Рабин в своей автобиографической книге назвал Переса «хатран бильти нила», что можно перевести как «неуемный интриган». Скажу от себя: если и интриган, то не простой, а король интриги, поскольку найти ее концы до сих пор никому не удается. Но виноватым в войне Переса и Рабина считают однозначно Переса. Почему?

Напрашивающийся ответ: Перес приехал в Палестину 11-летним подростком, тогда как израильские народные любимцы — Рабин, Даян, Шарон — здесь родились. За это их и любили. Правда, Бегин тоже пользовался экстатической народной любовью, несмотря на шляхетскую привычку целовать ручки. А еще бытует такое вот зафиксированное воспоминание: юный Шимон Перский обучался агротехнике в Бен-Шемене совместно с таким же, как он, галутным парнишкой Мосей Тилимзогером. Место — весьма уважаемое учебное заведение, из которого вышло немало израильских знаменитостей, — и время — апогей доктрины «нового еврея», когда горели киоски, торговавшие газетами на идише, — ультимативно требовали от галутных пришельцев менять фамилию на «что-нибудь ивритского». Фамилии предлагали в организованном порядке.

Перскому предложили библейское построение «Бен-Амоц», но он отказался, поскольку фамилия рифмовалась с позорной и хамской кличкой. Тогда это мнимое неблагозвучие взял себе Муся, подняв при этом увесистый кулак и крикнув на все собрание: «Пусть кто-нибудь попробует срифмовать!» Охотников не нашлось. Так Муся Тилимзогер стал Даном Бен-Амоцем, а впоследствии писателем, журналистом, художником, критиком, скандалистом, молодежным идолом, а также основателем особого израильского стиля, короче — квинтэссенцией «израильскости». А Шимон Перский сократил собственную фамилию до Перес по предложению Бен-Гуриона. Знал ли Старик, рассказывая своему подопечному о танахической птичке с этим названием, что речь идет о стервятнике?

Биография Шимона Переса вроде бы открытая книга, но все в ней находится на грани сомнения. Он родился в селе Вишневе Воложинского повета, неподалеку от Гродно и Сморгони. Его мама якобы была учительницей русского языка и библиотекарем. Библиотека на 4 тыс. томов в местечке и вправду имелась, но школа была одна с обучением на языке идиш. Сам Шимон, по его же воспоминаниям, обучался поначалу у деда-раввина, а потом в польской школе. Тем не менее дед-раввин читал внуку Толстого и Достоевского по-русски. В еврейском местечке под Сморгонью? Я не говорю, что такого не могло быть, но если было, то должно было казаться весьма необычным. Еще вот что: Шимона Переса вроде бы обучала основам русского языка будущий министр абсорбции Софа Ландвер, и было это сравнительно недавно. Опять глупая неувязка, и так до конца, до досрочного юбилея, приуроченного к малозначимым событиям, собравшим в Израиле всех нужных Пересу людей. Неужели и эти малозначимые события тоже были рукотворны и создавались в канцелярии президента? Подобная логистика граничила бы с магией.

Отец Шимона Перского был зажиточным лесоторговцем. Переехав в тридцатых годах в Тель-Авив, он стал весьма благополучным горожанином. Его сын учился, естественно, в самой престижной гимназии. В детстве мальчик прославился такой свирепой религиозностью, что разбил радиоприемник родителей, слушавших радио по субботам. С чего вдруг этот парень оказался в сельскохозяйственном интернате рядом с проблемными подростками и детьми социалистов?

Непонятно, но факт. Необъяснимый, как остальные неувязки. Перечислить их все невозможно: у каждого события в жизни Переса есть двойное и тройное дно. Может быть, именно такая сложность жизнепроживания и не дает «баззу» окружить Переса защитным флером. Как тех же Рабина или Дана Бен-Амоца, вокруг которых «базз» стоял колом.

Эквивалента слову «базз» в русском языке я не нахожу. В английском это экстатическое восхищение кем-то или чем-то. «Базз» — еще и «слух» или «сплетня», но обязательно с оттенком ажиотажа. Впрочем, слово «сплетня» тут не совсем подходит.

«Бззз», — шумит пчела и любое возбужденное насекомое, производя жизненно важное для него действие. Специалисты по маркетингу ищут способы запланированно производить «базз» вокруг какой-либо идеи или предмета, которые требуется внедрить куда-либо, вызвав массовую истерию. Например, в преддверии появления нового образца сотового телефона или очередного тома «Гарри Поттера». Но «базз» не обязательно рукотворен. Все крупные научные открытия начинались с легкого «базза», становившегося под конец настолько сильным, что не говорить о данном открытии оказывалось невозможно.

Не будет преувеличением сказать, что без «базза» настоящей славы не бывает. В определенном смысле хороший «базз» и есть слава. Так вот, по моему глубокому убеждению, есть люди, выделяющие эту субстанцию, как пчела мед, тогда как другие не могут ее создать, как ни стараются. Перес — из категории последних. Предположительно, это обстоятельство повлияло и на шансы мирного процесса, называемого просто «Осло», ставшего для израильтян и всего мира парадигмой пустой болтовни, обманки, ненужной обязаловки мировой политики, в которой нет смысла, у которой нет перспектив и которую приходится продолжать, потому что прекратить нельзя.

Впрочем, перспектив не было заведомо. В середине девяностых мне довелось беседовать с г-ном Галтунгом. Этот швед считался основоположником системы улаживания международных конфликтов, его имя связано с умиротворением ирландской проблемы, его приглашали для консультаций на все мирные переговоры, пригласили и для оценки соглашений в Осло. Галтунг постановил, что у этих соглашений нет будущего, поскольку они не отвечают желаниям ни одной из сторон. Вину за упрямое продвижение программы, изначально вызвавшей оправдавшиеся впоследствии сомнения, возлагают на Переса. Мол, Рабин сомневался, а Арафат знал, что не станет взаимодействовать, но Перес хотел себе славы первого миротворца и, как всегда, оказался весьма деловым Дон Кихотом, развив по этому поводу бурную и по сей день не прекращающуюся деятельность. И пусть соглашения в Осло не приблизили Израиль к миру с арабами ни на йоту, зато они сделали Переса главным голубем мира, партнером пикассовской Паломы. При этом забывают, что многие другие начинания Переса, оказавшиеся успешными, тоже поначалу считались фантазиями. Та же атомная программа, например.

Где-то году в 1999-м меня попросили встретиться с Шимоном Пересом по какому-то делу. На столах в его кабинете лежали книги на русском языке. Полный джентльменский диссидентский набор. Зачем столь известный политик решил их штудировать? Ответа не последовало. Попутно выяснилось, что хозяин кабинета и книг если и знает русский язык, то в весьма ограниченном объеме. Пришлось прийти к выводу, что книги были выложены на столы для меня, дабы произвести впечатление. Спустя короткое время Перес предложил мне рюмку водки. Я поинтересовалась, пьет ли он сам в столь ранний час, да еще и водку? Хозяин сказался непьющим. Дело принимало скверный оборот. Меня явно пытались вычислить, оперируя стереотипами. Хотели угодить, а на деле разозлили и обидели.

Сердечного разговора, на который рассчитывала принимающая сторона, не вышло. Зато я получила объяснение загадки фокусника: «базз» просто не живет в музее восковых фигур, не живет в нем и народное признание, да и фортуна обходит это место стороной. Что до Нобелевских премий мира… их как раз по большей части вручают восковым фигурам, поскольку чествуют не человека, а отвлеченную идею вселенского мира. Стоит сравнить список лауреатов премии с итогами их деятельности, чтобы в этом убедиться.

Было это году в 78-79-м уже прошедшего столетия. Мы застряли в песках по дороге в Ямит, и я кисло пошутила: выменяем у бедуинов «опель» на верблюда, а уж тот довезет до чего-нибудь. «За белую женщину с высшим образованием могут дать даже белого верблюда», — съязвил мой спутник. И тут появился бедуин, а при нем — несколько верблюдов, один из них — альбинос.

Сын вцепился в меня и заорал как оглашенный: «Маму не отдам!» Бедуин с интересом вгляделся в застрявшую в песках машину, сотрясавшуюся от детского визга. Мы явно выглядели меджнунами, такими же сумасшедшими, как и жители Ямита, который стал вдруг виден, словно всплыл из песков.