Дмитрий Арнольдович проводил Нику в комнату, где она могла привести себя в порядок и сменить больничный наряд на свою родную привычную одежду, которая была на ней в тот последний злополучный день, когда она поехала на разбор… Одежда висела на Нике, как на вешалке.

Но Нику свежую, и переодетую в будничную одежду, вели по тускло освещенному коридору в переговорную комнату. Она не удивилась визитеру – галстучный иностранец, вот кто ее ждал за столом.

Мерзкий, но такой привычный уже запах парфюма не окружал его на этот раз. «Завеса» на этот раз была не нужна – она не работала более по прямому назначению и оставалась для Ники просто ненавистным резким запахом. Организм Ники был истощен до невозможности. Она держалась только одной мыслью о том, что скоро будет дома.

– Здравствуйте, НикА! – галстучный иностранец за это время так и не научился ставить ударения куда положено.

Ника хмуро кивнула на приветствие. Без приглашения села за длинный стол. Тут могло вольготно разместиться как минимум двадцать человек. И за столом, вдоль стен по всему периметру комнаты так же стояли плотным рядом стулья немыслимым количеством. Планировали, наверное, под сотню человек посадить плечом к плечу.

Комната была просто классической, будто выдернутой из фильма про войну. Освещение было расположено непосредственно над столом, от чего остальная часть помещения оставалась в полумраке. В кино в таких комнатах проводят самые важные военные совещания. На столе расстелены карты расположения войск и люди в защитного цвета форме склоняются вокруг, дымя едким дымом папирос, поднимавшимся к потолку, окутывая глухие зеленые абажуры.

Но сегодня было все не так. За полированным столом, во главе сидел галстучный с совершенно непроницаемым, будто каменным выражением лица.

Перед ним лежала папка-скоросшиватель. Пухлая такая, картонная папочка, с белыми завязками и надписью: «Дело №». На ней ничего не было написано. Завязки были затянуты в бантик.

Дождавшись, чтобы Ника расположилась на стуле рядом, галстучный кивнул и перешел к делу.

Потянув за завязочки, он открыл лежащую перед ним папку и извлек из нее объемную скрепленную в левом верхнем углу стопку бумаг с надписью: «Соглашение о неразглашении».

– Для продолжения нашего разговора, Вам необходимо ознакомиться с этим документом и подписать оный. Вот ручка.

Ника открыла последнюю страницу и потянулась к строке, где ей предстояло поставить подпись. Галстучный остановил ее, спросив удивленно:

– Ну почему Вы, русские, никогда не читаете то, что подписываете? Неужели у Вас нет никаких вопросов?

– Потому, что что бы там ни было написано, у нас, как Вы говорите, у русских просто нет выбора. В любом случае. Иначе нас реально просто съедят и будет уже не смешно.

Галстучный посмотрел на нее долгим взглядом, в котором даже можно было прочесть некоторое сочувствие и кивнул.

Ника в полной тишине подписала все бумаги. Почему‑то ей запомнилось то, что подпись пришлось ставить двенадцать раз.

– Ну хорошо. Раз мы так быстро перешли ко второй части, продолжим. Мне предоставлена честь вручить Вам гонорар за вред, причиненный Вашему драгоценному здоровью, моральный вред, понесенный Вами и Вашей семьей, а так же за каждый день пребывания здесь. Всего тридцать четыре дня. Сегодня первое июля две тысячи шестнадцатого года. Семнадцать ноль пять, если быть точным. Так же, в сумму выплаты включена сумма упущенный Вами выгоды, по проведенному нами анализу Вашей коммерческой, – он усмехнулся, – не совсем узаконенной, в налоговом плане деятельности. Конечно же, мы не стали учитывать налоговый вычет. Это Ваше личное дело.

Галстучный достал тонкий конверт и карту Сбербанка.

– Я побеспокоился о подключении карты к остальным Вашим счетам с доступом по онлайн банку. Вы можете по приезду домой убедиться в начислении средств на эту карту. Пин-код в конверте.

Из-под стола был извлечен выключенный телефон и сумочка Ники.

– Телефон разряжен, я думаю. Но уверяю, Ваши близкие в полном здравии. Ваша дочь получала должный уход и присмотр. Ваша мать была под контролем опытного медика под легендой соседки. А теперь Ваша легенда: Вы ездили с делегацией к полярникам с китайской делегацией. Была плохая погода и ледоход не смог пробиться в назначенное время. Теперь Вы вернулись с хорошим заработком, т.к. платили Вам почасовую оплату. Так что, – усмехнулся криво галстучный, – как говорит один Ваш очень, – сально ухмыльнулся галстучный на последнем слове, – хороший знакомый, Вы озолотились.

Ника никак не могла дождаться окончания этого разговора. Она вся стремилась домой. К маме и Ниночке.

– Ну‑с, закончим, – встал из-за стола галстучный конторщик, – надеюсь, про то, что нельзя ни о чем рассказывать, либо писать, либо публиковать в интернете Вам понятно? Вы подписали…

– Я все поняла, – перебила его вновь начинающуюся лекцию Ника. – Поехали?

– Вам завяжут глаза и разрешат снять повязку, когда покинете засекреченную территорию этого объекта и ее видимость. В ближайшее время Вас вызовут поэтому, – Галстучный вынул из пиджака малюсенький, похожий на калькулятор телефон и почтительно подал его Нике, – телефону, когда Ваше присутствие необходимо будет для уточнения… Ммм… Важных деталей. С Вами свяжутся. Ждите.

Ника была согласна на все. Только бы вновь обнять таких родных ей людей.

Повязка на глаза. Немного давит. Ее усадили на портативную кресло-каталку. Везут по коридору. Остановились. Видимо лифт шумит. Входим в него. Поднимаемся. Ника пробует считать этажи, но тщетно. Остановка быстро и аж подбрасывает… Скоростной лифт. Вывозят. Воздух!!! Ника дышала полной грудью воздух лета и никак не могла насытиться. Никакого чертового парфюма! Просят пересесть. Это машина. Водитель молчит. Едем. Уже минут пятнадцать в пути.

– Теперь, можно снять, – сказал знакомый голос ПГ.

Ника медленно стянула повязку и потерла лицо руками, кинув на предателя злой взгляд. Это он увез ее в эту чертову лабораторию обманом. Сколько же ей пришлось пережить…

– Плохо выглядите. Бледная, – с беспокойством посмотрел на нее ПГ, – «Но все равно красивая. Очень!» – добавил он про себя.

Ника сделала вид, что не слышала его мыслей. Теперь ей стало ясным как отличать мысли от слов: слова более окрашены, более эмоциональны, чем мысли. И уже не нужно теперь следить, открывает ли рот собеседник. Наверное, сложно будет понять мысли ли это или слова, если, к примеру, это будет крайне неэмоциональный, если даже не сказать – сухой человек. Но такие люди Нике еще ни разу не попадались.

Ехали молча. Скоро местность стала узнаваема. Потом еще больше знакомых деталей. Синий дом. Варшавка. Трасса. А вот и мой розовый домик. Такой любимый и родной. Потому, что там – мама.

Мама и Ниночка встретили ее так, как будто всего она пару дней отсутствовала. Ниночка незамедлительно после расцеловывания с мамой исчезла, где‑то под диваном почти целиком – только попа смешно торчала. Ребенок пыхтя вытаскивал что‑то упирающееся.

– Котенок? – удивленно посмотрела на взъерошенного совершенно серого товарища, спокойно усевшегося в нелепой позе на руках девочки. Кот тут же умильно замурлыкал. Громко, как трактор.

– Ну да, мам, ну ты же сама разрешила. Тетя Антонина же сказала, что у меня никакой аллергии нет и можно котенка взять… А ты еще по телефону его не разрешила называть до твоего приезда, не помнишь, что ли?

– Антонина?

– Никуша, – мама увела ее за руку на кухню, – ну это та самая новая соседка… Я же тебе рассказывала по телефону… Ну у которой первое образование педагогическое, а второе – медицинское… Она мне давление мерила… И сахар… А потом как‑то помогла Ниночке с уроками… Ну и как‑то захаживать стала… Буквально каждый день. Энергическая такая женщина… И совершенно одинокая. Буквально не знает куда себя девать. А я что – я только рада была… Ниночку подтянула по математике. И консультирует нас постоянно по медицинской части… Особенно когда Ниночка подхватила ту странную заразу в школе, с сыпью…