Было невозможно повернуть обратно в ту сторону, откуда они приехали: там на них широким изгибом надвигался берег. А по другую сторону, оттуда, где находился Бирлинг Гэп, катился вал морской пены. Все, что им теперь оставалось, это двигаться вдоль линии тумана, который угрожал обрушиться на них.
Гарри обеспокоенно спросил:
— Мама, мы можем ехать быстрее?
— Нет, любовь моя. Я не хочу, чтобы Шехерезада попала ногой в яму. — Она дала себе обещание никогда не ездить быстрее, чем рысью, верхом с Гарри.
София замедлила темп, когда поняла, что убегать от тумана бесполезно. Было бы приятнее остановиться в каком-нибудь укрытии, но когда видимость окончательно исчезла, и осталось всего несколько низкорослых колючих кустов утесника, похожего на призрак в тумане.
Сквозь последний слабый просвет во влажном воздухе она заметила на небольшом расстоянии впереди рощу, которая показалась знакомой, и направила кобылу в ту сторону.
Гарри плотнее прижался к матери.
— Мы подождем здесь? Может, нам сыграть в игру?
Она подумала о трехдневных туманах, которые приходили с пролива в самое плохое время года.
— Мы можем сильно промокнуть, если останемся здесь. — Она наклонилась и застегнула верхнюю пуговицу его куртки. — Пригнись и держись за гриву Шехерезады. Я собираюсь спрыгнуть. — Она соскользнула на землю. — Я хочу, чтобы ты переместился в седло и держался за луку. — София подхватила подушку, когда та упала. — Дай я подсуну это тебе под руки. Теперь держись крепко обеими руками.
— Я еду верхом. Сам! — Гарри был взволнован.
Шея Шехерезады трепетала под пальцами Софии, кобыла водила глазами по сторонам и била копытом о землю, она тоже очень сильно нервничала. Было неразумно вести ее на длинном поводу, на случай, если она неожиданно испугается и дернет в сторону. София погладила рукой мягкие ноздри лошади, а затем, подобрав поводья как раз у нее под губами, пошла вперед, внимательно глядя на землю. Кобыла успокоилась, понимая, что теперь она не наткнется на ненавистный колючий кустарник, и согласилась двигаться дальше.
С каждым шагом в тумане, напряжение Софии возрастало. Она не могла разговаривать с сынишкой, потому что должна была сохранять бдительность. Она заставляла себя делать каждый шаг на маленьком клочке видимой земли у своих ног, борясь со страхом, и чуть не завела лошадь и маленького наездника прямо вниз через вал, в меловой карьер. Она потом уже поняла, что когда вышла в лишенную характерных черт белизну, прямо перед ней не было ничего, кроме крутого обрыва.
София посмотрела на Гарри и улыбнулась ему.
— Не отвлекай меня, дорогой, я должна слушать и видеть то, что у нас впереди.
Она намеревалась продолжать идти вверх по холму, но дорога была обманчивой. В одном месте София обнаружила, что спускается вниз по меловой тропинке, покрытой предательским блеском влаги. Когда она достигла дна долины, обнаженная земля закончилась, и уже не было никакой тропинки, ведущей оттуда, только следы овец. Но ей было известно, что девять из десяти следов домашнего скота идут параллельно холмам. Она пошла поперек и повела кобылу вверх, на коротко остриженный дерн.
Десять-двадцать метров вперед. София снова остановилась. Она потеряла свое чувство направления, так как земля перестала иметь наклон. В какую сторону она теперь направлялась, к холмам или от них? Вдруг она услышала цокот копыт, стучащих по голой земле позади нее, в низине, которую она оставила несколькими минутами ранее.
Она замерла. Цокот стих, словно всадник резко остановился. Кому-нибудь другому могло показаться, что ощупью в тумане движется вол. Но она знала, что это лошадь, более тяжелая, чем Шехерезада, а значит, больше по размеру. И с всадником на спине.
Она посмотрела на Гарри. Его лицо было бледным в рассеянном свете, и крошечные капельки влаги блестели на его волосах, но он улыбнулся ей успокаивающе.
Она повернулась и снова пошла в туман, ее рука крепко держала поводья лошади, а глаза были напряженно устремлены вперед. Она могла закричать, окликнуть, кто бы это ни был. Но странно, почему наездник так не поступил? Почему он следовал за ней и почему он остановился, когда остановилась она?
Впереди замаячил склон, и у нее перехватило дыхание. Кустарник дрока. Дальше участок вереска. Их продвижение треском отдавалось у нее в ушах. Край ее одежды, влажный от травы, ударял по лодыжкам, копыта кобылы скользили на влажном дерне. Не было никакой надежды обнаружить стук копыт следующей за ними лошади.
Дрожа, София повернулась, потянулась вверх и похлопала Гарри по колену. Она приложила свои пальцы к губам, ожидая его послушного кивка, затем бросила мимолетный взгляд позади себя. Ничего не было видно, кроме белого легкого тумана. Неожиданно немного ближе, чем раньше, она уловила скрип ботинка о стремя, фырканье лошади, тяжело дышащей через ноздри. Всадник снова остановился.
Был только один выход: если они будут оставаться абсолютно неподвижными, преследователь снова начнет двигаться, разыскивать их в тумане и проедет мимо, так и не найдя их. Но она не могла поручиться за волнующуюся кобылу и маленького мальчика, что они будут хранить молчание. Есть ли впереди холм или нет, они должны двигаться быстрее.
Они пошли дальше. Сердце Софии сжималось при каждом звуке позади них; мысли, одна ужаснее другой, мелькали в ее мозгу: цыгане, конокрад, разбойник с большой дороги, контрабандист? Последний, естественно, будет стараться избегать ее. Контрабанда была процветающим занятием на южном побережье, и те, кто занимался ею, радовались туману, особенно когда должен был причалить корабль. Но остальные… Если всадник увидел их прежде, чем их поглотил туман — одинокая женщина на отличной лошади и мальчуган в качестве защиты…
Плотная фигура с раскинутыми в стороны руками выросла вдруг перед ними, и София чуть не закричала. Кобыла дернула голову вверх, чуть не вырвав поводья из ее рук. София поднялась на носочки, положила руку ей на шею и прошептала ей:
— Это просто дерево. Пойдем.
Еще несколько шагов, и они оказались в рощице. Пелена еще не покрыла ее полностью. Там был небольшой подлесок, и сквозь клубы тумана она могла различить, где деревья росли наиболее плотно: граб и дуб, деформированные ветрами, дующими с моря. София стояла лицом к роще, и если это была та, которую она заприметила ранее, она могла вызвать образ того, что располагалось за ее пределами.
У нее под ногами расстилался ковер из листьев и мха, рыхлый от влаги. Оставалась только одна вещь, которую можно было сделать. Она потянулась вверх и крепко сжала пальцы Гарри вокруг луки, шепча:
— Держись крепко, я собираюсь сесть в седло.
Она поставила свою ногу в стремя и качнулась вверх, и когда она сделала это, сквозь шуршание ее юбок и шелест листьев она снова услышала стук копыт.
И вот он снова стих. Кобыла прыгала вперед под плавающие, призрачные ветки, София пригибалась низко, одной рукой схватив сына, другую протянув к развевающейся гриве. Они скакали вслепую, не имея ни малейшего понятия, какие препятствия могут встретиться у них на пути, и вглухую, оттого, что их хлестали ветки, и копыта Шехерезады стучали по земле, София не могла определить, где находится другой всадник: позади, у кромки леса, или он решил объехать дугой, чтобы перерезать им путь.
Вдруг они оказались вне деревьев, на открытом пространстве, маленькие камешки и кусочки земли разлетались в стороны из-под копыт лошади. Туман был душным. София могла чувствовать, как страх кобылы поднимается нарастающей волной вперед, к шее. Земля пошла под уклон; София молилась, чтобы это оказалось правильным выбором. Туман здесь был угасающим, рассеивающимся: протянувшись на сушу с моря, он покрывал вершины холмов, но еще не заполнил долину.
Теперь под ногами у них был гравий, скрипящий под копытами Шехерезады, и когда из тумана показались два каменных столба, София направила кобылу прямо между ними. Как только они проскочили через калитку, мир изменился. София замедлила бег лошади до легкого галопа, и они вышли дальше вниз по пологому склону на чистый воздух. Они оказались на широкой аллее, вдоль которой росли липы с переплетенными ветвями, с затененными декоративными садами с каждой стороны, которые она знала так же хорошо, как и те, что были в Бирлингдине.
