Пока полковник Ярвинен летел на гидросамолете к Валааму, капитан Тойвиайнен проводил спасательную операцию. Он немедленно выслал к месту гибели десантного каравана все плавсредства, которые находились в этот момент на архипелаге. Но, до того, как начался шторм, живыми удалось поднять из воды всего несколько человек, в том числе и командира десанта Матиаса Ляхде. Вот только лейтенант тронулся умом после контузии и постоянно твердил одно и то же:

— У русских канонерок выросли плавники и хвосты! Я сам видел. Они словно рыбы в броне! Гигантские черные рыбы, которые больше китов! Против нас на Ладоге теперь воюют морские чудовища, вы понимаете?

После боя у Валаама с успешным подавлением финской береговой артиллерии и потоплением вражеских плавсредств, на обеих канонерских лодках экипажи и десантники бурно обсуждали произошедшие события. Победа в первом столкновении с неприятелем вселила уверенность и в Александра Фадеева. С этого момента капитан второго ранга уже не опасался за боевую мощь своих новых кораблей. Ему стало понятно, что она даже избыточная для тех угроз, которые имелись на Ладоге со стороны финнов и немцев. И Александр радовался успеху своих ладожских линкоров, хотя внешне сохранял полное спокойствие и невозмутимость, как и полагается командиру.

Краснофлотцы и красноармейцы смотрели на кавторанга с уважением. Во время боя он не ушел в свою защищенную рубку, а продолжал стоять на ходовом мостике у всех на виду. Разумеется, Александр понимал степень опасности. Ведь береговые орудия успели дать залп по канонерским лодкам, да и финские катера начали обстрел прежде, чем потонули. Вот только Фадеев вспомнил и о том, что Подключение обещало ему не только полное выздоровление от ран и болезней, но и защиту Живого Камня, которая казалась какой-то мистической. Вот он и хотел проверить на себе, как же будет эта защита от пуль и осколков осуществляться на практике. Но, на этот раз не пришлось. Финны стреляли неточно, ни разу не попав. Наверное, они слишком нервничали.

Подключившись к Живому Камню, Фадеев получил доступ и к информации, слитой людьми двадцать первого века, для использования командным составом в оперативных целях. Эта информация была больше, чем просто разведывательная, ведь она состояла из сведений о том, что уже состоялось. Для людей из будущего вся эта информация являлась исторической и архивной. Она не была абсолютно полной и исчерпывающей, но основные моменты о противнике поясняла достаточно подробно.

И теперь Александр знал примерное положение финнов, их намерения, дислокацию частей, количество их сил и средств на Ладожском озере, задействованных к этому времени. Получалось, что уничтожив флотилию из десяти разномастных катеров и двух барж, а также выбив два шестидюймовых орудия, Фадеев сразу лишил противника большей части потенциала, задействованного финнами на Ладоге к октябрю сорок первого года. И этот факт сильно обнадеживал Александра, потому что противодействие десанту, который ему предстояло высадить с канонерок, организовать для противника будет труднее.

А решительный момент приближался, потому что канонерские лодки на хорошей скорости входили в Якимварский залив, длинной в пять с лишним морских миль и шириной от двух до восьми кабельтовых. И выходил залив прямо к поселку Лахденпохья. Залив считался глубоководным. Фарватер его имел от сотни метров глубины в районе устья. И дно постепенно повышалось до двадцатиметровой глубины возле самой Лахденпохьи. Воды залива обрамляли скалистые берега, поросшие лесом. Слева от входа в устье распростерся большой остров Соролансаари, а справа встречал маленький островок Юкансаари, за которым начинался крупный остров Хепасалонсаари, а ближе к Лахденпохье лежал Кюльвяянсаари.

Пока канонерки дошли до залива, короткий октябрьский день кончился, солнце село, а сумерки сгустились уже настолько, что очертания берега лишь угадывались. К тому же, поднялся сильный северный ветер и погнал волну. А вскоре налетел и настоящий шквал, сгибающий деревья по берегам, заставляя их кланяться стихии. Начинался самый настоящий октябрьский ладожский шторм, внезапный и коварный. На утлых суденышках пройти в залив в такую погоду, конечно, было бы очень затруднительно. Тем более, что маяки и навигационные огни на бакенах не светились по причине военного времени. Но, обе каменные канонерские лодки уверенно работали плавниками и хвостами, удерживаясь строго на фарватере, несмотря на бурю и темноту.

Вода хлестала через гранитный фальшборт. Почти все люди ушли с палуб вниз. И лишь вахтенные по-прежнему стояли на своих местах, кутаясь в удобные синие рыбацкие дождевики из двадцать первого века, которые им выдали еще при выезде из лагеря возле Кусачей. Только сам Фадеев был без дождевика. Но, он по-прежнему не уходил с ходового мостика, возвышаясь черной тенью в своем бушлате. Проводку кораблей в этих условиях он не мог доверить даже умной автоматике.

Внимательно наблюдая за обстановкой, видя сквозь темный осенний вечер, чувствуя потоки воды, скорость и направление ветра, благодаря сенсорам корабля из Живого Камня, кавторанг мысленно отдавал команды сразу двум канонеркам подруливать. И они прекрасно справлялись. Вторую канонерку еще и контролировал старшина Иванцов. Но, в сложившихся условиях налетевшей бури, Фадеев напрямую приказывал не только своему, но и ведомому кораблю, перестраховываясь. Якимварский залив в плохую погоду был коварен, как и вся Ладога. И кое-где из него торчали камни, угрожавшие пропороть днище даже очень прочным кораблям.

Прошло совсем немного времени, и с главного фарватера Якимварского залива Фадеев свернул ближе к берегу Соролансаари и пошел вдоль него, чтобы потом повернуть налево, в совсем узенький пролив между мысом Салонпяа и островом Папинсаари, возвышающемся поперек залива. Ведь путь их лежал не прямо в Лахденпохью, гавань которой охранялась орудийными батареями, оборудованными прожекторами, а немного южнее, в залив Тутинлахти, где финны не ждали никакой высадки.

Фадеев предполагал, что с Валаама в штаб Лахденпохьи быстро сообщили о сражении с русскими канонерками. Вот только из-за резкого ухудшения погоды и скорого наступления темноты, их точный маршрут с помощью авиации финны установить не могли. А других способов обнаружения у противника просто не имелось. Никаких радаров финны на Ладоге еще не поставили. Если даже какой-то случайный встреченный кораблик, заметив канонерки, попробовал передать по рации координаты, то сигнал не дошел бы, потому что канонерские лодки глушили все рабочие частоты финских и немецких радиопередатчиков в радиусе пятнадцати миль.

Конечно, береговую оборону, наверняка, привели в повышенную готовность. Вот только у финнов к октябрю оборонительная система еще не была толком выстроена. Полковник Ярвинен еще не успел наладить свою службу. Сил и средств в его распоряжении имелось к этому моменту не так уж много. И Фадеев теперь от этом знал. А потому, когда они прошли узким проливом и оказались в небольшом заливчике, никто их там не ждал, кроме самой Змеиной горы, возле которой им и предстояло создать новый плацдарм.

На Ладоге бушевал октябрьский шторм, но в заливе Тутинлахти вода была гораздо спокойнее. К горе подошли без приключений. Никто не встретил их огнем. Финны, если и ожидали высадку десанта в этом районе, то только на саму Лахденпохью. Меры предосторожности они предприняли к октябрю лишь в плане организации постов наблюдения. Но, в темноте, да еще и в плохую погоду эти посты становились бесполезными. Рядом находилась финская деревушка Сорола, но, с момента эвакуации жителей сразу после Зимней войны, она до сих пор стояла заброшенной. И ни один финн не заметил, как два черных корабля один за другим вышли из воды на берег на десяти ногах и подошли вплотную к Змеиной горе, ткнувшись в нее своими гранитными носами.

Когда финны побежали, а следом за ними вынужденно оставили позиции и немецкие солдаты, спешно отступая в направлении Лахденпохьи и бросив тяжелую артиллерию, оставленную прямо в капонирах из-за невозможности организовать ее вывоз, путь на Сортавалу для наступающих оказался открыт. И шагающие каменные танки, сопровождаемые шестиногими бронетранспортерами со штурмовой пехотой Гиперборейского полка, быстро ворвались в город. Финские жители, покинувшие Сортавалу по итогам Зимней войны с Советским Союзом в 1940-м году и вернувшиеся в город снова через год, после того, как его заняли финские войска, завидев каменных чудовищ, бредущих по улицам, впадали в ступор, а некоторые особенно впечатлительные дамы даже падали в обморок.