Наша доля – наша песня Я тоски не снесу И, прогнавши беду, На свободе в лесу Долю-счастье найду. Отзовись и примчись, Доля-счастье, скорей! К сироте постучись У тесовых дверей. С хлебом-солью приму Долю-счастье моё, Никому, никому Не отдам я её! Но в лесной глубине Было страшно, темно. Откликалося мне Только эхо одно… Так и песня моя Замирает в глуши Без ответа… Но я — Я пою от души. Пойте, братья, и вы! Если будем мы петь, Не склоняя главы, — Легче горе терпеть. Что ж мы тихо поём? Что ж наш голос дрожит? Не рекой, а ручьём Наша песня бежит… 1880 Безыменный певец Жил когда-то гусляр. Не для знатных бояр — Для народа он песни слагал. Лишь ему одному В непроглядную тьму Вольной песней своей помогал. Пел он звонко: «Не трусь, Православная Русь! Перестань голубком ворковать. Будь могучим орлом И иди напролом, Не дремли, повалясь на кровать… Как не стыдно тебе В дымной тесной избе При лучинушке плакать вдовой? Ты по белым снежкам, По зелёным лужкам Пронесись, словно конь боевой!» И от звуков певца Разгорались сердца, Молодела народная грудь — И, надежды полна, Подымалась она И старалась поглубже вздохнуть… Где скончался певец, Много-много сердец Пробуждавший на старой Руси? Где он спит под крестом Сладко, крепко? О том У могил безыменных спроси… Современный поэт! Дай правдивый ответ: Для кого, для чего ты поёшь? С неизменной тоской — Для услады людской Что народу ты в песнях даёшь? Кроткий друг и собрат! Сладкой песне я рад. Ты поёшь, как лесной соловей, Одного я боюсь, Что народную Русь Не разбудишь ты песней своей. 1897 Иван Суриков
Рябина – Что шумишь, качаясь, Тонкая рябина, Низко наклоняясь – С ветром речь веду я О своей невзгоде, Что одна расту я В этом огороде. Грустно, сиротинка, Я стою, качаюсь, Что к земле былинка, К тыну нагибаюсь. А через дорогу За рекой широкой Также одиноко Дуб стоит высокий. Как бы я желала К дубу перебраться, Я б тогда не стала Гнуться да качаться. Близко бы ветвями Я к нему прижалась И с его листами День и ночь шепталась. Нет, нельзя рябинке К дубу перебраться! Знать, мне, сиротинке, Век одной качаться. 1864 Детство Вот моя деревня: Вот мой дом родной; Вот качусь я в санках По горе крутой; Вот свернулись санки, И я на бок – хлоп! Кубарем качуся Под гору, в сугроб. И друзья-мальчишки, Стоя надо мной, Весело хохочут Над моей бедой. Всё лицо и руки Залепил мне снег… Мне в сугробе горе, А ребятам смех! Но меж тем уж село Солнышко давно; Поднялася вьюга, На небе темно. Весь ты перезябнешь — Руки не согнёшь — И домой тихонько, Нехотя бредёшь. Ветхую шубёнку Скинешь с плеч долой; Заберёшься на печь К бабушке седой. И сидишь, ни слова… Тихо всё кругом; Только слышишь: воет Вьюга за окном. В уголке, согнувшись, Лапти дед плетёт; Матушка за прялкой Молча лён прядёт. Избу освещает Огонёк светца; Зимний вечер длится, Длится без конца… И начну у бабки Сказки я просить; И начнёт мне бабка Сказку говорить: Как Иван-царевич Птицу-жар поймал, Как ему невесту Серый волк достал. Слушаю я сказку — Сердце так и мрёт; А в трубе сердито Ветер злой поёт. Я прижмусь к старушке… Тихо речь журчит, И глаза мне крепко Сладкий сон смежит. И во сне мне снятся Чудные края. И Иван-царевич — Это будто я. Вот передо мною Чудный сад цветёт; В том саду большое Дерево растёт. Золотая клетка На сучке висит; В этой клетке птица Точно жар горит; Прыгает в той клетке, Весело поёт, Ярким, чудным светом Сад весь обдаёт. Вот я к ней подкрался И за клетку – хвать! И хотел из сада С птицею бежать. Но не тут-то было! Поднялся шум-звон; Набежала стража В сад со всех сторон. Руки мне скрутили И ведут меня… И, дрожа от страха, Просыпаюсь я. Уж в избу, в окошко, Солнышко глядит; Пред иконой бабка Молится, стоит. Весело текли вы, Детские года! Вас не омрачали Горе и беда. 1865 или 1866 |
