– Может, убежим? – прошептал я.
Лапидус, похоже, услышал шум и обратил морду ко мне.
– Лучше не шевелитесь, – прошипела Анна.
Она, пожалуй, была права. Если бы мы попробовали убежать, он настиг бы нас в два счёта. Кто-то, возможно, смог бы остаться цел, но что было у Лапидуса на уме? И был ли у него ум?
Лапидус раскрыл пасть и издал рычание. Он сделал ещё один шаг и стал шарить в воздухе лапой, точно искал что-то на ощупь.
Я заметил, что Егошин держит в руках фотоаппарат. Надо было остановить его, но оказалось поздно. Щелчок и яркая вспышка. Лапидус отшатнулся и взревел. После этого стал яростно махать левой лапой, правой прикрывая морду. Он приблизился и, внезапно наклонившись, вцепился Егошину в ногу. Константин вскрикнул и вскочил со стула. Опрокинулся один из подсвечников. Лапидус отпустил Егошина и опёрся правой лапой на стол, тяжело сопя.
– Что тебе надо?! – вдруг выкрикнула Люся. – Это? Это?! На, бери! Убирайся!
Она подтолкнула к Лапидусу обгоревшее мясо и тетрадь. Лапидус повернул к ней морду и прорычал, словно пытаясь ответить. Затем левой лапой провёл по столу и нащупал часы. Его когти сжались, стиснув браслет.
В ту же секунду Лапидус издал громкий рёв и стал медленно подниматься вверх, покачиваясь в воздухе. Он, словно дым, начал деформироваться и утекать сквозь щели потолка. Через пару секунд от него не осталось никакого следа.
– Теперь веришь? – спросил Егошин.
Я молчал.
– Чтоб я ещё согласилась духов вызывать… – пробормотала Анна. – Ни за что, – она повернулась к Егошину. – Ты зачем вылез со своим фотоаппаратом?
– Зато у нас снимок духа есть, – сказал он. – Сейчас проявится. А, чёрт, – он сел на стул и приподнял правую штанину. Нога ниже колена была изодрана когтями и словно обожжена. Чуть-чуть сочилась кровь.
– Надо перевязать, – сказала Люся. – Больно?
– Немножко, – ответил Егошин.
В это момент я взглянул на Анну. Она сидела спокойно, но вдруг лицо её вытянулось, изобразив испуг. Я не сразу понял причину. Анна вскочила и быстро пошла к кладовке. Действительно, было странно, что Владислав не подавал звука.
Мы поспешили за ней. Егошин схватил и взял с собой упавший подсвечник. Анна отпихнула в сторону тумбу, я открыл шпингалет и распахнул дверь.
Владислава внутри не было. На стенах поблёскивала разбрызганная кровь. На полу валялся побагровевший обрывок рубашки. До меня начал доходить смысл происшедшего. Владислав стал приманкой. Мы просто принесли его в жертву. Похоже, это понял не только я. Анна обернулась. В её глазах блестела ярость.
– Ну? – спросила она. – Кто из вас это придумал?
Она презрительно оглядела всех и пошла прочь, в центральный зал. Люся зарыдала. Егошин обнял её и повёл к столу. Я закрыл дверь кладовки и прислонился к стене. Я чувствовал, как кровь отливает от головы, и понял, что могу упасть в обморок. Поэтому я опустился на пол и задышал чаще. Происшедшее казалось настолько нереальным, что я никак не мог до конца осознать – Владислава больше нет. Нет больше его дурацких шуточек, нет его похоти, нет моей ненависти к нему и его громадной зарплаты. Меня пронзила тоска по всему этому, и я мог бы, пожалуй, заплакать, как это делала Люся, но услышал голос Егошина:
– Володь! Принеси, пожалуйста, бинт. И… водки, что ли. Где-то у меня.
Я, пошатываясь, встал и пошёл в зал. Завернул в комнату Егошина, порылся в ящике и нашёл бинт. Водка стояла возле кровати. Выйдя из комнаты, почувствовал, что хочу зайти к Анне, но не решился – знал, что она набросится на меня, упрекая в смерти Влада. Пусть лучше побудет одна.
По пути мне навстречу попалась все ещё всхлипывающая Люся. Я подошёл к Егошину и отдал ему бинт. Он закатал штанину:
– Полей.
Я открыл бутылку и плеснул немного водки на рану. Егошин стиснул зубы и потряс ногой, а потом начал забинтовывать её.
– Ну кто мог знать? – пробормотал он. – Кто?
– Успокойся, – сказал я. – Никто тебя ни в чём не обвиняет.
– Дай бутылку.
Он взял у меня водку и сделал несколько глотков из горлышка, потом вернул мне. Я тоже немного выпил. Обжигало рот и хотелось закусить. Он затянул узел на повязке и опустил штанину.
– Что же теперь делать? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Не пришьют ли нам убийство?
– Да нет… – усомнился я. – Тела же нет. Да и столько свидетелей.
– Да кто нам поверит про этого Лапидуса?
– А фотография? – вспомнил я.
Егошин взял со стола небольшой снимок, уже окончательно проявившийся. Лапидус был виден на нём, но, в общем-то, это могло быть что угодно – он выглядел как тёмное пятно.
– Очень похоже на дефект бумаги, – сказал Егошин.
Мне пришлось согласиться. Он отхлебнул из бутылки ещё.
– Слушай, – сказал он. – А что если нам его поймать?
– Кого?
– Лапидуса, – Егошин смотрел на меня в упор и молчал.
– Как?
– Вызвать ещё раз, а потом запереть где-нибудь или сетью накрыть…
– Какая сеть? – его наивность меня возмутила. – Он же дух. Он же сквозь стены проходит. Ты сам видел.
– Да, правда… – Егошин немного расстроился. – А с другой стороны – какой же он дух, если он меня поцарапал? Может быть, его можно убить?
– Убить духа? Да ты что, с ума сошёл?
– А что? Может быть, его можно пристрелить. Ну, хотя бы серебряной пулей. Или сжечь.
– Не думаю, – я выпил ещё. – Брось это. Ничего не выйдет. Он же дух. Нечистая сила. У него тела нет.
– Стоп. Ты говоришь – нечистая сила. Может быть, он боится креста, или святой воды, или молитв каких-нибудь?
С моей точки зрения, это была более здравая мысль.
– Ну… может быть, – сказал я. – Но где взять святую воду?
– У меня есть распятие. Вообще, крест можно из чего угодно сделать. Да хотя бы просто его перекрестить – а вдруг получится?
– А вдруг нет?
– Вовка, – примирительно сказал Егошин. – Ну давай попробуем.
Я согласился. Егошин в ту же секунду сбегал за распятием. Мы зажгли пару потухших свечей.
– А кто пойдёт в кладовку? – спросил я.
– Может, это не обязательно? – предположил Егошин. – Мы увидим, что он там появится. Просто откроем дверь.
– Ну давай, – это было для меня облегчением. После того, что случилось, я не хотел идти в тёмную кладовку. Тем более что она была залита ещё совсем свежей кровью Влада. Егошин снова поднёс мясо к пламени свечи, и мы начали читать заклинание.
– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса, – говорил я, постукивая по столу.
– Йендопсиерп, итсалв, то, – говорил Егошин.
– Юом, ушуд, тивабзи, гоб, – говорил я.
И так семнадцать раз.
– Не выходит, – подвёл итог Егошин. – Что-то не так. Наверно, нужна жертва.
– Я не пойду, – сказал я.
– Я и не предлагаю, – вздохнул Егошин.
– И что будем делать?
– Наверно, я пойду полежу. Нога болит.
И он ушёл. Я некоторое время сидел за столом, потом заглянул в кладовку. С удивлением обнаружил, что кровь со стен исчезла – штукатурка была чистой. То ли улетучилась, то ли впиталась. Странно.
Потушив свечи и прихватив остаток водки, я направился к себе. По дороге остановился у двери Анны. Немного помедлил, раздумывая. Потом постучал.
– Да, – ответила она.
Я вошёл и увидел её в той же позе, что и утром. Она, как всегда, курила.
– Ну как ты? – спросил я.
Она не ответила.
– Ты что, пил? – спросила она после некоторого молчания.
– Да.
– Дай мне.
Я дал бутылку. Она секунд на десять приложилась к горлышку.
– Спасибо.
Она помолчала ещё. Я сел на кровать. Анна отвернулась от окна, и её колени оказались рядом с моими.
– Представь себе такую ситуация, – сказала она. – Мужчина любит женщину, а она его – нет. Он из-за этого вешается. Разве это правильно?
– Неправильно, – ответил я. – Зачем вешаться?
– Да я не об этом. А если кого-то казнили за изнасилование, то это как?
– За изнасилование не казнят. Насколько я помню, в худшем случае 15 лет. Статья 131.