Но армию он как-то и не заметил, ибо часто бывал дома. Однажды в парке познакомился с пятнадцатилетней смазливой девчонкой, которая сказала ему прямо: «Роберт, у тебя есть деньги, а у меня все остальное».

Он, между прочим, жаждал «всего остального» и потому, часто убегая в самоволку, не жалел на нее денег. Она оправдывала надежды. Потом он хвалился солдатам: какая сдобная, вкусная, так всего захватывает, что аж в дрожь бросает! Но «продовольствие», как называл он, было недолгое. В компании, среди старых приятелей из МГИМО, изрядно перепили. Он не помнил даже, как там все было, но вольная девочка в совершенно неприглядном виде почему-то свалилась с балкона девятого этажа…

Сидел в предварительном заключении в Бутырке.

Каменные коридоры, как длинный холодный мешок… и кругом камеры, камеры…

В массивные двери вмонтированы глазки, куда нет-нет, да и заглянет равнодушный контролер. Четыре пожелтевшие, заскорузлые стены, поросшие грибками, наводили на Роберта жуть. Накурено так, что едва угадывались сокамерники. И все это было круто замешано на запахе гнили и отвратительного человеческого пота…

В «старом замке», где страшно угнетала обстановка, он был в состоянии шока. Лежал на железной, вделанной в пол кровати, боясь пошевелиться. К нему почему-то были снисходительны, возможно, кто-то взял его под защиту, возможно, камера не была столь уголовной. Потом он понял, чтобы здесь выжить, надо иметь крепкие нервы. Слава богу, что Бутырка оказалась недлительной. Дело закрыли как «несчастный случай», но в его жизни это случайное заключение не прошло просто так, именно здесь, в предварилке, он многое открыл для себя: в этом чумном мире побеждает сильный. Впервые захотелось быть сильным и властным.

После Бутырки Роберт валял дурака, пока не встретил школьного приятеля, который утащил его в театральную студию. Там ему понравилось. Приятель был на короткой ноге с руководителем, бывшим режиссером, и, конечно, сумел сблизить с ним Роберта. У руководителя засиживались до поздней ночи. За бутылкой шампанского сладко тянулись странные разговоры о творчестве и наставниках, которые делали артистов великими… Вот здесь-то и родилась идея поступать в театральный…

Правда, поговаривали, что мир артистов гомосексуальный, одним словом, богема, но это совершенно не смущало Роберта. На алтарь будущей славы он готов был положить все. И, возможно, положил бы.

Поперек дороги встал отец. Он не верил в талант сына. Посадив его перед собою, он вынул из письменного стола книгу Отто Вейнингера «Пол и характер» и без всякой подготовки прочитал Роберту страницы, где однозначно говорилось о том, что все творческие женщины, в том числе, как заметил отец, и артистки, гомосексуальны или бисексуальны… Отец называл великие имена от Екатерины II до королевы шведской Христины и закончил свой список известной француженкой Жорж Санд…

Папаша победно оглядел сына, считая, что сумел повергнуть его в шоковое состояние. К сожалению, Роберт смотрел на отца наивно-удивленными глазами, говорящими о том, что отец далек от жизни.

– Батя, – сказал ухмыляясь Роберт, – сразу видно, что ты не сидел в Бутырке. Там тебя просветили бы лучше. Ну какое дело мне до женщин, тем более бисексуалок?..

– Значит, ты глупый и ничего не понял, – вспылил отец. Он обидчиво и нервно ходил по кабинету, засунув руки в карманы широкой коричнево-полосатой пижамы. Совладав с собой, отец заявил категорично:

– Робик, в конце концов, пора делать карьеру!

В конце концов, Роберт и сам понимал, что необходимо круто менять жизнь, в минуты безделья он нередко мечтал о своей собственной вилле и шикарном «мерседесе». Потому слова отца о карьере нашли в нем отклик… Они договорились, что Роберт поступит в экономический.

Год он зубрил, как зубрят все, – и отец, пожалуй, был доволен. Хотя театром интересовался по-прежнему и дружил с режиссером, но понимал, что это все же не то – нужно что-то более близкое его заводному характеру. Он снова поступил в институтский ансамбль и теперь частенько по вечерам пропадал на репетициях. Там и схватил себе девчонку, звали Вера. Простая, чистенькая и незамысловатая. Схватил на танцах, курса на два моложе. Семейный бухгалтер, как потом прозвал ее Роберт. Его отец и мать, люди чопорные, были явно недовольны. И не только ее простоватостью – они считали, что парню, не сделавшему карьеры, даже в двадцать четыре – двадцать пять жениться рано. Упрямый Роберт женился: надоело бегать по потаскушкам. Тем более, не в пример другим телкам, Вера сексуально удовлетворяла его по всем статьям…

С разницей в год родились двое. Старшая Эльмира, младший – Павел. Отец купил им кооперативную квартиру и тут Роберт понял, что надо крутиться. Где только не таскался: во Внешторге по продаже сельхозмашин, в кооперативах, еще в какой-то надежной организации занимался поездками за границу. От всего этого было тоскливо и нудно – взяток не брал, хотя деньги были: выручал, как всегда, отец.

Однажды с приятелем сидели в ресторане, и тот, вспомнив о режиссере, вдруг убежденно сказал:

– Хватит, как студент, жить на отцовские подачки…

Он предложил заняться шоу-бизнесом. Время хоть и смутное, перестроечное, но здесь «в мутной водичке можно и золотую рыбку поймать». Сам приятель не робел: он уже слетал в Сибирь и в каком-то городе, не то в Чите, не то в Иркутске, пустив пыль в глаза начальству своей весьма недурной наружностью и представившись выпускником ГИТИСА, отхватил жирный кусок, организовав театрально-концертное объединение «Сибирь». И хотя это, пожалуй, немного попахивало авантюрой, и Роберт не все одобрял в его действиях, предложение приятеля было заманчиво: чем черт не шутит!

Приятель заехал за ним на машине.

– Поехали.

– Куда?

– Как куда – становиться продюсером!

Роберт не поверил сам себе. Приятель отвез его за город, где в небольшом затрапезном клубе трезвонила малоизвестная рок-группа – «Машина любви».

– Я тебе скажу, ребята тут сговорчивые. Правда, их отовсюду гонят, в газетах иногда чушь о них несут несусветную – но ты-то на что!

Приятель напутственно похлопал Роберта по плечу и глухим шепотом сказал:

– Это теперь твое дело. Ты можешь сделать его прибыльным. – И он повернулся с загадочным лицом к сцене. – Главное, Роберт, иметь в этом деле хорошего поводыря. Наш режиссер в этом мастак. Но в него тоже надо вложить. Знать ноу-хау! Чем больше вложишь в наставника, тем больше здесь заработаешь…

Вот так и остался Роберт в клубе с ребятами рок-группы. Для «Машины любви» клуб не годился. Искал другую крышу и нашел ее в той же надежной организации. Год-два мотался, как чумной: гастроли, гастроли и афиши, афиши… Сумел пробить рок-группу в хит-парад. Сами собой появились нужные знакомства, и он поехал в Одессу. Там-то и подвернулся Роберту красавчик – вроде как из местной киностудии. Он легко уговорил утомленного гастролями Роберта заняться подпольным бизнесом.

Роберт мечтал о размахе. Для этого нужны были большие деньги. По стране тем временем по-вольному набирали силу торговые кооперативы, множилось видеопиратство и прокат, фиолетовое мерцание «видаков» затопило подвалы городов. Уже шла порнография под видом крутой эротики. Не бросив рок-группу, хотя и остыв к ней, Роберт с головой окунулся в новое дело: профессиональные переводчики с прищепками на носу озвучивали западную эротику, а одесситы выручали в полном смысле русской порнухой, которая снималась ими же на самодеятельной студии.

Была четко налажена клиентура и продажа. Роберт поражался тому, как быстро и просто пошло дело и потекли деньги…

Вскоре красавчик из Одессы сам приехал в Москву. Он зондировал почву… А нельзя ли запустить фильмы – для Запада, конечно, где был бы детский секс? На Западе шел шквал удовольствий с детьми: с девочками и мальчиками.

Роберт согласился: среди туристов уже нашлись клиенты, и товар пошел ходко…

Нужна была новая «крыша». Надежная «крыша». И Роберт вскоре ее нашел в фирме «Олимпия», которая организовывала конкурсы на лучшую фотомодель.