– Ты, чужеземец, тоже пройдешь с нами, и тебе будет дарована высочайшая честь услаждать уши великого эмира самой чарующей музыкой.

После этих слов монаха охранники накинули на голову Джафара мешок, связали ему руки за спиной и выволокли его из кельи. За ними вышел монах и знаком приказал Олегу следовать за ним. Последним вышел стражник с факелом и закрыл за собой дверь.

В великом городе там и тут происходили стихийные погромы, повсюду слышались душераздирающие крики жертв, огонь многочисленных пожарищ освещал тьму улиц, по которым в направлении резиденции великих халифов шел отряд с его человеческой добычей. Наконец они вышли в центр города, который охранялся личной дружиной Тамерлана. В этой части города все было спокойно. Узнав монаха, охрана великого эмира беспрепятственно пропустила отряд стражников с пленниками. Пройдя еще несколько улиц, они вышли на огромную площадь. Прямо перед ними возвышалась громада дворца Аббасидов. Верхние галереи дворца были ярко освещены, из резных мраморных решеток стрельчатых окон доносились искрометные звуки восточной музыки. Пир победителя был в самом разгаре.

Миновав высоченные арочные ворота, отряд оказался в огромном внутреннем прямоугольном дворе, богато украшенном пальмами, фонтанами, резными мраморными скамейками, гранитными бассейнами, доверху наполненными водой. Все стены дворца были покрыты ажурным орнаментом, чередовавшимся с затейливой резьбой по мрамору. Монах, шедший теперь во главе отряда, свернул в угол двора и прошел в невысокие боковые двери. Вслед за ним в здание дворца вошли пленники, подгоняемые стражей. В коротком коридоре, прямо пред ними оказалась винтовая лестница, ведущая вниз. Три стражника, крепко ухватив связанного Джафара, поволокли его к этой лестнице и быстро скрылись из вида. Монах, повернувшись к Олегу, знаком приказал следовать за ним. Пройдя по короткому коридору, они оказались у высоких, отделанных позолоченной бронзой резных двухстворчатых дверей. Монах распахнул их, и они вошли в просторный, слабо освещенный зал с огромными зеркалами, убранный тончайшими полупрозрачными тканями. Монах наконец откинул капюшон на спину и снял платок, скрывавший до сих пор его нижнюю половину лица.

Под платком оказалась черная курчавая борода, резко контрастировавшая с его наголо выбритым черепом. Монах дважды громко хлопнул в ладоши – и тут же одна из занавесей распахнулась и из нее вышли две рабыни. Одна из рабынь несла тяжелый кувшин, полный воды, другая держала медный таз и переброшенное через руку расшитое восточным орнаментом полотенце.

– Ты должен привести себя в порядок, натереться благовониями, облачиться в праздничный наряд и выбрать подходящую флейту. – И монах указал в угол зала, где на столах и на стене были разложены и развешаны всевозможные музыкальные инструменты. Затем монах подошел к высокому, инкрустированному слоновой костью столику на одной ножке, на котором стояли песочные часы, и перевернул их. Песок резво побежал в нижнюю колбу.

– Время пошло, – сказал монах, – ты должен быть готов до падения последней песчинки.

Произнеся эти слова, монах повернулся и вышел из зала.

Олег взглянул на рабынь. Они стояли не шелохнувшись, видимо, ожидая его распоряжений. Ни слова не говоря, Олег взял из рук рабыни таз и поставил его на мраморный пол. Скинув свой жилет, он встал перед тазом на колени и знаками приказал другой рабыне лить воду на его голову. Рабыня с готовностью подскочила к Олегу, с обворожительной улыбкой достала из кармана широких шаровар какой-то пузырек и подала его. Взглянув на содержимое пузырька, Олег решил, что это что-то вроде шампуня, и тут же вылил половину содержимого пузырька себе на голову. Жидкостью оказалось розовое масло. Олега это не смутило, и он решительно продолжил водную процедуру. Покончив с верхней частью тела, он заставил ехидно хихикающих рабынь отвернуться, скинул портки и, встав обеими ногами в таз, самостоятельно завершил мытье нижней части чужого ему тела, пугавшего его своим дистрофическим обличьем.

Несколько раз обернувшись полотенцем, поспешив таким образом упрятать от посторонних глаз впечатляющий набор выпиравших во все стороны костей, больше приличествовавший анатомическому театру, чем роскошному дворцу, Олег бросился к раскрытым сундукам с одеждой и замер, похолодев от ужаса. В доверху заполненных сундуках лежало неимоверное количество самых разнообразных нарядов, от пестроты и богатства которых ему стало дурно. В полной растерянности он застыл перед раскрытыми сундуками, как статуя, решительно не понимая, что ему нужно выбрать. Между тем половина песчинок в песочных часах уже находилась в нижней колбе, и остававшиеся их собратья в верхней колбе продолжали неудержимо соскальзывать вниз, присоединяясь к их нижним товарищам. В отчаянии Олег бросился к рабыням, умоляя их ему помочь, но они, продолжая глупо улыбаться, не двинулись с места. Видимо, содержания его пылких восклицаний они не понимали, а буря эмоций, ярко отображавшихся на его лице, их изрядно забавляла. Тогда он знаками, бешено жестикулируя, показал им на прикрытое полотенцем тело и на раскрытые сундуки. Наконец девицы поняли, что от них требуется, и весело, наперегонки подскочили к нему, быстро выбрав подходящую для него одежду. Напялив на себя все, что было ему предложено рабынями, он взглянул в зеркало и обомлел: на него смотрел то ли принц, то ли шут из «Тысячи и одной ночи». Махнув рукой от безнадежности, Олег бросился к разложенным в углу музыкальным инструментам.

Когда Олег опробовал очередную флейту, в зал величественной походкой вошел статный мужчина в черном, расшитом золотом халате, подпоясанном широким парчовым поясом. Голову мужчины украшала чалма с красным верхом, высокими перьями и золотой застежкой. Олег не сразу узнал в мужчине ночного монаха. Преобразившийся монах строго взглянул на Олега и заставил его сменить накидку и тюрбан. Еще раз критически осмотрев наряд музыканта, он кивком головы указал на дверь и первым направился к ней. Зажав в руке выбранную флейту, Олег последовал за ним.

Они прошли несколько залов и коридоров, богато украшенных цветным мрамором, мозаиками, набивными тканями. Повсюду была расставлена вооруженная охрана и горели светильники. Наконец они оказались перед тяжелым парчовым занавесом. Из-за занавеса неслись звуки веселого пиршества. Таинственный спутник еще раз оценивающе взглянул на Олега и замер у занавеса, прислушиваясь к происходящему в зале. Через пару минут он решительно потянул занавес в сторону, и они вошли в огромный, высоченный зал с колоннами, убранство которого не поддавалось описанию. Со всех сторон сверкали громадные зеркала в золоченых богатейших рамах, все стены и колонны были расписаны фантастическими узорами нежнейших цветов и оформлены редкими драгоценными материалами. Филигранно выполненные тонкие мозаичные панно на сводчатых потолках как будто светились изнутри, поражая своим бесконечным разнообразием и пышностью. Все это роскошное, потрясающее воображение убранство зала было обращено к его тыльной стене, где на высоком постаменте возвышался изысканный золоченый трон, на котором восседал широкоплечий человек с крупной головой, высоким лбом и длинной рыжей бородой. На голове этого человека красовалась золотая корона, украшенная крупными рубинами, которые великолепно сочетались с парчовым, шитым серебром и золотом кафтаном и высокими бархатными сапожками пурпурного цвета с загнутыми вверх носами. По правую руку от трона, в темных плащах и накидках, толпилась группа суровых на вид бородатых мужчин; по левую руку от трона, в сверкающих жемчугом и драгоценностями светлых нарядах, восседала группа женщин, лица которых были прикрыты искусно ниспадающим с высоких шапок полупрозрачным шелком.

Внимание всего зала обратилось на вновь вошедших. Спутник Олега, ничуть не смутившись, уверенно прошел в середину зала, Олег машинально последовал за ним. Остановившись в десятке метров от человека, восседавшего на троне, ночной монах громко произнес: