– О всемогущий государь, позволь мне, твоему рабу, в день твоего великого триумфа порадовать тебя и твоих сказочных птиц, – в этот момент монах неожиданным изящным поворотом головы указал на сидящих рядом с троном женщин, – одним из чудес Багдада – сладкоголосым музыкантом, способным заставить любого слушателя искренне радоваться или печалиться от прослушивания его нежной, неземной музыки.
После этих слов ночной монах поклонился и отошел в сторону. Все внимание зала теперь обратилось к Олегу. Как всегда, в самые решающие и ответственные минуты мозг Олега работал четко, без сбоев, как холодная вычислительная машина, не позволяя пылким эмоциям даже на секунду вмешиваться в его деятельность. Обведя еще раз царственную аудиторию бесстрастным, оценивающим взглядом, он окончательно решил полагаться только на классический репертуар.
Он начал с «Жаворонка» Глинки. Публика проявила сдержанный интерес. Тогда Олег заиграл итальянскую польку Рахманинова и сразу заметил, что тонкий носок туфельки, торчавший из пышных покрывал одной из сидящих впереди женщин, вдруг начал притопывать в такт музыке. Аудитория заметно развеселилась, присутствующие в зале музыканты начали тихонько подыгрывать Олегу. Больше не сомневаясь, Олег заиграл все зажигательные тарантеллы, которые ему были известны. Музыка звучала все громче, публика все больше распалялась, в углах зала кое-кто не удержался и начал приплясывать. Олег тоже начал постепенно входить в раж и даже встал на одну ногу, поджав другую, как это делал на концертах группы «Джетро Талл» Ян Андерсон, что вызвало дополнительный прилив восторга у публики. Но тут он заметил, что ночной монах подает ему знак к окончанию выступления. На прощание Олег заиграл «Турецкий марш» Моцарта. Закончив игру, Олег низко поклонился трону. Публика взорвалась бурей аплодисментов и восторженными криками. Сидевший на троне человек несколько мгновений внимательно смотрел на Олега, затем медленно поднял руку. Неистовство зала разом прекратилось. В полной тишине повелитель заговорил властным, низким голосом, обратившись для начала к спутнику Олега:
– Спасибо, мой главный визирь, за доставленное мне и моим женам удовольствие.
В ответ главный визирь произнес что-то вроде «рад стараться» и низко поклонился, приложив руку к груди. Затем великий эмир обратился прямо к Олегу:
– Твои дарования, чужеземец, действительно достойны нашего высочайшего внимания, поэтому я намерен оказать тебе высокую честь: ты станешь евнухом в моем гареме, чтобы твое великое мастерство могло и днем, и ночью служить усладой для ушей моих любимых жен.
От услышанной и хорошо понятой великой милости у Олега мгновенно подкосились ноги, потемнело в глазах, а к горлу подкатил внезапный приступ дурманящей тошноты. Он едва мог говорить, но Тамерлан, очевидно, ждал от Олега выражения самой искренней и сердечной благодарности за проявленные к нему таким образом августейшее внимание и трогательную заботу о его беззаботном и завидном счастливом будущем. И Олег, собрав последние силы, сбиваясь и путаясь в словах, залепетал:
– О великий эмир! Твои щедрость и милосердие не знают пределов, но мои сокровенные знания, которые я приобрел в иных землях, намного более обширны, чем одна только музыка!
Лицо человека, безраздельно владевшего половиной мира, моментально побагровело от ярости.
– Что такое? – прогремело на весь зал, разом погруженный в могильную тишину. – Ты хочешь испытать на своей подлой шкуре всю беспощадность моего гнева? Как ты, ничтожная тварь, обрубок хвоста зловонной крысы, смеешь мне возражать?
– Не вели казнить, всемогущий государь, – картинно упав на колени и вспомнив спасительную классику, взмолился Олег, – вели слово молвить!
– Говори, – секунду поразмыслив, приказал Тамерлан.
– Я могу сделать твоих непобедимых воинов парящими высоко в небе и зоркими, как горные орлы. Я способен точно предсказывать будущее для тебя и твоего непобедимого войска на годы вперед. В моих силах…
– У тебя нет никакой силы! – снова загремел на весь зал низкий голос Тамерлана, но уже с более мягким оттенком нравоучения. – Сила есть одна, и она всецело принадлежит всемогущему и справедливому Аллаху, который может ею наградить своих самых лучших слуг и отнять ее у изменников.
После этих слов Тамерлан на минуту задумался.
– Так и быть, чужеземец, – твердо продолжил великий эмир, – ты будешь иметь возможность раскрыть и другие свои дарования, если, конечно, они у тебя есть, как ты это утверждаешь. Я даю тебе на исполнение твоего слова срок в две луны и всех необходимых тебе мастеров в помощники. Твоим непосредственным начальником будет мой главный визирь – досточтимый Хваджа Масуд Савзавари. Если ты исполнишь то, о чем только что сказал, ты станешь очень богатым и знатным человеком. Если же ты не выполнишь свое обещание, данное мне, то за обман ты умрешь самой лютой смертью. Таково мое последнее слово.
В знак безмерной благодарности и еще больше от избытка переполнявших его эмоций Олег распластался на холодных мраморных плитах пола. К нему подскочили стражники и, схватив его за руки и за ноги, быстро вынесли из зала. За ними последовал главный визирь. После того, как стражники его бросили у стены, сразу за занавесом, Олег надеялся какое-то время отлежаться на полу, чтобы привести мысли в порядок. Но это ему не удалось – через мгновение он содрогнулся от тяжелого пинка в бок. Олег быстро вскочил с пола и повернулся в сторону, откуда последовал удар ногой. Перед ним стоял главный визирь с перекошенным от злобы лицом.
– Ты что задумал, шелудивый пес, говори немедленно! – захлебываясь от гнева, воскликнул он.
Олег, у которого от полученного удара снова на полную мощность заработали мозги, гордо выпрямился и бесстрашно, даже с некоторым вызовом в упор поглядел в сузившиеся, желтые от злобы глаза визиря. Выдержав многозначительную паузу и продолжая непрерывно смотреть в глаза врага, он, неожиданно для самого себя, вдруг заговорил полным достоинства и самоуверенности голосом:
– Я задумал до последнего вздоха верой и правдой служить господину нашему, владыке вселенной, наимудрейшему и наисправедливейшему Тимуру Гургану. А ты что удумал? – И без того дерзкий взгляд Олега при этих словах превратился в испепеляющий луч. Ярость, пылавшая до того неугасимым огнем в глазах визиря, как-то сразу потускнела от неожиданного преображения ничтожного раба в равного соперника. Олег же, продолжая наращивать напор и одновременно взглядом пробуравливая противника насквозь, уверенно приказал: – И первое, что мы должны сделать для блага и процветания нашего несравненного господина, – это вернуться в келью Джафара и забрать оттуда магический инструмент, пока он не исчез бесследно.
– Что за инструмент? – машинально спросил Хваджа Масуд Савзавари, но уже вполне миролюбивым тоном.
Полностью перехватив инициативу, Олег развернул наступление по всем фронтам.
– Теперь объясняться не время, – твердо заявил он, – на месте увидишь.
Не проронив больше ни слова, они вышли из дворца. По знаку визиря дворцовая охрана подвела к ним двух коней с богатой упряжью. Вокруг них тут же выстроился отряд из вооруженных всадников. Олег, с трудом вспоминая когда-то давно полученные им на Алтае уроки верховой езды, кое-как взобрался на коня, изрядно сокрушив при этом свой шутовской наряд. Опытные воины, наблюдая этот бесплатный аттракцион, едва сдерживали смех. Подняв высоко вверх факелы, кавалькада двинулась вперед неторопливой рысью.
На подходе к ханаке отряду пришлось спешиться и далее идти по узким проходам, поручив лошадей одному из стражников. Войдя во двор ханаки, они сразу увидели, что дверь кельи Джафара открыта и в ней, подсвечивая себе факелами, орудуют какие-то люди. Отряд бесшумно приблизился к двери и с громким криком ворвался в освещенную изнутри келью. Один из перепуганных насмерть мародеров выронил факел из рук, и беспорядочно разбросанные по полу одеяла, ковры и одежда разом загорелись. Стражники, сопровождавшие визиря и Олега, бросились тушить возникший пожар, и это им удалось. Затем они схватили за волосы воришек и поставили их на колени перед визирем.