Следующее движение было предопределено. Это было любимое место Софии для галопа. Ровная площадка упругого дерна, на котором ее семья объезжала лошадей в течение трех поколений. Верная семейной дисциплине, она дважды осмотрела землю. Не найдя нор кроликов или других мелких препятствий на пути, она отвела кобылу на самый дальний рубеж, а затем натянула поводья.

Шехерезада собралась с силами и воспользовалась случаем, как истинная чистокровная верховая, каковой она являлась. И будто никогда не было долгого душного путешествия в трюме и приезда в Сассекс. Лошадь разогналась и помчалась стрелой по дерну с той же самой скоростью и грацией, которая привлекла внимание Софии на покрытой грязью беговой дорожке за пределами Сиднея год назад.

Это было похоже на полет. Софии хотелось, чтобы он продолжался вечно. Но приближалась граница участка. Неожиданно перед ними оказался одинокий всадник. Он направлялся со стороны Бирлинг Гэпа на большой серой лошади. Его появление было столь внезапным, что лошадь Софии резко остановилась и встала на дыбы. Если бы София не была такой опытной наездницей, она могла бы не удержаться в седле. Она натянула поводья и сердито взглянула на всадника. Однако, решив, что это было сделано не намеренно, София успокоилась сама и успокоила кобылу.

Слегка запыхавшись, она произнесла:

— Добрый день, полковник.

Шехерезада фыркнула, пристально посмотрела на лоснящегося серого гунтера и стала поворачиваться, дабы показать себя коню во всей красе.

— Боже мой. — Себастьян Кул снял свою высокую шляпу. — Леди Гамильтон. Вы меня напугали. — Но взгляд его, скорее, выражал неодобрение. Осмотрев пустынный пейзаж позади нее, он спросил: — С тобой нет кучера?

Она покачала головой с извиняющейся улыбкой, затем в душе отругала себя. Другой джентльмен счел бы, что это он должен принести извинения! Ее ответ прозвучал холодно:

— Я всегда езжу верхом одна.

— На такой головокружительной скорости?

— Как сказать. — София повернулась так, чтобы лошади могли идти бок о бок по направлению к Клифтону. Во время небольшой паузы, которая последовала, она не хотела ничего объяснять. Но потом, решив, что ее ответ может быть ему непонятен, продолжила:

— Я хотела проверить, как быстро может скакать Шехерезада. Я привезла ее сюда из Нового Южного Уэльса, и мы еще не решили, что с ней делать. Мы можем вывезти ее на скачки. Если нет, она станет племенной кобылой, самой лучшей из всех, что у нас есть.

— Мы? — Теперь он выглядел изумленным, и мягкий ирландский акцент придавал его голосу дразнящие интонации.

София украдкой посмотрела на него. Он держался на высоком гунтере с уверенностью, подчеркнуто прямо, поводья он сжимал твердой рукой. В нем была некая непринужденная завершенность, которая обнаруживала сельского джентльмена со средствами. Тем не менее совершенный портрет наводил на мысль, что под этой внешностью скрывается ранимая душа. Когда солнце коснулось его глаз, зеленая радужка совершенно побледнела, как будто он на мгновение оказался застигнутым врасплох. Уголки его хорошо очерченного рта вдруг опустились будто его собственные мысли были не такими уж счастливыми. Это напомнило ей о времени, когда они познакомились и он проводил большую часть лета в Бирлингдине.

София сказала:

— Я не знаю, как много ты помнишь о Клифтоне и моей семье, — она сделала паузу, но он не ответил. — Отец моей матери, дедушка Синклер, держал конный завод и конюшню и тренировал скаковых лошадей. Это было для него больше, чем времяпрепровождение, это было делом всей его жизни, и он добился больших успехов. Моя мать проявила к этому интерес, когда собственность перешла к ней, а отец возобновил лицензию на свое собственное имя. Но мама никогда не отличалась хорошим здоровьем, а папа подолгу отсутствовал, поэтому наша деятельность по коневодству пришла в упадок.

Себастьян слушал очень внимательно и не перебивал. Она уловила его взгляд, брошенный искоса из-под густых полуприкрытых ресниц.

Впервые ее осенило, каким приятным слушателем он может быть. Она улыбнулась ему, когда продолжила свой рассказ.

— Я выросла среди людей, которые всю жизнь занимались этим делом, и они поощряли мою страсть ко всему, что имело отношение к лошадям и скачкам. Сознаюсь, я скорее проведу послеобеденное время на площадке для выездки, чем в самых элегантных магазинах на Бонд-стрит. Короче говоря, сэр, жокеи все еще ездят на лошадях Меткалфов в Нью-Маркете и Эпсом-Доунс.

— Теперь я понимаю твое восхищение старой доброй королевой Анной. Она ведь сама содержала великолепные конюшни, не так ли?

— И построила замечательное местечко в Нью-Маркете. — Она насмешливо посмотрела на него. — Ты уже не так удивлен тем, что я езжу одна?

— Нет. Озабочен. Что стало бы с тобой, если бы ты упала? Несчастные случаи здесь не редкость, как нам хорошо известно!

— Это для меня слишком дорогая привычка, чтобы отказаться от нее. Кроме того, мне нравится уединение, время, когда я могу побыть наедине сама с собой.

— Ты намекаешь, чтобы я уехал? — спросил он.

Она почувствовала себя смущенной.

— Ни в коем случае.

Он улыбнулся.

— Превосходно. Ведь я как раз направлялся в Клифтон, чтобы нанести тебе визит.

София мысленно поблагодарила его за то, что он отложил свой первый визит на столь долгое время. Кул подождал до тех пор, пока завершились все другие визиты. За это время ее навестили несколько семей, приходской священник, фермеры — все они пришли, чтобы выказать радость по поводу возвращения миледи домой. Новость о том, где она провела первую ночь после своего возвращения, обошла местное общество на следующее же утро, и, хотя это было совершенно неизбежно и далеко от того, чтобы считаться непристойным с точки зрения ее матримониального статуса и родственных связей с полковником Кулом, тем не менее София могла представить себе, что ее репутация могла быть скомпрометирована. Одно дело — предложить убежище ей, находившейся в критическом положении, и совершенно иное — любезно справляться о ней лично, а не при помощи посыльного в течение следующих нескольких дней. Она бы предпочла, чтобы по округе не распространялись слухи о том, что вдова и кузен сэра Эндрю Гамильтона не провели и часу порознь со времени ее приезда.

— Вы уже обустроились? — спросил Себастьян, когда они повернули на хорошо протоптанную проселочную дорогу, ведущую по направлению к Клифтону.

— Более-менее. Я полагала, что у меня здесь сохранилось множество необходимых вещей, но их, увы, нет. В скором времени мне придется поехать в Брайтон, чтобы погостить у друзей и сделать некоторые покупки.

— В самом деле? И я тоже собираюсь туда. Собственный полк принца-регента, Десятый гусарский, устраивает вечеринку. — Он поколебался долю секунды, прежде чем спросить: — Возможно ли это, что ты тоже посетишь ее?

София посмотрела на его профиль.

— Это будет зависеть от моих друзей. Я обычно приспосабливаюсь к их распорядку дня, когда останавливаюсь у них.

Мэри Эллвуд любила Брайтон. Считалось модным, если кто-то объявлял о визите туда, как будто в этом месте было что-то выдающееся, но именно его чудаковатость и вычурность очаровывали ее. Постоянно меняющаяся толпа, которая производила впечатление, будто в Брайтоне нет постоянных жителей, а только приезжие. Удивление от встречи с подругой, прогуливающейся вдоль эспланады, когда она думала, что та скрывается в тиши Холланд-Плейс. Огромные военные лагеря за пределами города с их бесконечными, грандиозными парадами и тактическими занятиями на местности. Купание в море в летние месяцы. И необычный Павильон принца, который с первого взгляда всегда вызывал у нее нежную улыбку. Все это приводило Мэри в восторг.

В этот вечер она и Эллвуд были приглашены на бал в дом семейства Монтегю, у которых остановилась София Гамильтон. Мэри одевалась с большим старанием, так как дом Монтегю считался одним из самых элегантных домов в Брайтоне. На сегодняшний вечер было приглашено двадцать пар. Танцевальный зал был достаточно большим для того, чтобы дать каждому возможность показать блестящее умение в танцах и наряды дам.