Капа взглянул на Вяза и ничего не понял. Лицо Вяза имело землисто-бледный оттенок, глаза смотрели так, как будто старый ослеп. На его чёрном искристом одеянии не было «Ока Создателя».

– «Око»…. Создателя… – прошептал он, как прошипел.

– Как? Где? – удивился Капа, – где он может быть как не в твоём тайнике? – Капа решил, что Вяз окончательно обессилел и не смог сдвинуть кресло со своего места. Но Вяз загородил ему дорогу.

– Там пусто, – сказал он.

Капа бросился в Храм, пока ещё закрытый для народа. Он влетел в придел и увидел валяющееся кресло. Старый маг уронил его на бок. Или скорее бросил, поскольку спинка деревянного кресла была надломлена. Чтобы так сломать дорогое изделие, надо было грохнуть его об пол с немалой силой. Капа, холодея от страшного предчувствия, встал на колени, сунул руку в тайник. Там не было ничего, кроме пыли. Он долго возил там сначала одной рукой, потом другой. Но там было пусто.

– Это моя погибель, – тихо сказал Вяз, стоя позади. – За исчезновение из Храма Ночной Звезды «Ока Создателя» полагается смерть. За это топят в океане. И должность мага не значит ничего.

– Но… – Капа не находил слов, – это же воры, а не мы! Нам-то зачем похищать у себя самих собственную жизнь!

– Никого не будут интересовать детали. Конечно, «Око» будут искать и, скорее всего, найдут, как было не раз в других Храмах. «Око» обладает магической силой и никогда не приносит счастья похитителю. Оно неизбежно себя обнаруживает. Но мага приговаривают сразу, а вора могут искать и годами. Поэтому, чтобы тебя не тронули, я возьму вину на себя. А ты уходи сейчас. Тебя уже не оставят в Храме, осквернённым воровством «Ока Создателя». Они скажут, что вор всего лишь знак того, что служители Храма неугодны Создателю. Только затаись где-нибудь. Не вздумай прятаться на своём этаже в столице. Если я знаю, что ты грешил мелкими хищениями, растаскивая храмовую сокровищницу, то в КСОРе и подавно всё знают и обо всех. Но если такие шалости прощают, поскольку только маг и знает, сколько на самом деле у него хранится сокровищ, и только он составляет перепись и отчётность о том, сколько и чего там есть, то «Око Создателя» всякого Храма – это ценность самого Совета. Я давно уж сокрыл все твои грешки по присвоению части тех ценностей, что были привезены из заречного Храма. Я всегда потакал тебе, жалея тебя за сиротство и обездоленность, но, Капа, сокрыть пропажу «Ока Создателя» невозможно!

– Ты с ума сошёл, старый! Если я уйду, на меня и подумают! Куда я уйду?

– Неважно, что они подумают. От имени нерушимого Закона приговорят и тебя и меня к утоплению. А их соображения к нашим с тобой жизням уже не будут иметь никакого отношения. Соображать они будут только по поводу того, как вернуть похищенное «Око Создателя».

Вяз был поразительно спокоен, а Капу била крупная дрожь. Но спокойствие было обманным. Вяз пошатнулся, и Капа быстро поднял поломанное кресло и усадил старика сам.

– Какое ещё «Око Создателя»!? Настоящее Око одно и сияет в центре неба! А это только бессмысленные блестящие камни! Как ты мог в течение целой жизни не заказать себе подделку? Как делают все прочие! И поди, проверь, подлинное сокровище на тебе или стекло!

– Я не нарушитель святых традиций! Ритуал с подделкой и сам подделка!

– Да кто, кто украл!? Зубами загрызу, как найду!

– Тебя самого скоро сгрызут гады морские. Не успеешь ты ничего.

– А кто узнает, отец? – Капа вдруг впервые назвал мага Вяза отцом. – Кто заметит, что ты будешь без «Ока Создателя»? Они все будут валяться в отключенном состоянии, а потом уйдут и забудут обо всём…

– Ты ничего не знаешь! На всякий такой день, а их и всего-то четыре на целый календарный год, в Храме всегда присутствует надзирающий из Координационного Совета, но под видом странника, случайно зашедшего повидаться с предками.

– Как? Почему же ты мне не говорил?

– А зачем? Ты же не являешься пока посвящённым. Вот видишь, я и открыл тебе раньше времени одну из наших внутренних тайн. Для истинного мага все эти надзирающие ничего не значат. У каждого свои обязанности. Да и за народом они наблюдают в своих уже целях. Иногда даже влезают в их видения, если обучены такой практике. А ты думал, что какой-то простой селянин и рассказал о том, что в наш Храм Ночной Звезды вбежал однажды заблудившийся оборотень, упавший с неба? Или ты думал, что я болтун? Что я выдал тайну бедной хромоногой девушки? Или же её соседи пошли в КСОР или куда повыше и всё рассказали о ней и её странном муже-бродяге? Да они и дорог туда не знают! Не найдут ни входа, ни выхода. Тут всегда есть соглядатаи. Как же ты, такой умный, не сообразил до сих пор, что мы с тобою всегда под наблюдением? Что наши сокровища всегда под неусыпным наблюдением? Да и не наши они! Мы только хранители чужого добра! Мы ширма истлевающего уходящего мира, мы жалкие исполнители, не нами написанных ролей.

Вяз опустил голову, словно не имел сил её держать, издал какой-то невнятный клёкот и надолго замолчал. Капа решил, что он свесил голову от скорби, что он подавил спазм плача от бессилия. Подойдя, чтобы утешить, он тронул старика за костлявое плечо. Тотчас же старый Вяз повалился на пол. Он умер на месте.

Отчётливо, даже не понимая, а чувствуя всем своим глубинным существом, что это конец, не веря, что всё происходит на самом деле, а не в кошмарном сне, он помчался назад в дом. Скинул с себя ритуальное одеяние, как-то умудряясь сохранять рассудочность. Стремительно переоделся и бросился через садовую калитку, через тёмный по-осеннему отсыревший сад к старой храмовой пристани, где хранились его лодки. Чтобы проплыв вдоль берега подальше отсюда, но ближе к скоростной дороге, добраться как можно скорее до столицы. До Сирени. Вся надежда была только на неё, свою влиятельную мать.

Двери в роскошный особняк матери ему открыл сам начальник её личной охраны Барвинок. Его белое и пухлое лицо в обрамлении невнятной бедной и клочковато-бесцветной бородёнки говорило о его несколько нарушенном балансе между мужским и женским началом в сторону женственности. Рыбьи выпуклые глаза, начисто лишённые эмоциональной выразительности, довершали в целом неприятное впечатление о нём. Его украшала только развитая и мускулистая, тренированная фигура. В противном случае ему было бы тут делать нечего. Он, заспанный и безразличный, словно бы воспринимал Капу- Кипариса как один из образов своего сна, впустил его. По тёмным комнатам и переходам он провёл Кипариса туда, где и бодрствовала Сирень, имеющая привычку ложится почти под утро. Она не имела потребности в долгом сне ночами. Она любила отдыхать днём у себя в парковом павильоне под пение птиц и шелест листвы, лёжа на удобном атласном и расшитом диване, наблюдая сквозь узорчатые окна или за бегом белых облаков, или за хмурым накатом непогоды, или же за безупречной синевой – вечно-юной тайной мира. По ночам же она любила читать и размышлять, а сейчас была даже не ночь, а очень поздний вечер. Барвинок постучал, вошёл к ней, чтобы потом уже пропустить или нет туда и Кипариса. Недовольный тем, что какой-то слуга-зазнайка держит его в дверях как случайного посетителя, Кипарис отпихнул Барвинка в сторону.

Влетев к матери, Кипарис заорал с порога, утратив остатки самообладания. Барвинок, пользуясь замешательством Сирени, оставил дверь приоткрытой.

– Матушка! Вяз умер! – Кипарис плюхнулся на обширный диван матери, вручную расшитый цветами. Даже в состоянии отчаяния Кипарис – большой любитель комфорта поразился роскоши окружающего его пространства.

– И что? – невозмутимо спросила она, приходя в себя от его сумасшедшего налёта, – Это закономерный процесс. Он стар. А ты теперь займёшь его место. На время. Пока я не устрою тебе более высокое положение.

Она повернулась вокруг собственной оси и с удивлением взглянула на Кипариса, только сейчас заметив его перекошенное неординарным смятением лицо. – Как ты мог покинуть Храм в ночь поминовения предков, да ещё в таком случае, как смерть старого Вяза? Ты представляешь, что там творится, когда в Храме полно народа? Когда Храм оставлен без присмотра? Да ты в своём уме?