– Многие и выбирают участь бродяг, – вздохнула Ива, прислушиваясь к себе с тем же странным непониманием того, почему участь бродяг настолько ей близка? Вызывает сочувствие, вызывает понимание того, что они люди как и все. Но прежде, и это она тоже помнила, так не было. Она брезговала бродягами, одновременно жалея их как неполноценных существ, как брезгуют бродячими собаками, даже кормя и жалея их. Редко кому придёт в голову поселить их в своём доме и даже пустить во двор. Так уж было заведено, что ни внешность, ни качества личного свойства бродячих людей не меняли к ним отношения как к существам ущербным, грязным изгоям. Почему же теперь она так не считала? Какой случай, какое происшествие из ряда вон было тому причиной?

– Ты тоже считаешь, что они люди как и все прочие? А некоторые и лучше бывают, – робко спросила Ива у Ландыш.

– Но это же очевидные вещи! Социальное расслоение, конечно, не может не влиять на взаимоотношения людей, не может не калечить их психику, не перекосить всё наличное мировоззрение в целом. Вот как если бы людей заставляли носить очки с кривыми искажающими стёклами. Только эти очки нахлобучены на их мозги.

– Я не всё понимаю из твоих речей, но я тоже так думаю.

– Потому что ты умная, – резюмировала Ландыш.

– У меня никогда не было такой необычной встречи, – призналась Ива. – Такое чувство, что я давно тебя знаю. Знаю, что ты очень хорошая. И как хорошо, что у меня есть некоторое свободное время до начала моих занятий в универсальной школе. Мой отец Ясень определил меня туда. Я буду какое-то время изучать общие дисциплины, а потом, когда определюсь со своим предпочтением, то выберу себе и профессию.

– Значит, ты сможешь приехать ко мне в гости совсем скоро? – обрадовалась Ландыш. – Ведь я же не в «Городе Создателя» живу, и у меня ты сможешь пожить хотя бы несколько дней. Чего тебе скучать в одиночестве, пока не начались твои занятия в школе.

– Конечно, я к тебе приеду. Я так рада, Ландыш, что мне будет теперь к кому ездить в гости. Будет с кем дружить. Тебе не будет со мною скучно. Вот увидишь.

– А мне и не скучно с тобой. Стала бы я набиваться в подруги не знамо к кому. Я же интуитивная. Я сразу поняла, что ты мне пара. Сапог – сапогу, не разлей вода, – и она засмеялась, озадачив Иву нелепой фразой. Ива погладила Ландыш по подолу её красивого, радостного для зрения платья. – У меня такое чувство, что ты мне как родная. Но почему? Ведь я тебя совсем не знаю. А отчего-то мне кажется, что даже твоего мужа я хорошо знаю в лицо. Я будто его помню. Но имя у него было какое-то другое, и бороды не было…

– Что? – Ландыш таращила глаза, как делала всегда в минуты изумления. – Каким образом и где ты могла его видеть? Ведь даже в медицинском отсеке звездолёта его ни разу рядом с тобою не было… – Ландыш в ужасе закрыла свои губы ладонями, но фраза выскочила. Обратно не запихаешь. Ива смотрела в небо, как будто разглядывала белые миражи в облаках.

– Ты знаешь про Фиолета и его звездолёт «Пересвет»? – спросила она тихо. – Я теперь всё поняла.

– Что ты поняла? – спросила Ландыш, не зная, как выкручиваться из созданной её неумеренной болтовнёй ситуации.

– Я поняла, что ты из тех самых небесных странников, которых разыскивал Фиолет. Он же говорил мне, что нашёл своих, из той самой звёздной расы, откуда он родом. Они зачем-то сюда прилетели. Я помню медицинский отсек «Пересвета», где он осматривал мою ногу, пытаясь мне помочь. Но он не смог. Мне помогла Сирень.

– Опять эта Сирень! – с досадой вскрикнула Ландыш, сердясь на то, что какая-то самозванка присвоила себе заслугу по исцелению девушки. Но объяснять Иве было нельзя. Она и так частично вышла из той амнезии, искусственно созданной Куком, которой были заморожены последние события её жизни. А вот Фиолета она вспомнила. И его «Пересвет»? Почему? И стоит ли о том говорить Радославу, Куку, Вике? Ландыш решила ни о чём им не говорить. Пусть всё будет, как оно и есть. Она долго обдумывала невозможное прозрение Ивы о другом имени её мужа, когда у него не было бороды. Что происходило в голове странной девушки? Что такое сотворил с нею Кук?

Простившись с Ландыш, к своему удивлению Ива села совсем не в ту машину с нужным номером, что и направлялась в «Город Создателя», в котором она жила. Она села в ту, что направлялась в тот самый пригород, где она прежде и жила. Зачем? Она хотела пройтись по знакомым местам, по окраине леса, расположенного рядом с их бывшим и покинутым домом. И сам дом тянул к себе. «Переночую там», – решила она, – «что страшного может со мною случиться, если я отдохну в родном старом доме»?

К тому же у неё и ключ с собою, а в доме хорошие внутренние запоры. Надо сказать, что очень часто оставленные дома использовались самими же их прежними жителями, если им посчастливилось оказаться в том из «Городов Создателя», что возник недалеко от прежнего места обитания. В свои выходные дни они прибывали к заброшенным родным очагам, чтобы не только повозиться в оставленных садах, но и пообщаться с прежними соседями, погрузиться в былое, но прошлое, а потому и иллюзорное единение. Да и старики, у кого они оставались, жили на старых местах. Конечно, такая потребность возникала, как правило, у людей средних лет, а вот у молодёжи она быстро исчезала. Их уже не тянули к себе архаичные традиции, жалкие маленькие домики, былые праздники, весёлые сборища у лесных опушек. А вот отец Ивы Ясень не хотел бередить себе сердце, не посещал родных мест, да и мать Ракита к тому не стремилась.

Был светлый ранний вечер. На опушке леса у бревна кто-то сидел. Красивый молодой человек с пепельно-русыми волосами и очень короткой пушистой бородкой. Он не был ею узнан, но Ива сразу почувствовала, что он не просто её знакомый, а почти ей родной.

– Здравствуй, – сказала она.

–Здравствуй, Ива, – ответил он. Мужественный голос также не был ей знаком. Она села рядом с ним на гигантское бревно. Оглядев его, она вдруг спросила, причём, вопрос выскочил сам собою, как бы и не испрашивая санкции на выход наружу. – Где же твои серебряные ботинки?

– Какие ботинки? – Синие яркие и радостные глаза парня расширило изумление, – Да разве ж кто носит обувь из серебра? Ты о чём, Ива?

– Ну да, – произнесла она, – я просто вспомнила свой сон, где ты был в серебряных ботинках.

– Ты видела меня во сне? – всё так же радостно изумлялся он.

– Да. Сейчас я отчётливо понимаю, что это был ты. Я только боюсь назвать тебя по имени.

– Светлый Поток. Только не называй меня прежним Ручейком. Имя детское, смешное и давнее. Вот видишь, так случилось, что я не смог прибыть к Храму Ночной Звезды, когда была ночь встречи с предками. И тебе пришлось самой выпить противный напиток. Мне о том маг Капа рассказал. Я только что у него был. – Он робко прикоснулся к её руке. Она смотрела на его нежную, но уже мужскую руку. На прежнего Ручейка он похож не был. А на того, кто пришёл в её видения, был! Только странное имя фантома ускользало из её памяти. И к чему оно было, если у него есть самое настоящее реальное имя. И сам он подлинный.

– Ты не хочешь прогуляться по лесу? – спросила она у Светлого Потока. – Пока не стемнело окончательно?

– Хочу, – ответил он. Они встали и направились в глубину леса. Он рассказывал ей о себе, как он учится, где живёт в ЦэДэМе, и что после того, как он определится со своей профессией, когда найдёт себе жену и будущую мать их совместных детей, его направят в один из «Городов Создателя». Бесхитростный рассказ казался ему невероятно важным, и ей тоже нужным. Она крепко сжимала его руку, когда они переходили через мелкую речку по свежо-ошкуренному мостику. Прежнее упавшее дерево, отчасти и полусгнившее, так и лежало неподалёку, перекинутое через лесной поток, но кто-то уже сделал крепкий мостик и установил его рядом. Тёмная рубашка Светлого Потока напомнила и по цвету, и по рисунку рубашку её отца, которую Ива отлично помнила. Она взялась за его манжету на правой руке и увидела, что та прожжена. И без всякого удивления, потому что она знала, что так и должно быть, она спросила у него, – Ты топил печку? Прожёг углём?