Поднимаю на нее зареванные отекшие глаза, обрамленные самыми темными кругами на свете. Та еще красотка получилась. Урсула делает шаг назад, тихонько ахнув.

— Господи, детка, что произошло? Ты выглядишь ужасно!

Стараюсь лишь отмахнуться. Ведь мне нечего ей рассказать. Она очень болтлива, а я не хотела бы, чтобы эти слухи выползли дальше моей спальни, какими бы странными они не были. Урсула бы сказала, что я бесконечная идиотка, раз не вызвала неотложку. И она была бы права.

Сжимаю пальцами переносицу, пытаясь понять, что мне вообще необходимо сейчас делать. Все мысли были далеко отсюда, а я даже не стараюсь их поймать. Пусть разбегаются.

Да и что я могу ей рассказать?

Ой, привет, Урсула. Ты знаешь, позавчера немого пырнули ножом в подворотне недалеко. Только я, бестолочь, не повезла его в больницу, а отвезла домой. Здорово, правда? Потом подлатала его, даже супом накормила. А потом он ушел в ночь. А как у тебя прошли выходные?

Нет, я не могла ей рассказать из этого вообще ни слова. Она не поймет.

— Не хочешь рассказывать?

— Да, прости, не хочу, — сухой безжизненный голос, которому даже утреннее кофе не в силах было помочь.

— Судя по твоим глазам, ты полночи плакала. Неужели, приходил Боби?

Да, спасибо, дорогая. Ты меня фактически спасла.

— Да, приходил. Снова поругались, — стараюсь сделать максимально грустное лицо, но, кажется, что даже стараться особо не придется. Бьюсь об заклад, выгляжу я крайне хреново.

— Оу, детка. Не стоит он твоих слез! — Урсула по-дружески обнимает меня. Он нее пахнет кофе и ванилью. — Он козел, каких поискать еще надо!

Не могу с ней не согласиться.

— Иди, умойся. Я прикрою.

— Спасибо. Я очень виновата.

— Брось, — она отмахивается от меня. — Давай, приводи себя в порядок и возвращайся.

Я безмерно благодарна ей, что не стала расспрашивать, что именно произошло, потому что обманывать ее мне не хотелось, но и выдавать свои похождения я была не готова.

Прихожу на кухню, где Берни и Дилан уже вовсю колдуют над кастрюлями. Белесый пар плотными клубами поднимается к потолку, а запах свежего супа с морепродуктами заставляет желудок сделать сальто. Когда я ела в последний раз? Кажется, куриный суп, сваренный для немого, это все, что я съела за последние сутки.

— Эй, Джес! Привет! Как дела?

Нет желания с ними разговаривать. Молча, не поднимая зареванных опухших глаз, прохожу в подсобку, отведенную нам для переодевания.

— Что это с ней? — спрашивает Дилан, но Берни не находит, что ответить. Ребята лишь наблюдают, как я скрываюсь в крохотной коморке.

Закрываю дверь и пару минут стою в темноте.

Темнота и тишина могут принести успокоение. Молчать иногда просто необходимо. Чувствую себя комфортно, позволяя темноте обнять меня мягкими руками. Она обволакивает каждую клетку моего организма, а я мечтаю раствориться в ней.

Постояв так еще пару минут, наконец, включаю свет и пугаюсь своего отражения. Черт, у меня ведь даже косметики толком нет, чтобы скрыть эту панду, которая смотрела на меня из отражения.

Переодеваюсь в форму, собираю волосы в тугой хвост, еще раз бегло оглядываю свое отражение и покидаю кладовку.

У двери меня ждет Урсула с пудрой в руках.

— Держи, попытайся хотя бы немного придать себе человеческий вид. Выглядишь ты из рук вон плохо. Напугаешь еще дядю Томи, он разнервничается. Не к чему это. Давай!

— Спасибо, — боковым зрением вижу, как ребята с интересом за нами наблюдают.

— Давай, жду тебя в зале. А вы чего уставились? За работу, ребята!

Пудра не способна скрыть все последствия этой ночи, но стоит отметить, что после нее я хотя бы стала похожа на живого человека, а не на труп с впалыми глазами.

Жалко, ею нельзя припудрить душу.

В зале за невысокой барной стойкой уже сидел дядя Томи.

— Привет, Джес, рыбка моя!

— Доброго вам дня, Томас! — как ни странно, но его я действительно была рада видеть. — Как ваше здоровье?

Кидаю взгляд на пустой угловой стол, и по телу пробегает дрожь. Трясу головой, пытаясь прогнать противные мысли. Вчерашняя ночь заставила многое переосмыслить. Например, что я не имею никакого права на мысли о немом. Он мне никто. Да, я спасла его, ну, по крайней мере, я хочу в это верить. Но больше ничего. Он мне ничего не обещал.

Я все придумала сама.

Поэтому, лежа в предрассветных сумерках на испачканной кровью простыне и вдыхая уже выветривающийся запах цитруса, я пришла к непростому решению. Немого я вряд ли еще хоть когда-нибудь увижу. Поэтому чем раньше я забуду его, тем всем будет легче.

Подумаешь, легкая увлеченность! Мне же не восемнадцать лет. Надо иметь голову на плечах.

— Отлично, рыбка моя. Вот зашел на кружечку-другую светлого!

— Это хорошая идея, — сажусь рядом с ним на высокий барный стул. Все равно посетителей, кроме нашего старого знакомого, больше не было.

— Ой, Джес. Прости, дорогая моя, но ты выглядишь неважно, — по его лицу я поняла, что он действительно переживает за мое состояние. Хороший все-таки дядька.

— Да, бурная ночь выдалась. Простите, что вам приходится видеть меня в таком состоянии.

— Нет, не извиняйся, — он по-приятельски похлопал меня по плечу, — я тоже был молодым. Помню, какого это, когда кровь кипит и сносит голову. Ух, замечательное было время.

С этими словами он пригубил еще пива.

Кровь кипит и сносит голову. Да, свою я точно потеряла где-то в складках мятой простыни.

Не могу перестать прокручивать эти два дня в голове. Все ли я правильно сделала? Помогла ли немому?

Вспоминаю, как застала его в сидячем положении. Как он коснулся ладонью моего лица. Теплоту его руки и ясность измученных глаз.

И самый главный вопрос этих двух дней: «Что это вообще было?»

Что за шрамы? Почему рана на вторые сутки уже выглядела стягивающейся? Что за взгляд? Куда он ушел?

Что, черт возьми, здесь происходит?

Нет, так я точно далеко не уеду.

Но, как оказалось, забыть его — это очень непростая задача.

Внезапно понимаю, что неосознанно провожу рукой по лицу, где он касался меня.

— Джес, рыбка моя, ты влюбилась? — проницательный взгляд дяди Тома видит меня насквозь. Даже Урсула отвлеклась и пристально смотрела на меня, ожидая ответа.

— Я? Что…Нет, я просто устала. И не выспалась, да.

И это было даже не вранье. Два часа быстрого сна сделали из меня плохо соображающий мешок с сеном.

Томас еще несколько минут смотрит на меня, слегка прищурив правый глаз, потом, удовлетворившись моим ответом, поворачивается к Урсуле и расспрашивает ее о чем-то.

Он оставил меня дальше вариться в собственных мыслях, чем я с радостью и занялась.

Рано или поздно, я знала, что это произойдет. Боби не мог оставить события той ночи просто так. Это не в его манере, не в его стиле, только теперь за меня некому заступиться. Я старалась как можно меньше думать об этом, но все еще лелеяла мысль, что он был сильно пьян и ничего не вспомнит.

Как же я ошибалась.

Мне, к слову, было все также больно от пустующего углового стола. Хоть я повторяю себе изо дня в день, словно мантру, что мне все равно, реальность далека от этих слов. Я постоянно ловлю себя на том, что почти болезненно вглядываюсь во всех посетителей, глупо надеясь увидеть знакомую фигуру. Когда кто-то заказывает двойной эспрессо, меня невольно передергивает. Да, подруга, крепко ты подсела на цитрус и черные глаза.

Сегодня Боби пришел в наше кафе, спустя почти две недели после ночного инцидента. Без предупреждения, без лишних любезностей и расспросов.

— Джес, а я тебя везде ищу! — громогласно прокричал Боби, не успев зайти. От его голоса внутри что-то противно скривилось, словно съев кислого лимона. Я была бы рада еще сотню лет его не слышать и не видеть.

Как я вообще могла с ним встречаться? Сейчас мне тошно от одного взгляда на него.