В 1891 г., говорится в одном из документов русского консула в Басре, надворного советника А. Адамова, имея в виду «окончательно пресечь Турции возможность какого бы то ни было влияния на внутренние дела Бахрейна, Англия заставила Порту… отказаться от намерения строить военные укрепления на Катарском полуострове» (в Зубаре) (39).
Британия зорко, по выражению русских дипломатов, оберегала свои интересы на Бахрейне. О том, как она поступала с теми, кто создавал угрозу этим интересам и противился ее воле, рассказывают документы Архива внешней политики Российской империи.
Так, в столкновении Бахрейна с Катаром в 1896 г., докладывал консул Российской империи в Багдаде Алексей Федорович Круглов, британцы «выказали озлобленную жестокость». Причиной столкновения стал уход с Бахрейна в Катар племени ал-‘али. Вождь этого племени, шейх Султан ибн Салама, заключил союз с правителем Бида’а из рода Аль Тани и получил разрешение турок на обустройство поселения на побережье Катарского полуострова. Англичане, не желая допустить такого развития событий и образования подконтрольного туркам поселения в местности у Зубары, что напротив Бахрейна, «направили туда свои военные суда». Приказ, отданный командиру эскадры, гласил: «Лодки и баржи племени ал-‘али, не поладившего с семейством Аль Халифа и переселившегося с Бахрейна в Катар, захватить! Образования ими поселения в районе Зубары не допустить!». Когда же шейх этого племени, несмотря на предъявленный ему ультиматум, не пожелал покинуть Зубару, то английские канонерки открыли огонь по стоявшей у Зубары флотилии племени ал-‘али. «Более 40 парусников потопили; 120 других арестовали» и увели. «Треть владельцев захваченных судов участи, их постигшей, покорилась, и уплатила дорогую пеню за возврат своих парусников». Те же, кто оказался не в состоянии оплатить «наложенный англичанами штраф, лишились своих барж» — их затопили (40).
Помимо важного для Британской империи в плане контроля над обстановкой в Северо-Восточной Аравии географического местоположения Бахрейна, он представлял для британцев и значимый торгово-коммерческий интерес. Так, в 1895 г. доля Англии в бахрейнском ввозе составляла более 66 % (при суммарном внешнеторговом обороте Бахрейна в 776,3 тыс. фунтов стерлингов). Почти весь улов жемчуга, стоимостью в 309 тыс. фунтов стерлингов в 1896 г., оказался в руках подданных Британии — ушел с Бахрейна в английские колониальные владения в Индии, а оттуда — в Англию (41).
Информируя о деятельности Англии в Персидском заливе, стремившейся к колонизации всего Арабского побережья, дипломаты Российской империи указывали в своих донесениях на настоятельную необходимость усиления Санкт-Петербургом внимания к событиям, разворачивавшимся в том районе мира. «Мы совершенно лишены сведений из обширного района Персидского залива и Аравийского моря, — отмечал в депеше (22.02.1896) русскому послу в Константинополе Александру Ивановичу Нелидову (1835–1910) Виктор Федорович Машков (1858–1932), служивший в 1896 г. секретарем российского генерального консульства в Багдаде, — где, похоже, мы должны… ожидать крупных и неприятных сюрпризов со стороны англичан. Являясь уже издавна полноправными там хозяевами de facto, они не преминут, вероятно, воспользоваться первым удобным случаем, чтобы сделаться ими de jure». Есть уже «настоятельная необходимость иметь более или менее правильно организованный близкий надзор за этими краями» (42).
В обоснование своей бурной деятельности в Персидском заливе англичане, сами себя наделившие полномочиями по обеспечению его безопасности, в том числе по защите судоходства на тамошних морских коммуникациях, активно распространяли слухи о некой «русской угрозе» Заливу. Всячески стращали правителей княжеств Прибрежной Аравии готовившимся, дескать, Россией «прыжком к теплым морям», ее нацеленностью на обретение морского порта в Персидском заливе.
Повышенное внимание в Персидском заливе в конце XIX столетия англичане уделяли Бахрейну. Называли его «ключом к Эль-Хасе», равно как к Кувейту и Мохаммере, которые именовали «дверями» в Южную Месопотамию.
Княжество Мохаммера (Мухаммара), отошедшее к Персии по Эрзерумскому соглашению в 1847 г., располагалось на канале Хаффар, соединявшем Карун с Шатт-эль-Арабом, и играло очень важную роль в торговле Персидского залива. Шейх Мохаммеры, как следует из донесения В. Машкова от 03.06.1897 г., «признавался персидским правительством лишь простым губернатором Мохаммеры, но на самом деле был ее полным владетелем». В 1896 г. у власти там находился шейх Миз’ал. Он располагал «тремя пароходами на реке Карун и большими личными средствами; его ежегодные доходы превышали 40 тыс. турецких лир». Имелись у него и собственные регулярные войска. Помимо всадников, которых выставляли по требованию шейха подвластные ему арабские племена, численность его регулярных войск доходила до 1 000 человек. Англичане, по словам В. Машкова, «всячески обхаживали» шейха Мохаммеры; «даже коммерческие их пароходы приветствовали шейха несколькими пушечными выстрелами, как независимого правителя, проходя мимо его резиденции на Шатт-эль-Арабе».
Свою деятельность на кувейтском и мохаммерском направлениях англичане заметно активизировали после прихода там к власти вследствие дворцовых переворотов шейхов Мубарака и Хаз’ала (в 1896 и 1897 гг. соответственно).
Великобритания, говорится в донесении консула Российской империи в Басре А. Адамова (20.03.1902), после подпадания Кувейта под английский протекторат «держит в Кувейтской бухте до четырех и даже иногда до шести военных судов. Английские офицеры деятельно обучают арабов различным военным приемам и стрельбе из шести орудий, доставленных в Кувейт на крейсере “Fox”» (43).
Шейх Хаз’ал, правитель Мохаммеры, близкий друг шейха Мубарака, эмира Кувейта, докладывал русский посол в Константинополе Иван Алексеевич Зиновьев (14.11.1906), также, похоже, намерен «встать под крыло Британской империи». В Константинополь все чаще и чаще поступают сведения относительно настроений мохаммерского шейха «порвать связь с Персией и объявить себя независимым правителем» под протекторатом Англии. «Бассорский генерал-губернатор телеграфирует, что все окружные племена вооружаются». Не без участия Англии «идет активный подвоз оружия. Только в течение одной последней недели на побережье, лежащем между Хор Абдалла и Фао, турками зафиксированы два случая выгрузки оружия, помешать чему они не смогли». Со слов генерал-губернатора, «часть доставленного оружия предназначалась для Мохаммеры», а другая — для арабских племен, населяющих земли в турецких владениях в Месопотамии и в Аравии (44).
В 1900 г. Манама стала местом постоянного пребывания британского политического агента. На острове появилась военно-морская база, и были расквартированы солдаты Британской Индии.
Первым вопрос об учреждении поста английского политического агента на Бахрейне поставил британский политический резидент в Персидском заливе майор М. Мид, сменивший на этом посту полковника Ф. Вилсона (июнь 1897 г.).
Долгое время надзор за Бахрейном англичане осуществляли посредством инспекционных посещений. До 1879 г. первый помощник английского политического резидента в Персидском заливе, исполняя эти надзорные функции, часть года проводил на Бахрейне. После того как штат резидентуры со штаб-квартирой в Бушире сократили, резидент и его единственный оставшийся в штате помощник наведывались на Бахрейн время от времени, по мере необходимости. В 1897 г., англичане, обеспокоенные ростом внимания к Персидскому заливу со стороны Российской империи, Франции и Германии, назначили своим агентом на Бахрейне местного жителя, перса по происхождению, торговца Агу Мухаммада Рахима Саффара. Из его донесений М. Мид понял, что отношения агента с правителем Бахрейна, равно как авторитет и влияние Саффара на Бахрейне едва ли можно считать удовлетворительными. Да и сам Саффар не единожды признавал во время бесед с Мидом, что не в состоянии обеспечить защиту прав британских подданных в спорах с местными жителями. Кроме того, авторитетом и уважением среди торговцев, особенно индусов-бйнййное, подданных Британской империи, он не пользовался. В сентябре 1897 г. представители индийской торговой общины на Бахрейне посетили резидента в Бушире с жалобой на Саффара. Обвинили его в том, что, будучи крупным торговцем, он использовал свое служебное положение в целях продвижения и защиты личных интересов. Рассказали, что компания индусских торговцев, управлявшая от имени шейха ‘Исы, в соответствии с заключенным с ним контрактом, бахрейнской таможней, могла показать под присягой, что Саффар платил таможенную пошлину в размере только 3 % со стоимости ввозимых им товаров, тогда как остальные торговцы — четыре процента. Более того, пользуясь своим статусом политического агента Англии, добился у местных властей распространения такой привилегии еще на несколько местных и иностранных фирм, с которыми состоял в отношениях и был заинтересован в них лично, и от чего таможня несла потери. На соответствующий запрос резидента Саффар ответил, что шейх ‘Иса лично установил для него, на ввозимые им товары, таможенную пошлину в 3 %, и наделил правом распространять эту привилегию на того, кого он сочтет нужным. Расследование показало, что Саффар, действительно, сполна использовал свою должность в личных целях. И это приносило ему доход в разы больший, чем назначенная англичанами зарплата в 100 рупий в месяц.
