Монах Бледноликий Инок дикий, Что забылся ты в мечтах? Что так страстно, Так напрасно Смотришь вдаль, седой монах? Что угрюмой Ищешь думой? Чужд весь мир тебе равно; Что любил ты, С кем грустил ты — Всё погибло уж давно. Бросил рано Свет обмана Ты для мира Божьих мест; Жизни целью Сделал келью, Вместо счастья взял ты крест. Лет ты много Прожил строго, Память в сердце истребя; Для былого Нет ни слова, Нет ни вздоха у тебя. Или тщетно Долголетно Ты смирял душевный пыл? Иль в святыне Ты и ныне Не отрёкся, не забыл? Бледноликий Инок дикий, Что забылся ты в мечтах? Что так страстно, Так напрасно Смотришь вдаль, седой монах? Январь 1840 Донна Инезилья
Он знает то, что я таить должна: Когда вчера по улицам Мадрита Суровый брат со мною шёл сердито — Пред пришлецом, мантильею покрыта, Вздохнула я, немой тоски полна. Он знает то, что я таить должна: В ночь лунную, когда из мрака сада Его ко мне неслася серенада, — От зоркого его не скрылось взгляда, Как шевелился занавес окна. Он знает то, что я таить должна: Когда, в красе богатого убора, Вошёл он в цирк, с мечом тореадора, — Он понял луч испуганного взора И почему сидела я бледна. Он знает то, что я таить должна: Он молча ждёт, предвидя день награды, Чтобы любовь расторгла все преграды, Как тайный огнь завешенной лампады, Как сильная, стеснённая волна! Июль 1842 Странник С вершин пустынных я сошёл, Ложится мрак на лес и дол, Гляжу на первую звезду; Далёк тот край, куда иду! Ночь расстилает свой шатёр На мира Божьего простор; Так полон мир! мир так широк — А я так мал и одинок! Белеют хаты средь лугов. У всякого свой мирный кров, Но странник с грустию немой Страну проходит за страной. На многих тихих долов сень Спадает ночь, слетает день; Мне нет угла, мне нет гнезда! Иду, и шепчет вздох: куда? Мрачна мне неба синева, Весна стара, и жизнь мертва, И их приветы – звук пустой: Я всем пришлец, я всем чужой! Где ты, мной жданная одна, Обетованная страна! Мой край любви и красоты — Мир, где цветут мои цветы, Предел, где сны мои живут, Где мёртвые мои встают, Где слышится родной язык, Где всё, чего я не достиг! Гляжу в грядущую я тьму, Вопрос один шепчу всему. «Блаженство там, – звучит ответ, — Там, где тебя, безумец, нет!» Ноябрь 1843 И. С. Ак‹сако›ву В часы раздумья и сомненья, Когда с души своей порой Стряхаю умственную лень я, — На зреющие поколенья Гляжу я с грустною мечтой. И трепетно молю я Бога За этих пламенных невежд; Их осуждение так строго, В них убеждения так много, Так много воли и надежд! И, может, ляжет им на темя Без пользы времени рука, И пропадёт и это племя, Как Богом брошенное семя На почву камня и песка. Есть много тяжких предвещаний, Холодных много есть умов, Которых мысль, в наш век сознаний, Не признаёт святых алканий, Упрямых вер и детских снов, И, подавлён земной наукой, В них дар божественный исчез; И взор их, ныне близорукий, Для них достаточной порукой, Что гаснут звёзды средь небес. Но мы глядим на звёзды неба, На мира вечного объём, Но в нас жива святая треба, И не житейского лишь хлеба Для жизни мы от Бога ждём. И хоть пора плода благого Уже настанет не для нас — Другим он нужен будет снова, И Провиденье сдержит слово, Когда б надежда ни сбылась. И мы, чья нива не созрела, Которым жатвы не сбирать, И мы свой жребий встретим смело, Да будет вера – наше дело, Страданье – наша благодать. Август 1846, Гиреево «К могиле той заветной…» К могиле той заветной Не приходи уныло, В которой смолкнет сила Всей жизненной грозы. Отвергну плач я тщетный, Цветы твои и пени; К чему бесплотной тени Две розы, две слезы?.. Март 1851 |
