– Бесполезно и смертельно опасно, – авторитетно возразил обладатель сочного баса и пояснил: – Передовые отряды эмира Тимура уже рыщут вокруг Багдада, и любые караваны и одинокие путники становятся их легкой добычей. Пощады воины Тимура не знают.
По всей видимости, после уверенных слов знающего человека его тонкоголосый собеседник впал в полную прострацию.
– Но есть надежда на наших толстосумов, – уверенно продолжил бас. – Собрав все свои несметные сокровища вместе, они смогли бы откупиться от ненасытного завоевателя.
– У наших толстосумов глаза больше, чем их желудки, – возразил третий собеседник, – их жадность не позволит им расстаться даже с частью их богатств…
В этот момент неподалеку из базарной толпы неожиданно вынырнул отряд вооруженной охраны с высоко поднятыми пиками, воины которого были одеты в одинаково алые накидки и остроконечные шлемы. Их легкие доспехи ослепительно сверкали в лучах полуденного солнца. Патрульный отряд остановился, и его предводитель стал внимательно оглядываться по сторонам. Недавние разгоряченные дискуссией участники стихийного собрания распрямились, повернулись друг к другу спинами и неслышно растворились в толпе.
Ошеломленный услышанным, Олег долгое время сидел все в той же позе, с полузакрытыми глазами. Теперь, располагая настолько важной, насколько и ужасающей информацией, он старался вспомнить все, что было ему известно о Тамерлане. Но, несмотря на все его усилия, он ничего, кроме вскрытия могилы великого завоевателя за день до начала Великой Отечественной войны и чудесного разворота его войск от столицы обессиленной, обреченной на окончательный разгром Древней Руси, он не помнил.
Смертельно устав от тщетных усилий его перенапрягшегося мозга, через какое-то время он вернулся к действительности.
Вокруг, как ни в чем не бывало, продолжал шуметь восточный базар. Убедившись, что никто не обращает на него никакого внимания, Олег всеми силами пытался отвлечься от мрачных мыслей. Не задумываясь, почти инстинктивно он поднес флейту к своим губам и осторожно в нее дунул. Инструмент чутко отозвался чистым и нежным звуком. Ближайший торговец-зазывала резко обернулся и удивленно взглянул на Олега. Олег быстро прижал флейту обеими руками к животу и какое-то время просидел неподвижно в этом положении. Но затем он снова упрямо поднес флейту ко рту и, уже не обращая внимания на окружающих, в отчаянном порыве опробовал ее звуковые качества во всем диапазоне. Они оказались вполне удовлетворительными. Но самым главным было то, что никаких криков недовольства со стороны торговцев и сновавших вокруг него по своим делам покупателей он не услышал.
Тогда, осмелев, он, поднапрягшись, вспомнил свой репертуар из детской музыкальной школы и заиграл «Ты, соловушко, умолкни» Глинки. Сначала перестал расхваливать свой товар и замолчал, повернувшись к Олегу, ближайший торговец. Затем один за другим смолкли крики других зазывал, и они все, как и их покупатели, сначала обернулись в сторону Олега, а затем стали подходить к нему все ближе и ближе, образуя вокруг него плотный полукруг. Олег закончил исполнение, и моментально со всех сторон раздалось требовательное «еще!». Олег, не заставив себя долго упрашивать, тут же заиграл «Сурка» Бетховена. После первой фразы, проигранной Олегом с особым чувством, о камень громко звякнула первая монета и скатилась к ногам музыканта. Вслед за первой монетой все чаще и чаще стали позвякивать и другие брошенные в его сторону медяки.
Олег играл долго, вспоминая другие вещи и повторяя через некоторое время те, которые особенно понравились публике. Люди, слушавшие игру Олега с самого начала, давно ушли, их заменяли другие, на смену другим приходили третьи – таким образом, толпа перед ним не собиралась редеть, а горстка монет, лежащая у его ног, непрерывно росла.
Поглощенный своим невиданным успехом у благодарной средневековой аудитории, Олег на какое-то время отвлекся от тяжелых дум о своем бедственном положении и не заметил, как торговцы стали один за другим покидать базарную площадь. Скрип уезжавших с площади телег наконец вернул его к действительности. Толпа, стоящая перед ним, понемногу начала расходиться, и он увидел сквозь поредевшее полукольцо его слушателей небольшую группу людей в высоких колпаках конической формы, внимательно наблюдавших за ним.
В это время из-за стены города раздался громкий призыв муэдзина, приглашавшего всех правоверных принять участие в предвечерней молитве. Остатки толпы перед Олегом мгновенно исчезли, и все остававшиеся на базаре люди обернулись на юг, у большинства из них, откуда ни возьмись, появились небольшие коврики. Люди стелили коврики прямо на землю и быстро опускались на четвереньки. Команда в высоких колпаках тоже, как и все, опустилась на колени. После молитвы остававшиеся на базарной площади одинокие фигуры поспешили покинуть ее, но высокие колпаки почему-то остались стоять на месте. Вдруг от их группы отделилась статная фигура в темно-синем халате, подпоясанном широким золотистым поясом. Фигура неторопливым, уверенным шагом направилась прямо к Олегу. Это был человек высокого роста, крепкого телосложения, с открытым, мужественным лицом кавказского типа, обрамленным небольшой ухоженной смолянисто-черной бородкой и усами. Вплотную приблизившись к привставшему Олегу, кавказец в красном колпаке заговорил приятным баритоном:
– Мир тебе и милость Всевышнего, искусный чужеземец!
Олег, не зная, что ответить, почтительно склонил перед незнакомцем свою голову.
Незнакомец продолжил:
– Твое искусство благословило само небо, и твой талант ты должен использовать во славу Аллаха, а не менять его пошло на горстку меди!
Олег не знал, что сказать в ответ, и продолжал молчать. Истолковав по-своему молчание Олега, незнакомец продолжил:
– Мы, дервиши, беззаветно служим Аллаху, без колебаний отрекшись от всех земных благ и соблазнов собственности. У нас ничего своего нет, но есть щедрость и гостеприимство, которыми мы всегда готовы делиться с неимущими и страждущими. – Взглянув прямо в глаза Олега своими пронзительно-черными глазами, кавказец вдруг тихо спросил: – Ведь у тебя, как я вижу, нет ни дома, ни семьи?
Олег понял, что после этих слов незнакомца он уже обязан отвечать, и, продолжая удивляться своему невесть откуда свалившемуся на него таланту полиглота, он так же тихо произнес:
– Да, ты прав, незнакомец, у меня действительно, кроме флейты, ну и вот этой горсти монет, ничего нет.
– Это очень хорошо, что ты так же искренен, как и искусен в игре на флейте, – торжественно объявил незнакомец, – и я предлагаю тебе, чужеземец, пройти с нами. – И он жестом указал на стоявшую в отдалении кучку дервишей. – В нашу ханаку, где в моей келье найдется место и для тебя. Имя мое Джафар.
– Да благословит тебя Аллах за твое великодушное предложение, Джафар! – воскликнул неожиданно для самого себя Олег. – Я с радостью готов поселиться в твоей келье у твоего очага и надеюсь, что не стесню тебя!
– Как зовут тебя, чужеземец? – заметно удивившись учтивой речи Олега, спросил Джафар.
На мгновение Олег смутился, но в ту же минуту уверенно ответил:
– Меня зовут Омар!
– Хм, странное имя для пенджабца, – с сомнением покачав головой, сказал Джафар, но тут же непринужденно добавил: – Ну что же, досточтимый Омар, пойдем поскорей вместе с нами в нашу обитель мудрости и кротости, расположенную в укромном месте несравненного города Багдада! Ведь совсем скоро его ворота будут закрыты на всю ночь!
Олег с готовностью кивнул головой и тут же натянул на нее чалму, всем своим видом выражая готовность следовать за Джафаром хоть на край света. Джафар усмехнулся и молча указал головой на разбросанную на земле мелочь, честно заработанную музыкантом. Олег смутился и бросился ее подбирать. Мелочи набралась увесистая горсть, но Олег никак не мог найти хотя бы один карман в своих шароварах, чтобы туда ее сложить.
– Не стоит беспокоиться, Омар! Доверь этот презренный металл мне. – И с этими словами Джафар достал из-за пояса крепкий кожаный мешочек с завязками и раскрыл его. Олег, долго не думая, высыпал все свое состояние в любезно предоставленную Джафаром мошну. Джафар ловко завязал мешочек и привычным движением спрятал его обратно за пояс. После этого вся команда дервишей дружно направилась к огромным воротам великого города.
