– Её муж продал мне и брату бывший дом своей жены, то есть её. А она бросила там свою старую няню, не захотев взять её к себе, то есть к мужу.

– Ты действительно так поступила? – удивилась Икри, переставшая улыбаться. Она улыбалась даже во время перебранки с Ториным, а тут её глаза стали как пасмурное небо. Рамина молчала. Торин тоже молчал.

– Мне пора! – сказала Икри и встала. Она не хотела делить столик с Раминой. Едва возникшая завязь возможной дружбы мигом увяла. А Торин и не мог заинтересовать её ничем. Едва Икри встала, махнув своим шлёйфом как всплеском пламени, Торин встал за нею следом. Рядом с Икри возник ещё один человек. Полностью бритоголовый, высокий и плечистый, он обнял Икри за плечи. Рамина не видела его лица, но в этот самый миг ребёнок внутри забил её своими незримыми ножками больно и сильно, что она ойкнула.

– Ва-Лери! – закричала Рамина, и неизвестный обернулся на её крик вместе с Икри. – Ва-Лери… – Это был неизвестный ей человек. Не Ва-Лери. Он был совсем другой, чем тот самый брат Ва-Лери, бывший тогда в «Ночной Лиане» вместе с Ланой и с Инарой, но он точно так же был похож на Ва-Лери чем-то не определимым словесно, но очевидным до рези в глазах, до вскрика в душе. Рамина закрыла лицо ладонями. От вырвавшегося горя по навечно утраченному Ва-Лери, о чём она точно знала, и по Финэле тоже, у неё полились слёзы из подкрашенных глаз. Две бледно-зелёные дорожки потекли по нежно-розоватым щекам.

– Почему ты меня так назвала? – услышала она приятнейший молодой и мужской голос над собою. Рядом стояли Икри и тот самый человек, которого она видела впервые. Подошёл и Торин, так и не успевший уйти далеко. Рамина подняла веки – тонкие зелёные листики с пушистой бахромой размытых ресниц, глядя страдальчески и виновато.

– Я ошиблась, – ответила она.

– Ты знала Ва-Лери? – спросил он.

– Да, – ответила она.

– Ты ждёшь его ребёнка? – спросил он.

– Да, – ответила она.

– И он смог покинуть тебя навсегда, зная о том? – спросил он.

– Да, – ответила она.

– А как же твой муж? – встрял Торин-Ян. – Ты же корчила тут из себя замужнюю недотрогу. А я-то, парень поживший, сразу учуял, девочка не прочь поиграться и в таком положении…

– Иди отсюда! – закричала ему Икри. – Иди! Пока я не заткнула непотребный твой рот недоеденным десертом! Чтобы ты замолчал, наконец!

Торин оценил её спутника и благоразумно ушёл, но долго оборачивался и что-то угрожающе бормотал.

Спутник Икри и сама она сели рядом с Раминой. Икри вынула тонкую салфетку из своей алой сумочки на поясе и стала аккуратно вытирать щёки Рамины. – Ты обиделась на меня? На грубияна Торина? Или тут что-то другое? Но мне, правда, надо уходить. Ты где живёшь? Может, тебя надо проводить домой? Кон-Стан тебя проводит. А я очень спешу. Мы обязательно с тобой ещё увидимся, Рамина. И ты расскажешь мне о том, что произошло с твоей няней. Хорошо? Кон-Стан – мой муж. Он тебя проводит и потом скажет мне твой адрес. Я тебя найду. Я помогу тебе, если тебе необходима помощь. Я помогу тебе разобраться в сложностях твоей жизни. Хорошо? Ведь тебе нелегко?

Рамина неожиданно успокоилась. – Иди, Икри. Если ты спешишь, я не хочу тебе мешать.

Тот, кто был Кон-Станом взял Рамину за руку. Икри быстро скрылась в редеющей, но всё ещё значительной уличной толпе.

– Тут рядом есть фармацевтический торговый павильон моего мужа, – сказала Рамина, вставая и отчего-то заплетаясь ногами. – Проводите меня туда. У меня есть ключи. Я там отдохну. Там есть комната для отдыха.

Торговый дом «Кэрш-Тола» располагался на одной из тихих столичных улочек, причём фасадная часть здания с главным входом была одноэтажной, а задняя часть, выходящая на параллельную улицу, была двухэтажной. Другая улица располагалась значительно ниже той, по которой и направились Рамина со своим спутником. Тут было значительно меньше гуляющего народа, и Рамина увидела издали яркое платье Икри. Та стояла и разговаривала с… Кэршом. Никогда в жизни Рамина не видела у своего мужа такого вот лица. Грубоватое и не наделённое даже близко тем, что принято считать красотой, на данный момент его без преувеличения можно было бы назвать лучезарным. Сама Икри была серьёзна. Она заметно держала дистанцию, в то время как Кэрш всем своим кряжистым корпусом изображал стремление вспорхнуть вверх, а уже сверху обхватить женщину своими крылами. Они, увлечённые беседой, не заметили Рамину и Кон-Стана. Вернее, Кэрш не заметил, поскольку Икри сделала Кон-Стану едва заметный знак рукой. Подойдя к ним со спины Кэрша, а тот даже и не повернул головы, Рамина услышала следующую фразу мужа, – Я рад новому изданию твоего личного счастью, Икри, – таковы были слова Кэрша. – Сам я похвастаться тем же не могу. После тебя только «Мать Вода» и дала мне иллюзорную замену того утраченного…

– Я рада, Кэрш, что ты осознал, что погружение в иллюзии не заменит подлинную жизнь. И я рада, что у тебя такая милая юная жена. А в скором времени она и вовсе осчастливит тебя без всяческих иллюзий счастьем отцовства, – сказала ему Икри, повторно делая знак рукой Кон-Стану позади спины Кэрша. Кон-Стан же застрял там из-за Рамины, упёршейся, как упрямая коза в сочный кустик, в тёмную витрину какой-то лавки, где продавалась одежда. Она из всех сил делала вид, что нечто там высматривает, поэтому обернувшийся Кэрш, увидев Кон-Стана, не обратил внимания на его спутницу, повёрнутую лицом к витрине, а спиной к нему. Похоже, он и Кон-Стана не знал, поскольку несколько отодвинулся, давая им проход. Кон-Стан увлёк Рамину дальше, и она на ходу успела ухватить следующую фразу мужа, – Я знал, что встречу тебя, моя ночная фиалка. С тех самых пор, как я узнал тебя, у меня развились особые способности…

Рамина опять застряла у следующей витрины. Она услышала, как Икри засмеялась и ответила, – Считай это моим подарком тебе, а также тем внутренним стражем, что всегда будет держать тебя у той грани, за которую нельзя переходить. Я рада, что ты бросил пристрастие к «Мать Воде» и нашёл в себе силы для ответственной работы.

– Нет у меня теперь той ответственной работы. Я вернулся к старой практике врачевания, заодно и лекарствами торгую по низким народным ценам…

Рамина тащилась за Кон-Станом упираясь всеми своими копытцами, желая только одного, – подойти и сказать Кэршу в лицо, что хочет навсегда уйти от нелюбимого мужа, вдобавок ко всему её и не любящего. Но Кон-Стан столь же упрямо тащил её всё дальше. И его упрямство было наделено куда большей физической силой.

Подойдя к небольшому зданию торговой фармацевтической лавки, Рамина извлекла ключ и открыла дверь. Войдя, она также тщательно закрыла её изнутри, оставив ключ в замке. Прохлада, тишина и лекарственно-травяные запахи дали ей облегчение. Она открыла дверцу в боковую комнатку для отдыха, где и плюхнулась на маленький диванчик. Кон-Стан остался расхаживать в торговом зале. Там был полумрак, и чего он там рассматривал, Рамине было не интересно. Как и не было жалко того, если бы вдруг Кон-Стан стащил какое-нибудь дорогущее снадобье. Её уже не интересовал ни ущерб, ни прибыток мужа. Она жалела только об одном. Она утратила свой павильон, свою родную Финэлю ради пустой мечты стать счастливой и преуспевающей женой влиятельного человека. Ничего особенного она не услышала в том уличном разговоре. Ясно же было, что у Кэрша-Тола была за плечами длинная насыщенная и сложная жизнь, в том числе и сугубо интимная. Ясно же было, что он был не то чтобы развратен, но близко к этому, когда она с ним познакомилась в «Ночной Лиане». Ведь и с нею он всего лишь хотел провести сладостную ночку с употреблением «Мать Воды» и с купанием в бассейне вместе с такими же обалдевшими друзьями и их подружками. На другой же день он вполне мог и не узнать её лица.

А то, что он повёл её вдруг в Храм Надмирного Света, и для самой Рамины являлось большой загадкой. Обольстившись вначале его вдруг вспыхнувшей страстью, она очень скоро поняла, что причиной его судьбоносного поступка было нечто другое. Но что? Рамина не понимала до сих пор, хотя Финэля и давала ей намёки на то, что на Кэрша было оказано давление со стороны всемогущего Сэта-Мона. Что условием его освобождения от ответственности, следовательно, возможностью остаться в столице, была его сговорчивость в отношении непутёвой Рамины. Бедная Ола! Она всеми способами и всегда защищала свою сестру, как умела. Можно было лишь вообразить, какие тяжёлые, не буквальные конечно, камни упрёков и укоров она получала взамен от своего старого и невыносимого мужа. Её нежная душа не отходила от душевных синяков и ссадин. Мало того, что Ола делила постель с таким вот, угнетающим всякого страшилищем, так она и добровольно подставлялась под его удары, когда выступала просительницей за всякого, кому могла помочь. Не только Рамине. Сэт не отказывал ей ни в чём, хотя перед каждой уступкой трепал её нервы до состояния истончённых нитей, и без того обрывающихся всякий раз в огромном количестве под прессом её нелегкой личной судьбы. Хорошо было то, что в старости Сэт уже крайне редко доставал всё ещё нестарую жену своими сексуальными домогательствами. А то, что Ола его не любила, не было для Финэли, соответственно и для Рамины тайной. Не полюбила сразу, не полюбила и потом. Но Ола была женщиной – лицедейкой в этом смысле. И на миру, что называется, и в личном общении.