Он медленно качает головой. «Оставь так».

— Хочешь сказать, она зарастет так же быстро, как и от ножа? — только сейчас я понимаю, что нервное напряжение уходит, ведь я смога, я справилась. — Слушай, я видела где-то или читала… В общем, неважно. Надо в пулевое отверстие засунуть женский тампон! Я сейчас, быстро!

Я уже почти подорвалась за женскими принадлежностями, но немой не резко, но достаточно быстро поднял руку в останавливающем жесте.

— Сама зарастет, верно?

Кивает.

— Да кто же ты такой, твою мать? Это же ненормально! — выкрикиваю в его черные глаза, словно он может ответить. — Раны так быстро не зарастают! Не зарастают! Это невозможно! Это против природы! Что ты за человек вообще такой?

Вместо ответа немой лишь закрывает глаза и откидывается на подушку.

— Ладно, это твое дело, в конце концов. А мне радоваться следовало бы, что все так быстро заживает, ведь хирург из меня так себе. Надо это безобразие хотя бы заклеить, — отматываю длинную полоску бинта и складываю в несколько раз, приклеивая по краям широким пластырем. Надо вокруг него обернуть и стянуть посильнее, раз зашить не позволил. Иначе рваные края раны еще долго не дадут ей зажить.

Кажется, он потерял сознание. Немой не реагирует на мои манипуляции, откинувшись на подушку. Волосы взмокли, а на лице бисеринками проступил пот. Ему больно, ему очень больно. Сколько из его страданий были доставлены моими руками, я даже думать не хочу.

Минут десять я просто сижу, рассматривая его тело, бесконечную вереницу шрамов, что накладываются друг на друга. Исполосованная грудь, словно созданная резцом неумелого скульптора, медленно поднимается и опускается. Накаченные мышцы под шрамами перекатываются. Господи, он до безобразия красив.

В порыве внутреннего голоса, резко наклоняюсь и коротко целую его в губы.

В последнюю секунду успеваю подумать, как он вкусно пахнет. А потом все меркнет.

Бесконечно яркий монотонный свет на многие километры ввысь. Я лежу на чем-то твердом, а перед глазами лишь огромная белая простыня. Вокруг — ни звука, словно меня поместили в вакуум. Кажется, я оглохла.

Или умерла. И одно, и второе звучит логично.

Где я? Что происходит?

Принимаю сидячее положение, оглядываясь по сторонам. На многие мили вокруг лишь белая бесконечность. Даже горизонта не видно. Белая твердь и белое небо. Ни звука, ни ветра. Тени и те отсутствуют, хотя тут их и отбрасывать нечему.

Поворачиваю голову назад и вижу того, кого точно не ожидала тут встретить. Немой.

Он сидит на земле, сложив ноги по-турецки. На нем белая свободная футболка и штаны. Волосы зачесаны назад, а черные глаза внимательно смотрят на меня. Шрам с лица куда-то пропал.

— Что? Где я? — резко подрываюсь на ноги, и начинаю ходить взад-вперед вокруг сидящего немого, обнимая себя руками.

Куда я попала? Что это за место? Почему он тут?

— Где я?

Внезапно немой отвечает.

— Добро пожаловать в мое личное Ничто, — низкий бархатный голос пробирает до сердца, вызывая мурашки по всему телу. Он обводит руками белое пространство вокруг. — Думаю, мы можем поговорить. Времени у меня здесь хоть завались, а у тебя наверняка, куча вопросов.

Которые моментально испарились, оставив в голове лишь перекати поле. Еще какое-то время расхаживаю вокруг, пристально смотря ему в глаза, словно если я моргну, он испарится. Или снова замолчит на веки вечные.

Я поняла. Я все-таки умерла. Боби убил меня, а это мое больное сознание попало в лимб, или постпростраство, или куда там еще попадают заблудшие души.

— Хорошо, где мы находимся?

— В моем личном Нигде, — его голос просто божественен. Он, словно патока, растекается по моим венам, заряжая кровь мелкими искрами.

— Охренительный ответ. Как тебя зовут?

— Майкл, приятно познакомиться, — он улыбается и протягивает мне раскрытую ладонь. Пялюсь на нее как на что-то запретное. — Ну же, давай. Я не кусаюсь.

Медленно подхожу и усаживаюсь напротив, тоже сложив ноги по-турецки, и жму протянутую ладонь. Он все также пахнет цитрусом. И здесь, где ветер отсутствует как явление, его запах обволакивает меня.

— Я Джес.

— Я знаю.

— Ну конечно… Майкл.

Майкл. Майкл. Смакую имя на губах, как сладкий запретный плод. Теперь я узнала, как его зовут, но от этого не легче.

— Я умерла?

Майкл громко хохочет, словно я сморозила несусветную глупость.

— Что? Я что-то не то спросила?

— Нет, ты не умерла. Ты…просто спишь. Давай называть это так.

— А ты?

— И я сплю. Меня почти убили, помнишь?

— Такое не забудешь.

Снова оглядываюсь вокруг, словно белое Ничто способно мне подсказать, как себя вести дальше.

— Хорошо, — потираю пальцами переносицу, усердно пытаясь сложить слова в нормальные вопросы. — Хорошо. Допустим, что все так, и я действительно не сошла с ума и не умерла. Эм…Я не знаю, что еще спросить… Я…Сколько тебе лет?

Умнее ничего не придумала?

Майкл снова смеется. Ну, натурально находится на самом смешном представлении в своей жизни.

— Очень много.

— А с виду и не скажешь, — меня задевает то, что он так потешается над моими словами.

А теперь самый главный вопрос.

— Кто ты?

Майкл перестает смеяться и внимательно смотрит. Улыбчивость улетучивается даже из взгляда его угольных глаз. Теперь-то я спросила то, что надо.

— Ты же не человек, верно? Я заметила, что рана от ножа затянулась и превратилась в шрам за каких-то две недели. Это невозможно.

— Да, я не человек.

— Так кто же ты, черт возьми?

— Джес. Я Ангел Хранитель.

Настала моя очередь смеяться.

— Что? Ангел Хранитель? Их же не существует! — какой же бред он несет.

— Ага, и раны сами собой заживают за две недели, — Майкл был спокоен, мой каламбур его ничуть не задел, либо он не показал виду, хотя еще пару минут назад его крайне забавляли мои вопросы.

— Я знаю, это просто меня сморила усталость, и это все сон. Хоть и бредовый, но все же сон! У Ангелов вообще-то крылья должны быть, а у тебя их нет.

— Джес, послушай, — от его мягких интонаций меня практически трясет. Нельзя, нельзя так реагировать на мужчину. Это просто немыслимо. — Я действительно Ангел Хранитель, и если ты послушаешь, я тебе все объясню.

— Давай, валяй. Можешь начать с самого начала. Ты сам сказал, что времени у тебя завались.

— Как ты думаешь, что происходит с человеком, когда он умирает?

— Ну…он попадает в рай или в ад, в зависимости от своих грехов. Хоть я не сильно верю во всю эту чепуху.

— Это не чепуха. После смерти нас действительно ожидает рай, но не так, как нам его расписывали все религии мира.

Медленно киваю.

— Хорошо, допустим, что после смерти меня действительно ждет что-то светлое и прекрасное, но ты-то здесь причем?

— Всю историю человечества люди считали, что ангелы оберегают их, ведут по правильному пути. Это правда лишь отчасти, — Майкл устремляет взгляд в бесконечную белизну. — Мы действительно спасаем людей, но немного по-другому.

До меня начинает доходить, головоломка складывается в единую картину абсурда.

— Вы умираете вместо них?

Майкл кивает.

— Но зачем?

— Понимаешь, Джес, — от того, как он произносит мое имя, внутри все поет, словно только на его губах оно звучит правильным. — Люди в большинстве своем прожигают эту жизнь просто так, не задумываясь о последствиях, много грешат. А когда они умирают, им дается шанс на искупление.

— Чтобы попасть в рай?

— Именно! Тебе дают возможность искупить свои грехи. А то, каким образом ты будешь это делать, зависит лишь от твоих земных поступков.

— В чем же ты согрешил?

Кажется, я знаю ответ, но не хочу в этом признаваться.

— Я убил человека.

Ну, я же говорила, уголовник!

Оцепенение было недолгим, я стряхиваю головой, пытаясь прогнать тяжелые мысли. Майкл молчит, позволяя мне переварить услышанное.