– Костя! – крикнула она, – не пытайся прятаться. Я увидела тебя уже сверху! Ау!

– Влипли, – недовольно заметил Александр, заметно чуждающийся общения с Ландыш. Вот как-то сразу их отношения не сложились, и они никогда не общались между собою. В маленьком коллективе, по сути, семье это было заметно и не похвально. Но Александр себя не ломал, Ландыш игнорировал стойко, а она платила ему с удвоенной взаимностью. Женщины такого обращения к себе не прощают. Вот и теперь она, подойдя совсем близко, обращалась к одному Косте.

– А я думала, что это моё место. Не все же любители цветов, – сказала она. По поводу нелюбви к цветам – явно относилось к Саше. Ландыш даже не поздоровалась с ним. Костю она уже видела за завтраком.

– Так я случайно сюда забрёл, – Костя счастливо улыбался ей навстречу. Нет, не из жалости он хотел подобрать ключики к сердцу затворницы «Башни узника». Вот что подумал Александр. Ландыш давно Косте нравилась, а со временем такое отношение только углубилось до той самой черты, за которой оно становится любовью, становится качественно другим пластом человеческого глубинного существа.

– Тебе понравилась утренняя каша с ванильной добавкой? – спросила она очевидную глупость. Но видимо говорить было не о чем, а молчать невежливо. – Я сама изобрела рецепт. Моя прирученная горная лань легко даёт себя доить. Я сначала только Виталине такую кашу готовила, а потом вам решила её сварить. Кук сказал, что такую вкусноту ел только в счастливом детстве.

– Он не мог есть такую кашу на Земле, – ответил Костя, – ведь тебя в те времена не было.

Ландыш уселась между ребятами, по-прежнему обращаясь только к Косте. – Кук говорит, что животные явно были домашними совсем недавно. Они сами идут в руки.

– Как ты не боялась к ним сразу подходить? – спросил Костя, любуясь её ясным, свежим по-утреннему лицом.

– Привычка. Я же у себя всегда доила коров. А лани совсем маленькие и рогов не имеют. Они сразу подошли ко мне, как только я их увидела. Потом я стала приходить к ним каждый день. Они привыкли. А рогатые самцы почти кроткие, не то что быки. Хотя, конечно, я на всякий случай всегда беру с собою нейтрализатор мышечной активности. Всякое может быть. Но если честно, Костя, я не чувствую страха за свою жизнь нисколько. Может, это от того, что я не дорожу самой жизнью? Как ты думаешь?

– Думаю, что ты просто храбрая.

– Ну, уж. Ты всегда скажешь что-то лестное. Вообще же, у диких животных не может быть доверия к человеку. Конечно, Кук прав. Тут некогда жили люди, которые и разводили животных ради молока. Мы с Куком даже нашли их заброшенные пещерные обиталища, похожие на благоустроенные городки. Но куда они делись? Как думаешь?

– Они все переселились на континент, как случился переворот, и обе страны планеты объединились под всеобщим управлением. Прежде тут жили беженцы из Страны Архипелага. Теперь им нечего опасаться, и они живут в комфорте цивилизации, привычной им, – ответил за Костю Александр.

Ландыш смотрела в сторону горизонта, куда убегали цветущие луга. Там синели горы, как зубчатая ограда, построенная неведомыми, ушедшими куда-то владельцами диковинных цветников. – Я назвала эти цветы «улыбкой павлина». Я видела этих птиц на Земле, – сказала она.

– Надо же! – воскликнул Костя, – точно также их назвал и Саня.

– Какой Саня? – спросила Ландыш, никогда не слышавшая такую вот версию имени Александра. Так его называли только в узком кругу самих братьев. И то редко.

– Он, – Костя кивнул на брата, – Саша.

– Я сказал, что они похожи на павлиньи хвосты по своей раскраске, а насчёт улыбки это ты загнул. Какая улыбка может быть у павлиньего хвоста? – Александр насмехался. Но над кем, над Ландыш или братом, ясно не было.

– Да ладно тебе, – укорил его Костя, пребывая в благостном настроении. Он любил в данную минуту всех и вся, всё Мироздание целиком. – Не обращай внимания, Ландыш. Он только притворяется таким чёрствым ко всему на свете. А на самом-то деле он поэт в душе.

– Я знаю, почему он так ко мне относится, – отозвалась Ландыш так, будто Саши рядом не было. Её обычно сжатые губы румяно улыбались как долька аппетитного плода. Свежий ветер в сочетании с красотою вокруг овевал её каким-то радужным и почти зримым опахалом, наделяя яркими радостными красками, казалось, навсегда оставленными в мансарде покинутого дома на планете Ирис. Костя бы даже не удивился тому, появись тут Радослав рядом с Ландыш. Так она стала внезапно хороша! Как была только рядом с мужем. – Он давно и безнадёжно в меня влюблён. Это возникло ещё в тот день, когда он возник вместе со своим звездолётом. Он сверкнул на меня своими колючими глазами из его сумрачных глубин, и я сразу всё поняла. Но мне нужен был только один Радослав… – она замолчала.

– Да никогда такого не было! – возмущённо вскрикнул Саша, чем себя и выдал.

– Да? – изумился Костя. – Вот это факт, что называется «валит с ног»! Я даже не подозревал. А ты могла бы и скромно умолчать о таком вот несчастье…

– Выдумщики не хуже крошки Виталины, – усмехнулся Саша, поняв, что выдал себя слишком уж бурной эмоцией.

– Я так и сказала Куку. Если так уж случилось, что сразу никто из вас меня не завоевал, пока Радослав раскачивался, – а он долго раскачивался, не желая или боясь мне отвечать взаимностью, – я уже не смогу никого из вас полюбить. Сразу было надо. А теперь во мне произошло странное сжатие внутрь, я не могу ничего поделать. Я никого уже не полюблю.

– А кто в том нуждается? – пренебрежительно бросил ей Александр.

– Ты красивый, но грубый, – сказала ему Ландыш. – А вот Костя нежный. Но Костя мне как брат, как тот же Алёшка. Я не могу воспринимать тебя как мужчину. Ты не обижаешься? Нет? Ты же не Валерка, чтобы лезть к девушке, растопырив лапы как сказочный медведь?

– Почему сказочный? Медведи бывают и самыми настоящими, – смутился Костя.

– Конечно, я никогда не знала любви, какой она бывает между мужчиной и женщиной, хотя очень и хотела, чтобы Радослав дал мне такой опыт. Но он только обещал, а сам ушёл…

Слушать её было невозможно, и Костя с Александром разом повернули головы в разные стороны от неё, жалея её, как жалеют душевнобольных.

– Я любила, как любит женщина, только во сне, – добавила она, теребя головки цветов.

– Ты слишком откровенна, – сказал Костя, мягко притрагиваясь к рукаву её комбинезона. Ткань была цветом как бирюза, но с серебристым отливом. Это была женская версия костюма космического десантника.

– Но, вы же моя семья. Как иначе? – ответила глупенькая Ландыш. Не потому, что она была глупа от природы, а специфика её становления на планете Бусинка была такова, что она казалась глуповатой двум братьям. По странному стечению обстоятельств оба тайно и давно любили её. В отличие от прочих, – Владимира, Валерия и Артёма. А то, что Валерий к ней приставал, вовсе не говорило о его страстном чувстве к одинокой Ландыш. Он просто хотел попытать счастья, убегая от опостылевшего давно и уже личного одиночества.

– Хочешь, я достану для тебя местное платье? – спросил вдруг Александр. – У местных девушек очень красивые одежды. Ты будешь как птица в сказочных пёрышках. Или как этот цветок…

– Я не хочу носить платья. Это неудобно. Да я и не умею ходить в юбках каких-то, заплетающих ноги. Или наоборот, выставляющих ноги для всеобщего обозрения. Не считаю, что так красиво. Я никогда их не носила.

– А мне кажется, тебе очень пойдут женские платья. Воздушные и яркие, – Александр переглянулся с Костей, поскольку они оба вспомнили, как хороша была Ландыш в своих шелках на Ирис.

Она перехватила переглядывания ребят, но расценила их по своему, – У вас воображение работает не на той волне, на какой бы следовало. Конечно, я понимаю, вам одиноко, а вы молоды. Достань платья для Вики, если у тебя есть такая возможность. Вика сильно переживает, что не может выглядеть соблазнительной одалиской, как обзывал её прежде Кук. Она боится, что он устанет от её однообразного вида и перестанет её любить. А в его возрасте любить – это нешуточные затраты не только психические, но и физические, я думаю.