– Какой ужас ты мне поведала! Сирт такой смешной, такой добрый. Какой пёс?

– Он вовсе не добрый, и вовсе не смешной. Он и не смеётся никогда.

Ландыш подумала, или она говорит о другом человеке по имени Сирт, или она больная девушка. Не только по форме, но и по существу. Долго раздумывать не пришлось. В комнату вошла Инара. Во вчерашнем простом синем платьице, но с очень красивой причёской, убранной белыми цветами, похожими на гроздья орхидей. Она была свежа и нежно-румяна, глаза сияли, длинные ресницы трепетали.

– Лана! – она подошла и обняла её так, будто они всю жизнь были лучшими подругами. – Я отвезу тебя после завтрака на подземном секретном транспорте в одно место. Там тебя будет ждать Руднэй. И уже вместе вы с ним доберётесь на том транспорте в горы. Где вас и ждёт Тон-Ат и твой отец, Лана, – она оглаживала её мятый подол. – Что же ты не разделась перед сном? Неудобно спать в платье. Чего ты опасалась?

– Какой отец? У меня нет отца. – Ландыш отстранялась от Инары, не понимая её бурных ласк в отношении себя.

– Тот огромный человек в горах не твой отец? А кто?

– Он наш командир.

– Разве ты солдат?

– Вроде того, – ответила Ландыш.

– Инэя, деточка, поди проверь, приготовил ли повар завтрак? Мы спешим.

– Почему ты превратила сестрёнку-инвалида в свою служанку? Это жестоко, – сказала Ландыш, когда Инэя ушла.

–Я? Она же взрослая, хотя и выглядит ребёнком. Должна хоть чем-то помогать?

– Почему же тебе? У тебя самой рук что ли здоровых нет? Это ты должна ей помогать. Вот я умею всё. Растить овощи, готовить, стирать, доить млекопитающих животных. Нехорошо, Инара, быть госпожой в обществе, стремящемся ко всеобщему равенству. Это говорит об отсталости твоего ума.

– А ты любишь поучать? Ты бы учителем шла работать, осыпать назиданиями их уши. А я взрослая давно.

– Догадываюсь. Влад-Мир тебе как? Как мужчина сумел дать тебе твою большую телесную радость?– Ландыш вдруг вспомнила смешное определение секса, принятое у златолицых девушек на Ирис.

– Сумел. Я давно не девственница. Да и он забыл, когда был девственником. Ты осуждаешь меня за это?

– Нет. Но Влад-Мир имеет жену и сына.

– Как? – румянец слинял с лица Инары. Глаза словно бы выцвели. – Он сказал, что никогда и никого не любил.

– Похоже на то. А всё же он занятый. Ты имела на него виды? На длительные отношения?

– Не важно. Я захотела дать себе волю, и я так сделала. На его месте мог быть кто угодно. Я уже несколько лет не чувствовала себя женщиной, желанной для мужчины. И он тоже. Он мне признался, что забыл, каков аромат женщины во время оргазма. Мы всего лишь с ним вместе решили дать себе волю на одну ночь. Как будет дальше? Не знаю.

– Я заметила, Инара, как откровенны местные женщины. Мне это нравится. Я сама откровенная и никогда не любила притворство ни в чём. А меня считали за это недоразвитой.

– Странно. Ты такая умная.

Ландыш не придала особого значения её комплименту, понимая, что на неё выливается та часть любви Инары, что она не истратила на Владимира. Ночь была короткая.

Они завтракали в любопытном помещении. Оно имело форму многоугольника, причём каждая сторона этого многоугольника была разного цветового оттенка, а в целом вся комната была выдержана в розовато-бежевом цвете. Окна со слабо-зеленоватыми стёклами были открыты все сразу. Снизу доносился шум небольшого водопада. Русло протекающей поблизости реки резко обрывалось вниз. За таким же многоугольным столом сидели Инара, Ландыш и Инэя, которую Ландыш сама усадила рядом с собою. Еда была очень вкусной и в то же время простой. Крупяная душистая каша, маленькие яйца величиной чуть больше напёрстка, от неведомых птиц, фигурно нарезанные и тушёные, очень вкусные овощи, ягоды, похожие на виноград, но абсолютно безвкусные, хотя и обманчиво –ароматные, и напитки двух цветов, – красные и зелёные. Маленькая Инэя ела за двоих здоровяков.

– Ты не лопни потом, – одёрнула её Инара, недовольная, что карлица сидит с нею за одним столом. Но возражать Ландыш она не стала.

– Пусть ест, или тебе жалко?

– Мне? – презрительно отозвалась Инара. – Да она кухней у меня заведует. Ест, что ей вздумается. Я беспокоюсь за её же здоровье.

– О своём здоровье я побеспокоюсь сама, – резво отозвалась Инэя своим умилительно-звонким голоском. И тут в столовую вошёл Сирт всё в той же зелёной рубашке. Но поскольку ту рубашку он отдал Рамине, эта была только по виду точно такая же.

– Вот и жених! – прокомментировала Инара, – а невеста уже давно тут. – Она намекала на зелёное платье Ландыш.

– Если и невеста, то уж точно не его, – также резво отозвалась Инэя.

– Это почему? – поинтересовался Сирт, садясь рядом с Инарой и тотчас же хватая крошечные яйца, заглатывая их, не жуя. – Тот, кто ест много птичьих яиц, всегда бывает добрым, – сказал он. – Яйца воздействуют на человека таким образом, что даже злой значительно добреет. Они улучшают настроение – проверенный факт.

– Оно и видно по тебе, яйцеед, – сказала Инара. – Ты никогда не закрываешь своего рта.

Сирт широко улыбнулся, глядя на Ландыш, а маленькая Инэя с заметным любопытством смотрела в его большой рот.

– Боишься, что я съем всё, и тебе придётся лишиться ужина? – спросил у Инэи Сирт. – Я же знаю, что она жадная, и ты всегда доедаешь остатки её завтрака на ужин. Инара никогда не обедает дома. И не ужинает, – пояснил Сирт для Ландыш. – Поэтому она выделяет очень мало денег на закупку еды. Сама в столице или где придётся откушает, чего душа желает, а бедная малютка Инэя сидит дома голодная. Инара же дома только ночует. И то не всегда, – добавил он, вроде как с угрозой, обращаясь к Инаре. Та задумчиво молчала, глядя перед собою так, будто сидела тут одна.

– Смакуешь ночные переживания? – спросил Сирт дерзко. Это был уже не тот весёлый Сирт, что сидел в «Ночной Лиане». Явно между ним и Инарой был некий конфликт.

– Ищи себе точно такие же. По своей насыщенности и высочайшему качеству. Кто мешает? – ответила она.

Неизвестно чем закончилась бы такая перепалка между ними, но вошёл Руднэй. Ландыш замерла. Если бы она стояла, то вполне можно было бы сказать, что у неё подкосились ноги. Освещённый утренним сиянием, овеваемый свежим речным духом из окон, высокий и стройный стоял перед нею резко помолодевший и заметно похудевший, а от того только краше он был, Радослав. Точно такое же головокружение, как и в «Ночной Лиане», повело куда-то бедную Ландыш, словно бы она зависла над той самой рекой, высунувшись из окна. Стало тихо. Все заметили её нестандартную реакцию на его появление. Маленькая Инэя, на что уж была проста по детски, а и то невольно положила свою маленькую ладошку на руку Ландыш. – Тебе не вкусно, Лана? – спросила она, ловко разрядив обстановку. – Я могу принести тебе ещё что-нибудь вкусненького? Хочешь?

– Как полюбила её! И когда успела! – воскликнула Инара, будто ревновала. А, может, и ревновала.

– Она очень красивая. Я не видела таких никогда, – призналась Инэя. – А такую красоту Надмирный Отец не даёт злыдням.

– Чего же он тебя так обделил? – не жалела её Инара. – Ты вроде добрая девочка, послушная, чтишь все заповеди предков.

– Замолчи! – первое, что сказал Руднэй. – Ты отдохнула, Лана? Нам надо идти.

Лана на негнущихся ногах подошла к нему. Он демонстративно поцеловал её в губы. При всех. – Здравствуй, – сказал он ей, а прочим он так ничего и не сказал. А для Ландыш вдруг открылась ретроспектива как угасающая перламутровая воронка, куда стремительно втягивалась вся её ушедшая жизнь. Только она и Руднэй были не подвластны её безжалостной и утягивающей силе, они были вечными. Это он стоял в управляющем центре звездолёта, к нему она вошла впервые в его отсек и стала принадлежать ему уже навсегда. С ним жила на Ирис. Ругалась, мирилась, для него наряжалась в платья, вышитые златолицыми искусницами, и даже заигрывала с теми, кто не был нужен, поскольку необходим был только он. А заигрывала только затем, чтобы не утратить веру в свои чары, предназначенные только ему. Существенно прибитая неуверенностью с дней одинокой своей юности, суровым воспитанием неласковой матери, она так и не была до конца в себе уверена, в своём всесилии над той стороной его существа, которая изначально во всяком мужчине принадлежит женщине. Наверное, Руднэю не польстило бы, что она влюбилась не в него как такового, а в тот отблеск утраченного, упавший на него и вспыхнувший внезапно новым пламенем старой любви. Откуда? Из какой такой невидимой психосферы, из каких незримых информационных небес? Она не знала. Но это была та же самая любовь, имевшая в ней уже прочные корни, а не зыбкий росточек, с лёгкостью выдуваемый первым налетевшим ветром, размываемый первым мутным ручьём. А он ничего этого не знал. Он стоял, слегка ошалевший от того, что на него вдруг обрушилось, исключительно себе присваивая незаурядную способность валить женщин с ног, с первого взгляда на любую из них. А поскольку Ландыш была в определённой степени первая, кто и обратила на себя его пристальное внимание, то он так и думал. И уже никогда не узнает всей правды, поскольку впоследствии такая правда не будет ему нужна. А её прошлое, полностью сохранённое, вошло в настоящее, с готовностью уже устремляясь в будущее, не случившееся с тем, кто был Вендом. И случится оно с ним, с Руднэем.