В июне 1910 г., докладывал С. Тухолка, «английское правительство заключило контракт с фирмой “Strick” на поставку 30 000 тонн угля для обеспечения топливом английских военных судов» с угольных станций в портах Персидского залива, а именно: в Маскате, Бендер-Аббасе, Линге, Дубае, Бушире, Кувейте и на Бахрейне. Подписание этого контракта дает основания предполагать, что «англичане намерены держать в Персидском заливе значительные военные силы, дабы укрепить их и без того там уже преимущественное положение». В фокусе внимания англичан в их деятельности в Верхней Аравии, как можно понять из депеш С. Тухолки, находились в то время Бахрейн, Кувейт, Катар и Неджд, а также Мохамме-ра (85).
Турецкие чиновники в Басре, судя по донесениям С. Тухолки, сталкиваясь с необходимостью принятия решений по тем или иным вопросам, связанным с Бахрейном, как им быть, не знали. Ибо, несмотря на остававшиеся в силе претензии турок на Бахрейн, он де-юре уже находился под протекторатом Англии. Генерал-губернатор Басры, сообщал С. Тухолка (13.04.1910), направил даже запрос в Министерство внутренних дел Турции с просьбой дать четкое указание насчет того, «как ему относится к Бахрейну». Англичане, писал он, — и подтверждением тому очередная нота, полученная им от английского консула в Басре, г-на Кроу, — считают Бахрейн «находящимся под их протекторатом», а бахрейнцев — под их защитой. Недавно, сообщал генерал-губернатор, «турецкий купец из Басры, некто Шауль Барох, обратился в хукумат [администрацию] с просьбой о взыскании долга с некоторых жителей Бахрейна, а он, вали, не знает, как ему поступить» (86).
Непросто складывались отношения у турок, докладывал С. Тухолка (20.12.1910), «и с Мубараком кувейтским, и с Хаз’алем мохаммерским», которые подпав, кто де-юре, а кто де-факто, под протекторат Британии, «еще больше сблизились с англичанами» (87).
В целях проникновения в Месопотамию англичане, как информировали Санкт-Петербург наши дипломы из Багдада и Басры, пытались использовать тамошнюю крупную еврейскую общину. В 1911 г. в Басре, по сведениям российского консульства, проживало «свыше 4 000 евреев; в Багдаде — 45 000; в Хилле — 1 200; в Мосуле — 3 500». Небольшие еврейские коммуны имелись и в других городах Месопотамии. Занимались евреи «денежными операциями, торговлей и ремеслами». Крепко держали руку на пульсе местной торговли, и потому представляли особый интерес для британцев, планировавших с их помощью, когда потребуется, дезорганизовать торговую и финансовую жизнь края.
Месопотамию британцы считали краем «очень богатым», и богатствами теми ставили своей целью овладеть непременно. Достаточно сказать, что и без учета обнаруженных там уже к тому времени нескольких месторождений нефти, ежегодный вывоз фиников и зерна давал хороший доход; в 1911 г. он оценивался русскими дипломатами в «четыре и восемь миллионов рублей» соответственно. Приличную прибыль приносила и торговля лошадьми (88).
Оценивая роль и место Англии в жизни Бахрейна в 1912 г., С. Тухолка писал (12.05.1912), что шейха ‘Ису, своего «ставленника», британцы держали под «полным и неусыпным контролем». Того из бахрейнцев, кто противился их воле, кем бы он ни был, подвергали репрессиям. Так, у шейха Хамада, двоюродного брата шейха ‘Исы, высказавшего неудовольствие их действиями, конфисковали все имения. Шейх Хамад неоднократно, по словам С. Тухолки, обращался к туркам за защитой, но Порта долго «не давала ход его жалобам». Затем в игре политических шахмат с Англией, решила все же использовать и эту фигуру. На днях, доносил С. Тухолка, генерал-губернатор Басры «получил предписание Порты обратиться непосредственно к шейху ‘Исе и потребовать от него охраны имущественных прав шейха Хамада». Все действия Порты, резюмировал консул, указывают на то, что она решила, наконец, хотя и поздно, обратить «деятельное внимание на Внутреннюю Аравию и Аравийское побережье». Предъявляет «претензии на сюзеренитет в Катаре и на Бахрейне» (89).
Обстановку, складывавшуюся в 1912 г. в Верхней Аравии, хорошо описал побывавший там датчанин Барклай Раункиер. По поручению Датского Королевского Географического Общества он посетил Кувейт, где встречался и беседовал с шейхом Мубараком.
Пробыв в Кувейте 25 дней, отправился с караваном в Бурайду, «относившуюся к владениям эмира Неджда Ибн Са’уда». Из Бурайды проследовал в Эр-Рияд, «столицу Ибн Са’уда», где виделся с его отцом, «имамом ваххабитов ‘Абд ар-Рахманом», передавшим «всю светскую власть» в эмирате в руки сына, и занимавшимся «исключительно религиозными делами».
Из Эр-Рияда, говорится в донесении С. Тухолки, проследовав через Эль-Хуфуф, «главный город турецкого санджака Эль-Хаса» (на этом пути его сопровождали «50 турецких солдат»), и портовый город ‘Укайр, Раункиер добрался до Бахрейнских островов. По пути «сделал съемку местности — для составления карты».
На Бахрейне, отмечал С. Тухолка, в городе Манама, его принимал английский политический агент, «при котором правитель Бахрейна, шейх ‘Иса, играл, можно сказать, второстепенную роль»; агент «даже разбирал тяжбы и ссоры» между бахрейнцами.
Арабы в том крае, по словам Раункиера, были «весьма фанатичны». Ибн Са’уд пользовался среди них влиянием и авторитетом. «Турецкая власть в санджаке Эль-Хаса проявлялась только в Эль-Хуфуфе с окрестностями». Во всех других местах края, чуть подальше от Эль-Хуфуфа, арабы занимались грабежами караванов, «воевали между собой, и, вообще, делали, что хотели» (90).
«За минувший 1913 год, — докладывал русский консул в Басре В. Голенищев-Кутузов (14.11.1914), — дела Турции в Месопотамии и Персидском заливе значительно ухудшились. Арабы в союзе с Великобританией постепенно… суживают круг влияния Оттоманской империи» (91).
Относительно деятельности англичан в Персидском заливе, писал он, считаю должным обратить внимание на посещение английским политическим агентом на Бахрейне эмира ‘Абд ал-‘Азиза в его «новой резиденции в Эль-Хуфуфе», столице Эль-Хасы. Визит был «очень продолжительным, и, несомненно, там в то время велись переговоры».
Англии, по-видимому, «удалось добиться подтверждения договора, заключенного в 1860 г. между англо-индийским правительством и шейхом Файсалом, дедом ‘Абд ал-‘Азиза, нынешнего эмира Неджда, по которому неджские Са’уды отказывались от своих претензий на Маскат» (92). Думается, отмечал консул, что англичане в обмен на обещание о поддержке Ибн Са’уда (деньгами и оружием) хотели бы получить от него заверения насчет невмешательства в дела их протекторатов в Персидском заливе, того же Бахрейна и Кувейта.
Следует сказать, что первым из англичан, кто по достоинству оценил шейха Ибн Са’уда, назвав его одной из ключевых фигур на тогдашней политической авансцене Аравийского полуострова, был сэр Перси Кокс. Информируя центральные британские власти об успехах Ибн Са’уда по расширению своей власти в Неджде, он высказывался в том плане, что для Англии настало время «обратить серьезное внимание на Ибн Са’уда». Не войдя в отношения с новым лидером Неджда, отмечал он, мы рискуем не только «упустить» его, но и обратить в своего врага, умного и расчетливого. Сблизившись же с Ибн Са’удом и заключив с ним договор, мы приобретем союзника, сильного и деятельного, и создадим таким путем дополнительный щит безопасности для находящихся под протекторатом Британии шейхов Договорного побережья, султана Маската, а также правителей Бахрейна и Кувейта от любых враждебных поползновений со стороны Неджда (93).
Эмир Ибн Са’уд понимал, что для того чтобы поднять свой престиж в глазах англичан и заставить их с заинтересованностью взглянуть на себя, ему необходимо стать весомым в их глазах игроком в делах Аравийского побережья. Для этого же надлежит получить прямой выход к Персидскому заливу, которого у Неджда тогда не было. Обрести такой выход, помимо политических соображений, в целях наведения мостов с Англией, требовалось еще и потому, чтобы обеспечить Неджд гарантированными поставками товаров, в том числе оружием и продовольствием. Притом никем и никак не контролируемыми, и, что не менее важно, — не облагаемыми никакими таможенными и иными сборами со стороны шейхов, ни в портах соседних уделов, ни на идущих в Неджд с побережья сухопутных караванных путях (94).
