Он засмеялся, замотал головой, отгоняя ненужные воспоминания. Как-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь, а он прикоснётся к тайне её души, а уж остальное, что к душе прилагается, придёт само собой. Светлый Поток с нею не навек. Его взрослая жизнь только начинается. Неизвестно, что может с ними со всеми приключится на непредсказуемых дорогах Судьбы. Как ни тщатся маги владеть предсказанием о течении всякой жизни, такого не происходит. Судьба живёт в многомерном пространстве, у неё множество глаз, а люди для неё, как фигурки, нарисованные на листе бумаги. Захочет, зачеркнёт, захочет, продлит линию их движения, захочет, изломает её или создаст петлю-каракулю. Ива, раз она так плотно прицепилась к его двух именной душе Капы – Кипариса, рано или поздно войдёт в его жизнь как его женщина, подобной которой у него нет. Но вдруг? Философия магов, посвящённых Ночным Звездам, обучила его терпению и умению смотреть сверху на все временные процессы. Семена воспитательных трудов старого Вяза, посеянные даже на скудную душевную почву приёмыша, дали свои всходы, пусть и не обильные, не колосистые, как хотел Вяз, а вполне себе годные.

Капа пошёл позади Ивы и Светлого Потока, а они так и не разомкнули своих рук. Они воспринимали его на данный момент, как шаловливые дети ворчливого и старшего родича, загоняющего их домой, когда пора поздняя, а дети загулялись. Они просто не могли отогнать его в силу его уважаемой должности мага Храма Ночной Звезды. В то время как сам маг устроил драку, напал первым, а теперь шёл с синяком под глазом и в рваной рубашке. Да и не хотелось Иве оставаться на ночь в своём заброшенном стылом доме, а идти в дом Светлого Потока на глазах Капы невозможно. Он мог подумать о ней и о Светлом Потоке совсем не то, что соответствовало бы правде. Он всех мерил своею мерой изрядно подпорченного гуляки, пока он мог под старым и обширным крылом безупречного Вяза жить так, как он и хотел. А жалостливый Вяз, не поднявший на него руки и в его сиротском детстве, уже не мог сделать того, когда Капа вырос. Он мог только тяжко вздыхать за своей перегородкой, да деликатно давать красотке Вешней Вербе своё понимание её будущности, если она не оставит неправильно выбранного любовника.

Хотя и с опозданием, а Вешняя Верба, видимо, опомнилась, если нашла в себе силы выйти замуж за другого. Об этом Ива насмешливо и намекала Капе, сердясь на него, вторгшегося в их милое уединение с повзрослевшим Светлым Потоком. За пределами леса заметно посветлело. Поля казались тёмно-сиреневыми, а река светлыми своими очертаниями напоминала волшебную дорогу, ведущую в волшебные миры, а они где-то есть, что не вызывало у Ивы и сомнения. Но попасть в них было затруднительно. Карт волшебной местности не имелось, как и самих маршрутов туда не ведал никто. Она встала как вкопанная, увидев сияние над зубцами леса. Всего лишь остаточное свечение закатившегося солнышка, но ей померещилось, что там, в лесу, на круглой поляне так и стоит тот самый загадочный живой дом по имени «Пересвет» и посылает ей своё слабое световое приветствие.

– Светлый Поток, – Ива сжала руку своего спутника ещё крепче, – ты помнишь об этом? Как мы с тобою туда ходили? На круглую поляну к «Пересвету»? А потом… С ним случилось что-то непоправимое. И теперь мы будем вынуждены жить с тобою, как живут и все прочие люди вокруг нас.

Светлый Поток ничего не понимал, но немного знавший о пережитом Ивой в течение тех двух лет, что они не виделись, – о её трудном и долгом исцелении ему накануне и рассказал маг Кипарис, – он сделал вид, что всё нормально. О Фиолете Светлый Поток не знал ничего. А Капа изменился в лице. Его глаза страдальчески сверкнули, что при заплывающем глазе, очерченным багровым контуром назревающего синяка, выглядело особенно мрачно. Он шёл позади ново возникшей парочки.

– Вот она женская преданность, вот оно доказательство, что никакой пожизненной верности, как и самой любви, не существует, – говорил он сам себе. Не веря в то, что самая продвинутая магия способна запечатать наглухо любовь подлинную, если бы она была. Он считал своего, упавшего к нему с неба, отца за мага, и он убедился на примере Ивы, что никакой такой любви небесной не существует. Вон как она схватила за руку вчерашнего сопливого Ручейка, вон как рада, что нашла хоть кого, лишь бы не куковать в одиночестве. А если бы была любовь, то даже при насильственном забвении, куда погрузили душу Ивы небесные оборотни, как рассказывала ему мать Сирень, не смогла бы душа, познавшая свою подлинную глубину, полюбить уже никого. Душа бы страдала, ничего не понимала, мыкалась в своём одиночестве, но полюбить она бы уже не смогла. А он, Капа, единственно посвящённый в тайну Ивы, кроме Сирени, понятно, лелеял бы её душу, берёг, оберегал от любого грубого прикосновения её уснувшие раны.

Тут Капа одёрнул сам себя, с чего он взял, что прогулка с другом детства есть завязь чего-то серьёзного? И каким образом он, маг, сможет приблизить к себе не то что Иву, а любую женщину? Теперь ему остались только тайные, и от того подлые, вылазки в столицу к любительницам заработать себе на лёгкую жизнь своим передком. Пока он сам не сумеет обуздать животное в себе. Или не постареет естественным образом.

Дошли до дома Светлого Потока. Он вежливо попрощался с магом, пожал руку Иве и спросил, – Может, я провожу тебя до самой двери гостиницы?

– Иди уж! – властно прикрикнул маг, – никто её и пальцем не тронет.

Светлый Поток потоптался какое-то время на месте, пока Ива ласково не подтолкнула его в сторону осиротелого бывшего родового жилья. – Завтра жду, – сказала она, – вместе поедем в ЦэДэМ. Ты мне всё расскажешь.

Тогда он и нырнул в калитку. Ива осталась с Капой вдвоём. До храмовой гостиницы было совсем близко. – Вот уж дитя! Хотя и вымахал с меня почти ростом, а всё тот же Ручеёк – дурачок! – язвил Капа, не желая прощать парня за синяк, на который сам же и напросился.

– Ты о чём бурчал всю дорогу? – поинтересовалась Ива, – Я слышала. Вспоминал о своей Вишенке? Так чего ты хотел, если ты маг, а она должна же подумать о себе. Хорошо, что это произошло не слишком поздно. И хорошо, что она не родила от тебя ребёнка. Вот когда было бы настоящее уже горе для неё.

– Какое там горе для пустотелой куклы? – озлился вдруг Капа. – Она способна только объедаться, обряжаться в платья, одуряющие глаза всякого, кто не обладает разумом, да совокупляться без проблем со всяким, кто того хочет. Ты давно её не видела, потому и не суди о ней по-прежнему. Вешняя Верба изменилась неузнаваемо, а может, она только развилась в ту форму, которая и была для неё естественной. Она же в силу бедности её семьи, в силу задавленности всего лишь затормозилась в своём пленительном детстве, чем меня и взяла за самое сердце. Внешне она созрела, а душа была по детски бесхитростна и открыта. Я-то думал, что она такая и есть по своей натуре, а оказалось… Лучше бы её и не видеть уже никогда!

В гостинице он отдал все необходимые распоряжения одному из своих помощников. Тот с любопытством взирал на недостойно заплывшую скулу достойного мага, и маг опустился до лжи, объяснив, что в темноте налетел на дерево и стукнулся лицом о толстый обрубок ветви. Приказав принести ему снадобье для скорейшего рассасывания синяков, Капа ушёл к себе, даже не попрощавшись с Ивой. А она оказалась в той самой комнатке, где и встретилась в тот день, как очнулась после путешествия в мир предков, с Сиренью. Иве даже показалось, что запах её ароматов до сих пор витает в воздухе. Но такого быть не могло. Она раскрыла окно и увидела реку. От реки шло влажное и сильное веяние её ночного дыхания с примесью аромата завезенного лотоса, илистых заводей, подводных рыб и гадов, а также и мокрого песка. Где-то на горизонте светлела полоса – отсветы огней далёкого «Города Создателя». Ива вспомнила о похожем свечении над зубцами леса. Вспомнила о «Пересвете».

Как сомнамбула она вышла из комнаты в темень ночи. В направлении к лесу.