– Как ксерокс? Я моментально размножу свою любовь…
– На десятки тысяч равнозначных копий – порций любви, – закончил его мысль наставник. – Примитивно, но по смыслу верно. И еще одно, самое главное – вся эта любовь соберется в один мощный поток, словно множество ручейков сливаются вместе, образуя реку. Представляешь, насколько это будет мощная энергия? А теперь представь, что будет, если хотя бы два или три человека будут делать то же, что и ты – посылать любовь, да еще и через место силы. А если они хотя бы иногда моменты их сияния будут совпадать?
– Возникнет мультипликационный эффект. Они должны усилить друг друга в сотни раз! – восхитился Виктор.
– А иногда и в сотни тысяч раз, – подтвердил наставник. – Не находишь, что тогда у вашей планеты появляются шансы на более радужные перспективы нежели сейчас?
– Когда я могу приступать? – с нетерпением спросил Виктор.
– Хоть сейчас, – спокойно ответил Зоран.
– Меры предосторожности?
– Я подскажу по ходу. Первые несколько раз буду рядом с тобой. Не бойся. Главное – помнить, что все хорошо в меру и не следует подсаживаться на это, заменяя этим свою реальную жизнь. Все эти путешествия, это сияние – вторая, скрытая от других часть жизни, но всего лишь часть. Она не заменит тебе реальной твоей жизни, и не должна выходить на первое место. Помни, ты не монах где-нибудь в тибетском храме. Ты обычный человек, и у тебя обычная, нормальная человеческая жизнь. Этим ты важен и ценен.
– Спасибо, я так понял, вам нужны посредственности!
– Не в этом смысле, – улыбнулся наставник. – Нужен человек с внутренним миром монаха, с таким же устремлением души, но с внешней жизнью обычного жителя мегаполиса, вовлеченного во все социальные процессы города, страны. Твой опыт может быть очень ценен!
– Для кого? – спросил Виктор, но наставник не ответил.
Все объяснилось через несколько дней, когда Виктору приснился еще один странный сон…
Он сидел на песчаном берегу моря. Теплые волны с нарастающим шелестом набегали на берег, расслабляя и успокаивая. Солнце светило ярко, но не вошло еще в зенит и жарко не было.
Виктор оглянулся. Прибрежные холмы, поросшие тропической зеленью, огромный пляж, бирюзово-голубая вода моря – эти места не были ему знакомы, но очень нравились. Он сидел и смотрел вдаль, улыбаясь, щурясь от яркого солнца. Руки его утопали в теплом, еще не успевшем раскалиться песке и это было приятно.
Чуть вдалеке на мелководье плескались люди. Мужчины, женщины, дети стояли по пояс в воде, брызгались, забавлялись, во что-то играя. Всем было весело и радостно здесь жить, и вибрации этого счастья окутывали Виктора. Ему было хорошо и спокойно, поэтому он улыбался, созерцая.
Вдруг все изменилось. На горизонте появился огромный аппарат, который плыл по воде. Никогда и нигде Виктор не видел такой конструкции.
Два огромных кольца были соединены между собой и вращались с ужасным скрежетом, образуя нечто, отдаленно напоминающее глобус. Осью этой конструкции был огромный цилиндр, остающийся неподвижным во время движения колец. В цилиндре виднелись разноцветные иллюминаторы.
Аппарат стремительно двигался и вскоре оказался рядом с группой людей. Многие поспешили на берег. Виктор встал, он был напряжен. Слишком гнетущее впечатление производило это устройство. Кроме ужасного скрежета и металлического повизгивания, кольца, вращаясь, производили огромные волны. Эти волны накрывали людей с головой, опрокидывали их, не давая подняться. Началась паника, безмятежный только что пляж окутала мерзкая атмосфера животного ужаса и предчувствие приближающейся смерти.
Особенно жалко было детей – не умея плавать, многие камнем шли на дно. Взрослые не могли им помочь – слишком велики были волны.
– Он же всех утопит! – с обидой и набирающей силу яростью кричал Виктор. – Какого черта?!
Он проснулся в поту. Руки были сжаты в кулаки. Подушка – в стороне, одеяло – скомкано.
«Что бы это значило?» – думал он, вставая. Сон еще не отпустил, и Виктор нервничал, сердце билось часто. Ему захотелось пить. Дойдя до кухни и осушив стакан воды, скорее машинально, чем осознанно, он включил телевизор. Как раз начались новости. Встревоженно молоденькая ведущая рассказывала об обострении ситуации вокруг Северной Кореи. Далее шел сюжет. Огромный корабль, несущий на своей богатырской палубе множество самолетов, медленно заходил в бухту.
Виктор чуть не подавился водой. Он друг вновь почувствовал этот ужас, пережитый им во сне.
«Атомный авианосец «Нимиц» ВМФ США прибыл к берегам Южной Кореи для участия в международных учениях, что в свою очередь вызвало настоящую истерику северокорейского руководства. Все чаще со стороны Северной Кореи звучат заявления о том, что капиталистические страны во главе с США провоцируют начало войны…» – говорил за кадром корреспондент.
«Все понятно, – подумал Виктор. – Дальше можете не объяснять».
Шаман
Через месяц Петр спросил шамана, почему он ему помогает? Шаман внимательно посмотрел на него, а потом медленно, на ломаном русском, изобиловавшим устаревшими, еще старорежимными словечками, начал рассказывать о жизни Петра, его семье, детстве и юношестве, о том, как его увлекли идеалы революции и он, сын священника, вступил в партию. Рассказывал шаман долго и подробно о таких сокровенных вещах, которыми Петр ни с кем не делился.
«Может, когда я в бреду валялся в юрте охотника, наболтал чего? – подумал тогда Петр. – Но чтобы так подробно и образно!»
Они грелись в юрте у костра. Пляшущие языки пламени отбрасывали тени на старое, морщинистое с тонкими седыми усами и редкой бородкой лицо шамана, придавая ему величественность.
– У тебя на теле и… – шаман замолчал, подбирая русские слова, – …вокруг него зримы мне знаки. Ты шаман. Можешь им стать. И Мать Тайга просила помочь тебе. Нужен ей, знать. Поэтому помог.
Затем шаман рассказал о будущем, сказал, что Петр сейчас на развилке своей судьбы стоит. Перед ним всего две дороги: одна – вернуться к русским и так или иначе найти скорую смерть; другая – стать шаманом и навсегда остаться здесь.
Шаман закурил тонкую деревянную трубку, часто выпуская белый табачный дымок. Его морщины немного расправились, он одними уголками губ сказал:
– Если сам, а не по нужде, выберешь второй путь, то обретешь больше, чем потеряешь.
Шаман говорил редко, с большими паузами. Когда Петр начинал его расспрашивать, тот чаще молчал. Почти никогда его слова не были ответом на вопрос, но всегда оказывались очень важными для Петра. Привыкнуть к этому было тяжело, но за месяц совместной жизни он приспособился, и тем удивительнее был для него этот короткий диалог. Поэтому, воспользовавшись моментом, Петр решил вновь спросить:
– Так мне и жить в тайге без людей что ли?
Шаман несколько раз затянулся, медленно выдыхая и внимательно глядя в дым, а через минуту-две сказал:
– На седьмую годину война большая придет в твой дом, многие и многие погибнут, много огня вижу, дома в огне, и мертвые, мертвые везде. Много, очень много врагов и злые среди них, как демоны. На восьмой год можешь выйти из тайги и отправиться на ту войну, если хочешь родичам помочь. Назовешься именем своим, будешь знать, что сказать. Про тебя забудут. Воины будут нужны. Тогда выйдешь, но потом, после конца войны, вернуться должен. Если раньше выйдешь или не вернешься – только смерть твою вижу, больше ничего. Если вернешься , то после десяти годин здесь сам научишься понимать, когда лучше уйти к людям, а когда в тайге жить. Но помни: ты – Петр – умер, теперь нет у тебя имени, Шаман родился. Тайга – твой дом!
Долго Петр обдумывал сказанное шаманом. Мысли текли медленно и угрюмо как широкая равнинная река сухой осенью. Он никак не мог понять, почему все это происходит с ним и почему именно это странное занятие, якобы, уготовано именно ему. Пару раз он пытался пристать с ворохом своих вопросов к шаману, но тот либо молчал, либо уходил, знаком показывая не преследовать его. Один раз перед сном обронил лишь что-то в том духе, что на все вопросы Петр может сам найти ответы.