– Я думаю, что для Вас слишком много информации будет губительно. Поэтому, если уж Вам непременно нужно определиться, какая контора Вас вербует – пусть она останется просто Конторой. Скажу единственное, что это намного болше, чем КэГэБе или СэРэУ. Но болше этого Вам информасия просто не нужна. Я так понимаю, что Вы согласны. Сегодня Вашей маме доложат, что дело удалось замять, но Вам для этого понадобилось уехать на некоторое врэмя. Немного позже Вам дадут возможность сделать один телефонный звонок к своим родным. На этом наш разговор окончен, – иностранец резко встал и вышел, не сказав более ни слова.
Ника не в силах была что‑то предпринимать самостоятельно. До последнего момента их разговора она пыталась вглядеться в глаза вербовщика и понять, о чем он думает. Но от удушающего парфюма она никак не могла сконцентрироваться, от чего, как она внезапно осознала, у нее в какой‑то момент неимоверно разболелась голова.
Молодой лейтенант, запыхавшись, доложил строго, как по уставу, что ее ожидает служебный транспорт с сопровождающим.
Ника, мучаясь от накатившей дурноты, с пылающими болью висками, бездумно побрела в указанном направлении к служебному выходу к весне за дверью, прочь от парфюмированного воздуха, которым она почти захлебнулась за последние полчаса.
За рулем насмерть тонированного черного БМВ кто‑то сидел. Стекло опустилось и оказалось, что это старый Никин знакомец – ПГ. Ника растерялась:
– Павел Геннадиевич?
– ПГ – коротко кивнул тот.
«Вот значит, как. И он из той же шайки. Что же будет?!», – подумала она, а в слух сказала:
– Здравствуйте… Вы меня куда‑то повезете?
– Здравствуйте, Ника. Да, у нас с Вами предстоит поездка.
– А можно сначала?.. – Ника не успела спросить про поездку домой. Ей как‑то нужно было успокоить мать и объясниться с малышкой.
– Домой нельзя, – отрицательно покачал головой ПГ, уловив ее начатый вопрос. – Это основное условие. Вам же все сказали – допустим один телефонный звонок после прохождения экзамена.
– Экзамена?! – в очередной раз брови Ники поползли вверх.
ПГ поморщился.
– Если угодно – тестирования. Я не люблю эти иностранные словечки. Время идет, мы выбиваемся из намеченного графика. Садитесь, поехали.
– Из какого графика?!
– Садитесь же! Или Вы передумали? – ПГ был чем‑то раздосадован.
Ника молча открыла дверцу машины, из которой пахнуло тем же мерзким запахом смеси мужского лосьона для бритья, дезодоранта, туалетной воды и чего‑то еще… Ника отшатнулась, подумав, что в ней, наверное, приехал тот – галстучный и помедлив, села все же, размышляя на тем, не совершает ли она сейчас самую большую ошибку в жизни.
Ее напугали. Она чувствовала себя совершенно беспомощной. Но видимо придется подчиниться, ибо другого выхода в этой ситуации за такой короткий период времени она попросту не смогла придумать.
Не успела Ника откинуться на удобном сидении, как сильная рука сидевшего сзади, совершенно не различимого в темноте человека, прижала ее голову к подголовнику и что‑то резко укололо Нику в шею. Темнота…
VIII. Третья сторона медали
Белое. Потолок? Фууу, как же тошно! Восстанавливая последние события, Ника вспомнила странный диалог с иностранным господином в тесном галстуке. Потом… Потом она вспомнила как села в машину к ПГ. И все. На этом ее воспоминания закончились.
Ну что же, достаточно этой информации для того, чтобы найти в себе силы осмотреться и увидеть что-то кроме потолка.
Странная онемелость в теле пугала. Она чувствовала руки и ноги, но не могла двинуться ни на миллиметр.
Взгляд ее тоже как‑то замер, изучая белое. Потолок? Какой‑то странный. Без деталей. Обычно же потолок не представляет собой однородную белую поверхность. На нем, если приглядеться, куча объектов: датчиков пожарных сигнализаций, камер видеонаблюдения, всяческих осветительных приборов… Люстр, наконец! А здесь все как‑то бело и очень однородно.
Обзор закрыло лицо кверху тормашками. Женское лицо. Черноволосая какая‑то не очень русская женщина.
Да, и звуков нет. Очень странное чувство. Женщина шевельнула губами, но звук при этом отсутствовал как на экране компьютера, у которого отключены колонки.
Что‑то кольнуло в руку. Остро так. Больно. И вдруг мир вокруг начал оживать. Сначала появились звуки. Мужской голос. Очень знакомый голос. Где же она могла его слышать? Да, точно! Это тот самый доктор, похожий на Жванецкого… Как там его звали?
– Ничего‑ничего, милочка, погодите. Это уже почти прошло. Вы просто проснулись немного раньше нужного нам. Поспали бы Вы еще минуток десять и эту неприятную процедуру попросту бы проспали.
Над Никой был потолок. Обычный больничный потолок. Ей удалось опустить взгляд вниз. Она лежала, перед ее взором возникла дверь. Прочная такая, с затянутым тонкой решеткой смотровым окошком.
Руки. Она почувствовала, как сковывавшее их неведомое онемение проходит. Ожившее тело пронзила боль. Ломило все – руки, ноги, шею… Тело затекло от длительного бездействия и теперь требовало свое. Ника попыталась подняться, но ее остановили.
– Погодите, милочка, это сейчас нельзя. Может остановиться сердце. Знаете ли, сейчас очень много людей умирают от синдрома «внезапной смерти»?
Нике этих слов было достаточно, чтобы прекратить действия. Умирать как‑то не хотелось. Мало ли какой гадостью ее накачали. Паразиты! Справились? Довольны?
Через пятнадцать минут Нике было разрешено встать.
– Где туалет? – хмуро поинтересовалась Ника.
– Если Ваше самочувствие еще не пришло в норму, сиделка предложит Вам утку, милочка, – широко улыбнулся доктор, похожий на Жванецкого, сложив на груди пухлые руки, соединив пальцы ладоней, – а я отвернусь.
От него все так же отвратительно пахло… Ника скорее узнала его не по голосу, а по запаху. Своеобразный такой неприятный запах немытых мужских рук.
Ника понимала, что история, в которую она впуталась никаким образом не позволит ей так же легко «спрыгнуть». Она смутно понимала, как могла попасть под наблюдение… Конторе? Кажется, так назвал галстучный иностранец организацию, которая уполномочила… Вербовку? Что‑то невообразимое. Непонятно кто, неизвестно каким образом столь широко осведомленная…
– Мне надо позвонить, – хмуро сказала Ника доктору.
– Увы, это решаю не я. Но я обязательно замолвлю за Вас словечко, если Вы будете послушной девочкой и будете соблюдать все мои рекомендации. Как Вы себя чувствуете?
– Нормально, – односложно кивнула Ника.
– В таком случае, если Вы действительно хорошо себя чувствуете, мы можем приступить к тестам. Вы готовы?
Ника кивнула. Он молча показал Нике на дверь в санузел. Дождавшись, когда она приведет себя в порядок, доктор постучал в дверь. Снаружи лязгнул запор и дверь открыли.
– Следуйте за мной.
Медицинская лаборатория с молчаливыми лаборантами. Укол ланцетом безымянного пальца. Забор крови. Белая комната с видеокамерой. Молчаливый врач аскетичного вида опутывает проводами с датчиками. Задает контрольные вопросы. Работает полиграф. Напротив нее сидит доктор, похожий на Жванецкого – Дмитрий Арнольдович. Молчит, наблюдая процедуру. В какой‑то момент Ника отвлекается от вопросов аскетичного вида доктора, улавливая мысль Дмитрия Арнольдовича: «Хорошо, что она не знает, что дочку ей больше не увидеть».
Разрывая путы проводов и увлекая за собой привязанное к ногам кресло, валясь вместе со стиснутым за грудки Дмитрием Арнольдовичем она прохрипела яростно:
– Что это все значит? Что с моей дочерью?!
Чьи‑то сильные руки сзади больно сжали ее руки. Как больно! Подлый укол в шею. Опять?! Темнота.
Она еще помнила его глаза. Странный такой взгляд, как будто, где-то он далеко был. А ей так хотелось, чтобы он был с ней. Еще раз. И больше ничего нужно и не будет. Все остальное так неважно. Ведь у него такие руки… Такие… И губы… Очень реальные, как во сне… Но это уже и не сон?
