– Подруги, значит, дома не сидят?

Улыбка.

– Может, ко мне? Не подумайте чего плохого – у меня ведь две комнаты.

Она поднимает на меня глаза:

– Спасибо, конечно; но с какой стати?

– Действительно, – вздыхаю я. – С какой стати? А здорово вы меня… кувалдой по голове.

– Я – вас? – удивляется Надя. – О чём вы?

– Неужели не помните?

Она не помнит, и молчание воцаряется снова.

– Между прочим, уже почти пять, – замечаю я спустя некоторое время. – Вы не уходите?

– Нет, останусь, – отвечает Надя. – Отсюда хоть позвонить можно.

– А то я могу подвезти.

– Не стоит.

Ладно – я, пожалуй, и так слишком назойлив. Нахожу свою куртку на спинке одного из стульев, одеваюсь и говорю: "До завтра".

– До завтра, Владимир Сергеевич.

Она – единственная, кто называет меня по имени-отчеству.

(Спасибо, конечно; но с какой стати?)

Я выхожу на улицу и вижу, как всё озаряется вспышкой яркой молнии. "Тоже мне июль", – бормочу я, чувствуя, как холод забирается в рукава куртки.

– Мяу! – вскрикивают рядом.

Отшвыриваю кошку ногой и иду к машине. Похоже, у меня снова портится настроение. Но почему?

СААБ выруливает на улицу и подстраивается в крайний правый ряд.

– Кумпель, – бормочу я. – Не удивлюсь, если его зовут Зигфрид. И вообще – при чём тут Тамбов?

Машины обгоняют меня одна за другой, а мне почему-то не хочется торопиться. Только одно желание – лечь спать, так, чтобы ничего вокруг не видеть и не слышать. Наверно, остаточный эффект от снотворного. Трясу головой. Нет, я не засну. В такую погоду, когда молнии сверкают над дорогой, мне не сомкнуть глаз…

Вот и мой дом. СААБ петляет по замысловатой подъездной дорожке и становится во дворе. Решено – сейчас приду домой, отключу телефон и завалюсь спать… А ещё лучше опьянеть. Напиться, как свинья, и опьянеть – я не пьянел уже, кажется, лет десять. А в чём проблема? Я же несколько дней назад вылакал бокал спирта.

Вызовем его из того кусочка мозга, куда спешно затолкали, чтобы не быть пьяным тогда… И я чувствую прилив веселья в голове.

– Пре… красно, – бормочу я, выбираюсь из машины и, шатаясь, иду к подъезду…

– Здравствуйте, тётя Галя.

– Фу, – с отвращением произносит тётя Галя, стоящая под козырьком подъезда, и воротит от меня нос. – Так нажрался – и на машине.

Я хочу возразить, но меня уже несёт в подъезд. Чудом добираюсь до двери и звоню.

Анита открывает и, по-моему, приходит в восхищение:

– Ты где был?

– На работе, – отвечаю я. – Пусти.

– И ночью?

– Нет, – говорю я. – Ночью, по-моему, не на работе. Ну, дай войти.

– От тебя несёт, как от вино-водочного комбината!

– Кто ты такая? – спрашиваю я. – Чтобы это… не пускать меня в дом.

Я отодвигаю её в сторону, а она цапает меня зубами за палец. Зубы, как у собаки.

Вваливаюсь внутрь, и тут же слышу звонок телефона.

– Заколебали уже… звонить, – говорю я пробираясь к аппарату. – Аллё!

– Это Кумпель, – говорят мне. – Если считаете себя бесстрашным человеком, подъезжайте к шести часам ко входу в банк. Я, знаете ли, подумал – к чему откладывать?

– Хорошо, – отвечаю я. – Только… приведу себя в порядок.

Разговор окончен. Я хватаю себя за голову и усилием воли вталкиваю туда трезвость и ясный ум. Приглаживаю волосы.

– Ну вот, – говорю Аните. – Так лучше?

– Эх, хозяин… – с неопределённой интонацией бормочет она, почему-то становится на четвереньки и семенит в угол.

Снова телефон.

– Алло. Это Кумпель? – спрашиваю я.

– Нет. Это я, Рита.

Я взбешён.

– О Боже! Я тебе уже столько раз говорил "нет"!

– Но я не понимаю, почему…

– Чего же тут непонятного?! – ору я.

– Не кричи. Может, у тебя кто-то есть?

– Собака у меня есть, – отвечаю я. – Ну и что?

– Да нет, что я спрашиваю… Ты даже женщину толком окрутить не можешь…

Мне это надоело. Я так швыряю трубку на аппарат, что от неё откалывается небольшой – белый – кусок пластмассы.

Единственный в этом мире приличный человек – Кумпель – ждёт меня у банка. И я поеду туда, потому что плевал я на его угрозы и какие-то там мелочи вроде боли или смерти. Может быть, смерть – это последнее наслаждение, которое мне осталось.

(Чёрт побери, почему у меня сегодня такое плохое настроение?)

Я уже грохочу ботинками по ступеням лестницы и чувствую, как дрожат стёкла в окнах подъезда. Или они трясутся от раскатов грома в небе?

А, по большому счету, какая разница? И то, и другое – как всё в этом мире – зависит только от меня.

– Здравствуйте, господин Кумпель.

– А-а, это вы. Виделись уже.

– Да. Только после этого меня уже били по голове кувалдой.

– Кто это вас так?

– Одна хорошая девушка.

– А вы точно знаете, что она хорошая?

– Точно.

– Ну тогда поздравляю. Хотите земляники? – он протянул мне кулёк.

Я взял несколько ягод и положил в рот. Провёл по их пупырчатой поверхности языком. Разжевал.

– Знаете, Володя, – заговорил Кумпель, – каждый по-своему понимает жизнь. И я, кажется, примерно представляю вашу точку зрения. Вы достигли того момента, когда хочется искать. Не знаю, что ищете вы, но людей, подобных вам, достаточно много. Те, кто считает, что нашёл, становятся со временем настоящими личностями. Те, кто ищет и не находит, для общества потеряны навсегда.

– А с чего вы взяли, что я ищу?

– Это парадоксально звучит, но если бы вы не искали, то приняли бы моё предложение и бросили бы своего Чикина. Впрочем, мог быть другой случай – если бы у вас был жёсткий принцип или убеждение. Но это я отмёл тогда, когда вы сумели обойти мою ловушку.

Человек с постоянной, не меняющейся, позицией не будет ходить после того, как его пронзят двумя пулями.

– Так вы это знаете…

– Только не надо мне ничего объяснять. Мне достаточно того, что я понял: вы – человек необычный. Меня не интересует, как конкретно вы сумели меня победить. Просто теперь я знаю: вы ищете и ещё не нашли. Я же – человек не такой. Я создал для себя модель мира, которая мне нужна, и живу по её законам.

– Что же это за модель?

– Типичный вопрос ищущего человека. Вас, собственно, касается только один закон, который я называю "законом-плюс". То, что я оцениваю положительно, должно быть мной познано, обсосано со всех сторон с целью получения полного наслаждения от этого предмета и оставлено в памяти, чтобы периодически можно было пользоваться воспоминаниями об этом для… ну, скажем, для поднятия мышечного тонуса. Не хотите ещё земляники?

Я взял и ещё. Мне нравилось ощущать во рту кисловатый вкус – земляника была слегка недозрелой – и шершавость ягод.

– Так вот, – говорил он. – К тем объектам, которые я оцениваю отрицательно, отношение совсем другое. Их нужно либо проигнорировать, либо надёжно устранить со своего пути, и больше о них не вспоминать.

– Я отношусь ко второй категории?

– Да. С того момента, как отказались со мной сотрудничать. Знаете, давайте войдём внутрь. Что-то здесь даже под крышей капает.

– Банк ведь закрыт.

– А я его открою. Вы не представляете, сколько вещей в этом городе, принадлежащих официально кому-то другому, фактически являются моей собственностью.

– И этот банк?

– Он – в первую очередь.

Он воткнул в металлические двери ключ с огромной бородкой, провернул, и двери раскрылись. Мы вошли.

– Хотите, Володя, я покажу вам этот занюханный провинциальный банк изнутри? – спросил Кумпель. – Уверен, что вы никогда не видели его с такой точки зрения.

– Давайте, – согласился я.

Мы обошли стеклянную перегородку, открыли одну из служебных дверей и начали спускаться по длинной лестнице вниз, пока не упёрлись в большую дверь-решётку с кодовым замком.

– Примитивизм, – сказал Кумпель. – Код состоит всего из трёх цифр. Я уверен, что вы угадаете с первого раза. Назовите трёхзначное число. Мне лень тратить время на перебор.