– Я не собираюсь тебя обманывать, – Валерий стал давать знаки Ландыш, чтобы им уйти отсюда прочь, отвязавшись от навязчивой душевнобольной бабки.
– Значит, я не ошиблась? Это перстень Нэи? А где она сама? Так выходит, что вы не все покинули нашу планету? Значит, кое-кто из вас тут остался до сих пор? Но ведь подземный город уничтожен, и входы в него завалены давно. Или же вы вернулись? Но почему никто о том не знает? – поток вопросов, содержащих немалую информацию о том, что старуха вовсе не простая прохожая и не выжившая из ума бабка, ностальгирующая о своём прошлом, заставил онеметь и Ландыш и Валерия.
– Я и не жду от вас ответов, поскольку их и не будет, – остановила их старуха. Цепкими руками она ухватила Ландыш за одну из бесчисленных оборок на её платье. – И всё же. Только скажи мне одно. Жива ли та, кому и принадлежал перстень?
– Я не понимаю тебя, милая бабушка, – ласково обратилась к ней Ландыш. – С чего ты взяла, что моё кольцо кому-то принадлежало?
– Мне всё ясно. Конечно, её уже нет в живых. Она никогда бы не рассталась с Кристаллом, будь она жива. – Старуха свесила голову в размотанной наполовину чалме. В больших туфлях со стоптанными задниками, в одеянии, похожем на какой-то архаичный халат-тунику, она напоминала старого джина, вылезшего из неведомо какой лампы. – Но почему через такое малое количество астрономических лет она умерла? Или же то было несчастным случаем? Ведь Нэя была моложе меня. Неужели моя и её жизнь были на самом деле, а не являлись чьей-то бездарной выдумкой? И опять я не жду твоего ответа, поскольку ты ничего мне не скажешь. – Та, кого звали Ифисой, рассматривала голову, отломанную от исчезнувшей статуи, и вновь напоминала сказочного персонажа, кого-то вроде принца Гамлета, вопрошающего череп «бедного Йорика» о вечных загадках беспощадного времени. Поскольку со стороны, не знай Ландыш, что это женщина, она казалась лишённой пола, как женского, так и мужского, что иногда случается с пожилыми людьми, если у тех нарушен гормональный баланс. А тут со здоровьем даже молодого населения было не очень здорово. Или тому причиной была непривычка Ландыш к таким вот пожухлым лицам и к такой странной одежде.
– Подумать только, – продолжала женщина, старый восточный джин и литературный датский принц Гамлет в одном лице, поскольку так её определила для себя Ландыш, начитавшись за последний год много всяких исторических небылиц. – А ведь когда-то я купалась в этой грязной и вполовину усохшей, против прежнего, луже! Все ключи засорили негодники! Все рукотворные красоты перепортили, если не разрушили дотла! Надо же чистить и пруды, и парки. А кому оно надо?
– Такова участь всякой паразитарной роскоши, когда за нею некому ухаживать. Вы так не считаете? Ведь прежние аристократы не привили народу любовь к красоте. А народ, похоже, ценил только то, что приносило ему пользу для выживания его самого и его потомства. Прочее же не воспринимал как нужное лично ему, как трудовому субъекту.
– Ишь, ты! Как наловчились современные пропагандисты воспитывать молодёжь, – ответила бабка-джин. Но тут же спохватилась, вновь уткнувшись в лицо Ландыш усохшими ягодами своих, отнюдь не пустых и не глупых, глаз. В них мерцал очевидный ум, пусть и своеобразный, на здешний лад. – Не пытайся обмануть меня, что ты тутошняя. Я слишком много повидала за свою жизнь, чтобы ты смогла меня одурачить, девушка, пришедшая из-за небесной тверди. Рамина, конечно, и понятия не имеет, с кем свела её судьба. Да и к чему ей такое понимание?
Валерий стоял уже поодаль и делал знаки потрясённой Ландыш, чтобы она быстрее шла за ним. Не понимая, каким образом старая женщина смогла так быстро раскусить их с Валерием маскарад, она не имела сил, чтобы сдвинуться с места. Это был не страх, чего было бояться старую бродяжку? Было что-то другое. Предчувствие, что жизнь входит в какую-то совсем другую фазу здешнего существования. Поскольку встретить на огромной чужой планете, населённой миллионами существ ту, что лично была знакома когда-то с первой женой Радослава, являлось мистикой в соединении с фантастикой.
Уже отойдя на приличное расстояние, Ландыш обернулась с вершины небольшого холма, но на берегу старого пруда никого уже не было. Песчаный пологий берег отлично просматривался сверху, и Ландыш рассмотрела белый шар головы от старой садовой скульптуры. Он так и остался брошенным у самой воды.
Она ничего не забыла!
– Как считаешь, Кук должен знать о странном разговоре со старухой? – Ландыш уже успела переодеться в том секторе подземного города, что был сохранён после умышленного повреждения всего объекта в целом. Здесь же ребята сумели запустить и очистку воздушных потоков, и освещение, и часть служебной робототехники и частично автоматику, приводящую в движение подземный транспорт. По сути, тут вполне можно было жить и даже обороняться в случае войны со стороны местного населения. Но это был совсем уж апокалипсический сценарий, – избежать его следовало в любом случае.
– Как сама думаешь? Это важно? – ответил Валерий, – я лично слабо прислушивался к её бормотанию. Ругалась она громко, а по существу-то, что она сказала?
– Она упомянула имя первой жены Радослава. Нэя была отсюда. Бабушка узнала каким-то образом кольцо, которое мне осталось после него. Но как она могла так точно определить, что оно принадлежало когда-то Нэе? Что в нём такого уж уникального? Мало ли на свете кристаллов? Я, например, дорожу им только как памятью. А так, я вообще не обращаю внимания на драгоценности и считаю их пережитком глубочайшей архаики.
– Это ты. А она обитательница глубин этой самой архаики. Расскажи отцу, если считаешь нужным. Но боюсь, что это может окончиться тем, что он наложит запрет на наши вылазки.
– Почему бы? Он сам говорил, что мы должны исследовать неведомое. Раз уж мы космические скитальцы. Просто ты боишься, что он запретит тебе встречаться с Раминой.
– Ну да. Я к ней привык. Мне без неё будет совсем скучно. Даже хуже чем на Ирис. Там хоть свобода была. Лети куда хочешь, а тут? Два аэролёта на ходу, то есть на лету, да и то такой старой модификации, что того и гляди грохнутся посреди гор, так и не вылезешь потом оттуда со дна какой-нибудь пропасти, даже если будешь в спасательной экипировке. А Костя такой обормот! Он всё время норовит полетать налегке. К чему было уничтожать парк летающей техники?
– Чтобы она не попала в те руки, для которых не была предназначена. Чего непонятного?
– Да как местная шантрапа разобралась бы в управлении машин, созданных другой цивилизацией? Ты сама-то сообрази. Тут что-то иное было. Кто-то умышленно всё уничтожил именно для того, чтобы наши, земляне, не смогли воспользоваться нашими же машинами. Тебе понятно? Тут явно был погром в целях зачистки нашего присутствия. Ведь Разумов так и не объявился. А мы тут сколько? Почти год. Всё бы нос высунул, где он ни таись. И чего ждём? До чего же мне хочется домой!
– Как же Рамина? – подковырнула его Ландыш.
– Да что мне Рамина, или другая какая румяна. На Земле разве нет девушек покраше?
– Вот и верь в вашу любовь, – вздохнула Ландыш.
– Я тебя умоляю, ну какая тут любовь? К кому? Это же от безысходности. Меня уже давно утомила дочь старого аристократического семейства своими вздохами о прежней паразитической роскоши и своим сословным смехотворным высокомерием ко всем. Одна статуя её маменьки чего стоит. Отнесла бы давно на кладбище, пусть бы там ворон пугала.
– А тут есть вороны?
– Ну, кто-то подобный же есть.
– Крыланы, к примеру, – Ландыш ужасно боялась крыланов, не смотря на их безобидность и её любовь к животным. Стоило лишь однажды в целях починки выключить защитное поле вокруг обитаемых объектов в горах, как крылатые собаки умудрились изгадить всё. Даже смотровую площадку Ландыш на вершине «Башни узника».
– Они только в горах и в предгорьях обитают. На континент не летают.
– В следующий раз я пойду с ребятами в тот самый город, который и строили на поверхности наши совместно с местными в те годы, когда тут было всё по другому. Саша и Костя обещали мне показать классные строения. Да и на местную столицу мне хочется взглянуть. Ты как? Пойдёшь с нами?