился" геройствами по самое "не могу". И пришёл сюда, в этот провинциальный городок для такой же тихой и спокойной жизни, как и сам Тихон? Возможно, возможно. Было бы прекрасно, на самом деле.