Миновав ворота бывшей столицы мира, они оказались на широкой, мощенной булыжником прямой улице, ведущей прямо к центру города. Пройдя по ней с полторы сотни метров, они свернули в переулок и, растянувшись в цепочку, молча зашагали по узким бесконечным улицам, часто перекрытым в самом верху матерчатыми и тростниковыми навесами. Быстро темнело, но молчаливые спутники Олега безошибочно находили нужное направление. Наконец, нырнув в какие-то боковые узкие ворота и пройдя анфиладу нескольких помещений, в которых горели масляные лампы и на нарядных подушках и коврах в полумраке сидели люди, курившие кальян, они вдруг оказались в просторном квадратном дворике, в центре которого возвышалось небольшое строение, напоминавшее часовню. Часовню окружали несколько пальм, а по четырем сторонам дворика располагались одинаковой формы ровные глинобитные стены образовывавшего дворик барака. В побеленных стенах были хаотично нарезаны крохотные оконца, равномерно чередовавшиеся с темными провалами дощатых дверей.

– Ну вот, мы и пришли в нашу ханаку, – сказал Джафар и, попрощавшись со спутниками, жестом повелел Олегу следовать за ним. За узкой дверью, в которую вошли Олег и Джафар, оказалось довольно просторное помещение, разделенное надвое выдававшейся из стены перегородкой. В левой половине кельи располагалась высокая лежанка, заваленная массой небольших по размеру подушек и одеял из верблюжьей шерсти. Вплотную к лежанке примыкал старый массивный сундук без украшений. В правой половине кельи были в беспорядке расставлены корзины и кувшины, а за ними виднелась видавшая виды оттоманка, напомнившая Олегу его многострадальный диван. У наружной стены, в самом углу, прямо под узким окном располагался очаг с приготовленной горкой порубленного хвороста и вязанкой дров. Без всяких церемоний Джафар предложил гостю отужинать, на что Олег тут же, и тоже без всяких церемоний, дал свое категорическое согласие – только сейчас он почувствовал накопившийся за весь день волчий голод.

На ужин кулинарных изысков хозяин не предлагал, но в этот раз Олег был рад простой рисовой лепешке с молоком больше, чем разносолам столичных ресторанов. Сам Джафар вместо молока пил вино, от которого Олег вежливо, но категорически оказался, сославшись на строгости своего вероисповедания. Джафар не настаивал, но раз за разом подливал себе в чашу густой рубиновый напиток из кувшина с тонким горлом. Напоследок он достал из щели в стене какой-то небольшой сверток и развернул его. При тусклом свете коптящей настенной лампы Олегу все же удалось разглядеть, что это был белый порошок. Джафар сыпанул немного белого порошка в свою чашу и медленно, небольшими глотками выпил ее до дна. Олег внутренне напрягся и осторожно посмотрел по сторонам в поисках подходящего инструмента для возможной вынужденной обороны. Но Джафар, отняв от лица пустую чашу, откинулся на подушки, и его мужественное, всегда сосредоточенное лицо неожиданно расплылось в блаженной улыбке.

– Ну что, чужеземец… о, прости, Омар, нравится тебе у меня? – продолжая легкомысленно улыбаться, спросил Джафар.

– Да, конечно, – стараясь не говорить лишнего, ответил Олег.

– Ты великий музыкант, Омар, – решительно заявил Джафар после недолгой паузы, подтверждая свое авторитетное заключение утвердительными покачиваниями собственной головы, – и нам с тобой предстоит сделать великое дело.

– Какое же? – тут же спросил Олег, продолжая незаметно для Джафара осматриваться. Но Джафар не заметил напряженного состояния Олега и продолжал тем же благодушным тоном:

– Мы с тобой должны очень понравиться одному великому человеку, а потом… – но тут Джафар осекся на полуслове, встрепенулся и моментально протрезвевшими глазами испытующе уставился на Олега. Олег выдержал грозный и одновременно пытливый взгляд Джафара, и как можно более невинным тоном полюбопытствовал:

– А как нам, простым смертным, может это удаться, если человек велик, как ты утверждаешь? – И тут же замер, простодушно глядя на Джафара в ожидании ответа. Тот немного успокоился и ненадолго задумался.

– Хорошо, – наконец решительно сказал он, – я тебе кое-что покажу, но это пока должно оставаться тайной. Клянись!

– Пусть покарает меня Аллах самой страшной казнью, если я без твоего ведома раскрою твою тайну другим людям! – как на духу выпалил Олег.

– Будь же до смертного часа верен своей клятве! – И, утвердительно качнув головой, как бы убеждая самого себя, Джафар подошел к сундуку. Достав из-за пояса ключ и откинув крышку сундука, Джафар начал вынимать из него один за другим роскошные наряды, вид, отделка и украшения которых находились в вопиющем противоречии с аскетизмом рядового дервиша. Наконец, добравшись до самого дна, он с великой осторожностью вынул из сундука завернутый в цветистую шелковую ткань плоский предмет размером в две раскрытых шахматных доски. Торжественно развернув ткань, он уложил предмет на свою лежанку поверх одеял, снял со стены лампу и поднес ее ближе к лежанке.

Глазам Олега предстала загадочно сверкающая, тонкой ювелирной работы доска небольшой толщины, собранная из обработанных до зеркальной чистоты бронзовых и медных пластин разных оттенков и инкрустированная по углам драгоценными камнями. По всей плоскости доски были в определенном порядке смонтированы изящные механические рычажки, установочные винты, прямые и зигзагообразные ползуны, при перемещении которых в узких прорезях доски появлялись какие-то непонятные знаки. Внутри доски, в правой ее части были установлены три вращающихся диска, наружу от которых торчали миниатюрные золоченые поворотные головки. В фигурных прорезях доски на темно-синем фоне виднелись золотистые контуры звездных скоплений, нанесенных по краям дисков.

В левой части доски была закреплена золоченая пластина, на которую очень мелким шрифтом был нанесен арабский текст. Олег попытался было прочесть этот текст, но сразу понял, что его, как ему казалось, безграничные возможности полиглота резко обрывались, когда речь заходит о письменности. Арабская вязь четырнадцатого века была для него так же недоступна, как и китайские иероглифы в двадцать первом веке. Олег долго не мог оторвать взгляд от тончайшей работы мастеров Востока, но, вспомнив об обещании Джафара, повернулся к нему с немым вопросом.

Продолжая восхищенно рассматривать доску, Джафар, не оборачиваясь к Олегу, произнес:

– Это небесная Машина Судьбы, способная заглянуть в будущее. – При этих словах Джафар отодвинул на доске небольшую шторку и вынул из образовавшейся ниши две игральные кости, изготовленные из ярко-красного прозрачного камня.

– Как это работает? – с нескрываемым интересом спросил Олег.

Джафар повернулся и испытующе посмотрел на Олега.

– Я тебе покажу, но не сегодня, – ответил он, еще раз взглянул на рубиновые кубики с точками, вставил их на место и закрыл шторкой. Затем он бережно завернул доску, сложил все обратно в сундук и закрыл его на ключ. Погасив светильник, Джафар тяжело улегся на свою лежанку и тут же мощно захрапел, как иерихонская труба. К Олегу сон не шел, несмотря на смертельную усталость от пережитых за этот день потрясений. Его мысли лихорадочно прыгали в его голове, не находя никакого выхода из сложившегося положения. Наконец, смертельно устав от бесплодных попыток найти хоть какой-то призрак надежды на благополучный исход сваливавшихся на него одна за другой бед, он вдруг вспомнил цитату одного из героев фильма «Щит и меч»: «Что бы ни было – вживаться, вживаться и вживаться. Самому с себя содрать шкуру, вывернуть наизнанку, снова напялить и улыбаться. Такая работа».

Недолго поразмыслив, Олег, проецируя мысль советского разведчика на то положение, в котором он внезапно очутился, полностью с ним согласился, решив, что для начала в любом случае нужно подробно изучить обстановку, законы общества, которое его окружало, а уж потом действовать по обстоятельствам. Затвердив эту мысль в своей звеневшей от напряжения голове, он тут же расслабился и крепко заснул.