– Можно ли ваш ответ понимать как "Пятьсот тысяч долларов"?

– Без комментариев.

– Дегенерат, – процедил сквозь зубы Чарли и переключил канал. Шло что-то о животных. По пустыне скакало стадо диких лошадей. Снимали, похоже, с большого расстояния, потому что Чарли никак не мог разглядеть морды.

Лошади пронеслись куда-то вправо, и пейзаж опустел.

Солнце стало быстро сползать к горизонту. Откуда-то повеяло сухим, но прохладным воздухом. Чарли подошёл к выходу из каменной беседки и понюхал ветер. Пахло жареными орехами. Чарли понимал, что это значит. Значит, лошади не напрасно торопились за горизонт.

Чарли снял очки и протёр их мятым носовым платком. Пока его мысли не парализовало страхом, нужно было срочно что-то придумать. Местность открытая. Спрятаться негде. Чарли огляделся. В песке рядом с беседкой зияли глубокие чёрные дыры – что-то вроде могил.

– Слава Богу, – прошептал Чарли, и, подойдя к ближайшей яме, спрыгнул на дно. Под ногами хрустнули металлические консервные банки, укрытые брезентом. Чарли подошёл к краю и осторожно выглянул наружу.

Солнце перестало опускаться вниз, и над землёй зависли лёгкие сумерки. Где-то далеко, километра за полтора от горизонта, внезапно вырос лес. Деревья шевелились так сильно, что это было заметно даже отсюда. А сквозь деревья просвечивало небольшое белое пятно.

Чарли присел, пробрался в угол и забился под край брезента. Сердце стало колотиться всё чаще. Чарли начал считать его удары, чтобы успокоиться, но вскоре так разволновался от самого этого счета, что удары слились в один непрерывный гул.

Запах жареного арахиса проник в нос и уши, и голова стала влажной изнутри. Чарли пытался дышать ртом, но у него так стучали зубы, что он боялся откусить себе язык, и дышать у него совсем не получалось.

Снаружи было очень тихо. Даже шум моторных лодок, который Чарли обычно слышал за окном своей квартирки, куда-то исчез.

– Всё правильно, – подумал Чарли, – в пустыне не катаются на водных лыжах.

Он вдруг понял, что ему стало легче. Ведь это же не Даун. Он же просто заснул за телевизором, и теперь видит сон. В Дауне он бы обязательно услышал шум моторок, или гудки больших судов, или почуял бы бриз с океана…

Куда подевалась собака? Чарли приостановил на мгновение мысли и попытался прийти в себя. Если бы собака хотела его найти, она добралась бы до него несколько минут назад. Но её нет, а значит, она идёт совсем в другую сторону.

Ну да, за лошадьми. Почему какой-то несчастный Чарли Зайцман должен волновать собаку сильнее, чем стадо толстых, вкусных лошадей?

Чарли подполз к краю и встал. Собака стояла в двадцати метрах от него и смотрела в его сторону. Её грязно-белая шерсть свисала с брюха и морды неровными клочьями, а кое-где виднелась оголённая синюшная кожа. Собака стояла неподвижно, как зловещее изваяние, опираясь на толстые лапы, похожие на кривые волосатые столбы. Её голову, зависшую на высоте метров трёх, венчала серая облезлая грива, а в ушах блестели серьги с огромными бриллиантами. По её белым зубам медленно стекала жёлтая слюна, и от неё песок внизу стал влажным и дымящимся. Её глаза – два близко посаженных жёлтых овала – глядели на Чарли не мигая, и в их глубине он видел отражение своего лица. Собака пошевелила по очереди обеими ноздрями и раскрыла пасть. Зубы разного калибра и оттенка покрывали изнутри обе челюсти без всякого порядка. Похоже, она просто зевала.

Собака начала двигаться к нему. Это происходило медленно – она, видимо, путалась в своих четырёх лапах, и ей приходилось долго думать, какую переставлять. Чарли попятился и, споткнувшись о какой-то ящик, опрокинулся навзничь. Голова со звоном ударилась о консервную банку.

"В прошлый раз я от этого проснулся" – вспомнил Чарли и приготовился очутиться у себя дома, в комнате, с пультом в руке. Но, как это ни странно, он продолжал находиться в яме, а консервные банки никак не хотели превращаться в драное кресло.

Чарли попробовал приподняться. Раскатившиеся по банкам позвонки захрустели и испустили мощную волну боли по всему телу. Он встал, и, покачиваясь, повернулся в сторону собаки.

Их морды встретились лицом к лицу. И пока Чарли соображал, чьё лицо – морда, пасть собаки раскрылась и вцепилась зубами в его шею. Чарли почувствовал, как его ноги отрываются от земли, и он взмывает в воздух. Собака на мгновение ослабила челюсти, а затем снова стиснула их, и Чарли увидел, как его голова отрывается от тела и летит вниз, на песок.

Чарли тоже упал, но немного дальше от собаки. Он попытался руками остановить кровь, фонтаном брызнувшую из шеи, но куда там – она лилась из него струёй толщиной с бревно, и не хотела кончаться. Чарли увидел, как собака склонилась над его головой и стала флегматично жевать нос. Он понял, что это его шанс. Он вскочил на ноги и побежал на восток. Его ноги работали как шатуны паровоза, а кровь была паром, рвущимся из трубы. Он бежал до тех пор, пока не увидел впереди стадо скачущих прочь лошадей.

– Эй, – крикнул он. – Стойте! Не бросайте меня здесь!

Но что-то в горле захрипело. Чарли понял, что захлёбывается. Ноги подкосились, и он оказался на песке. Тут же сверху на него рухнула собака, и её лапа в два размаха разодрала ему грудь.

Чарли хотел что-то сказать, но вспомнил, что ему откусили голову, и начал биться в предсмертных конвульсиях, забрызгивая липким потом морду собаки, которая возвышалась над ним, повизгивая и хохоча.

Чарли открыл глаза. Телевизор уже выключился. За окном начиналось утро, пока ещё похожее на ночь. С океана донёсся пронзительный гудок корабля.

Чарли встал. Сегодня была суббота. Он не работает. Можно пойти развеяться.

Сегодня определенно был необычный день. Сон как рукой сняло, стоило только разлепить веки. Обычно же до обеда Чарли находился в бреду, и ему на всех углах чудился жареный арахис.

– Ничего, – подумал вслух Чарли. – Когда "Майкрософт" оплатит мне моральный ущерб и судебные издержки, схожу к хорошему психоаналитику.

Сейчас он работал в маленькой программистской шарашке, где писали компьютерные игры. Во всяком случае, на этой работе он чувствовал себя человеком, и кое-что из их продуктов пользовалось популярностью. Короче, всё было бы нормально, если бы не собака.

Чарли одел майку и штаны, зашёл в ванную и немного поводил щёткой по зубам. Бриться сегодня и вовсе было ни к чему, так что он зевнул и спустился на улицу.

Он долгое время брёл наугад, но потом задумался о конечной цели маршрута и нечаянно врезался в пьедестал. В Дауне, похоже, памятников и мемориальных досок было больше, чем живых людей. Хотя последних, конечно, тоже больше. А вообще, пожалуй, можно было отправиться к Борису Пушкину, который жил совсем неподалёку.

Путь Чарли лежал через огромный парк. Было как никогда безлюдно, но Чарли совершенно не обратил на это внимания, поскольку задумался о том, как пишется его имя по-русски. Когда-то Борис пытался его учить русскому языку, но единственное, что Чарли запомнил: "Чю, щю – пишются с буквой "ю"". Насчёт "чя, щя" его мнения разделились.

Размышления Чарли были прерваны смутным ощущением, что с ним что-то не так. Он явно ощутил себя в какой-то нереальной обстановке, словно ещё не проснулся.

Он ущипнул себя за руку. Потом за другую. Потом, озадаченный, спустился к пруду и посмотрел на своё отражение в воде. Голова была на месте. Он понял, что не спит. Но что-то неотвязное и вездесущее не давало ему покоя… И вдруг он понял, что это было – запах жареного арахиса.

Чарли поймал себя на том, что боится. Он ускорил шаг. Лодки, плавающие в пруду, тоже стали энергичнее работать вёслами.

– Что со мной происходит? – спросил он себя. – Я же в настоящем Дауне. Здесь нет никаких собак.

И вдруг он замер как вкопанный. С той стороны пруда стояла собака. Она смотрела на него немного исподлобья, и Чарли не смог выдержать этот тяжёлый жёлтый взгляд. Он помчался прочь, пересекая аллеи и перепрыгивая через пруды, сбивая людей и непрестанно извиняясь. Наконец он очутился на улице.