– Слушай, может займёмся любовью? У нас уже, кажется, давно не было такого хорошего момента для этого дела, – улыбаясь, спросила Анна.
– Да, пожалуй, время подходящее, – слегка небрежно ответил Марк и улыбнулся.
В постели он любил Анну страстно, отдавая всего себя. Ему хотелось таять в этом ощущении снова и снова, теряться во времени и пространстве. Первобытный танец любви пробуждал желание жить, тепло от прикосновений голого тела будоражило каждую клеточку в организме. Порой он ловил себя на мысли, что ему мало заниматься сексом раз в пару недель, хотелось больше. Можно сказать, он не просто желал чаще забываться в процессе, а буквально требовал этого от себя. Но поскольку воспитание Марк получил довольно строгое, он не мог позволить себе спать с кем-то, кроме своей жены, хотя и знал о том, что так поступают многие мужчины. Мысли о том, как он хочет попробовать что-то ещё, посещали его довольно часто, но попытки осуществить их в реальности он не предпринимал. Поэтому раз в два-три дня мастурбировал, по привычке сбрасывая быстро накапливающееся эмоциональное напряжение.
Делать он это начал, как и многие, в подростковом возрасте, но тогда чувство наслаждения постоянно смешивалось с чувством стыда. Марк часто ощущал себя изгоем в повседневной жизни сначала старших классов, а затем и в университете. Мастурбация была единственным способом хоть как-то снять напряжение от куцего и непонятного общения со сверстниками. Но поскольку обсудить данную тему было не с кем, он часто ругал себя за желание оказаться с женщиной в одной постели. В то время он считал это слабостью, злился от осознания того, что тело диктует ему условия. Нет, он должен быть выше этого, ведь ему не суждено быть искренне любимым. Но даже с ненавистью к себе продолжал онанировать, погружаясь всё глубже и глубже в тёмные уголки интернета. Любопытство, которое он считал своей сильной чертой, вело его по коридорам сексуальных девиаций, постоянно подкидывая что-нибудь новенькое. Само собой, в дальнейшем это повлияло и на его отношение к сексу в целом. Акцент сместился с полноценного полового акта на желание чего-то меньшего, в нём пробудилась любовь к ступням и бёдрам. Он не желал тратить силы на внимание ко всей женщине, её личности. Забитая самооценка не давала подростку осознать важность полноценных отношений, поэтому он разрывался между двумя желаниями. С одной стороны, он страстно хотел пресмыкаться перед женщинами, валяться у них в ногах и просить о любви. С другой – ненавидел их за холодное и расчётливое к нему отношение. Марк не был богатым наследником главы известной корпорации, в нём не было стремления завоёвывать кого-либо, да и одевался по молодости он довольно посредственно.
Некоторые девушки всё же обращали на него внимание, даже предпринимали попытки завязать романтические отношения. Но он, сам того не замечая, был слишком погружен в постоянные мысли о ненависти ко всему живому. Поэтому, когда в редких любовных играх того периода дело доходило до поцелуя или какого-то намёка на возможную близость, он тут же стремился разорвать все связи, поскольку страшно боялся получить то, о чём втайне страстно мечтал. Там, где у одних остаётся ностальгия по первой любви, у других – боль от первой потери. Внутренний разрыв между жаждой человеческого тепла и усиливающейся ненавистью сковывал с годами всё сильнее и сильнее. В итоге Марк превратился в некое подобие зомби, полностью потерял ориентиры в жизни и перед поступлением в университет решил обратиться к психиатру. Оттуда его направили в диспансер, где он провёл два месяца лета, лёжа на больничной койке и рассматривая белый угол потолка палаты. Антидепрессанты не помогали, терапии как таковой в городе тогда не было.
– Безвыходных ситуаций не бывает, вы же понимаете, да? – сказал Марку странного вида врач-психотерапевт. Это был его первый день в больнице, поэтому во время заполнения медкарты приходилось сквозь слёзы и комок в горле выжимать из себя ответы на разные нелепые вопросы. В его голове напыщенный врач мало чем отличался от генерала, жаждущего звёзд на погонах и отправляющего солдат на очевидную смерть. И тот и другой были слишком самонадеянными и чёрствыми.
– Да, поистине никакому человеку нельзя доверить себя без остатка, – думал он в тот период жизни. Сжимал руки в кулаки, пытаясь почувствовать хоть какую-то силу. Но её не было ни в покрасневших от напряжения пальцах, ни в нём самом. Прошло уже больше десяти лет с момента, как он выписался из диспансера и больше двадцати лет после развода родителей. Однако мысли постоянно возвращались то к одной теме, то к другой. Лечебный эффект времени явно преувеличен. Воспоминания о тех событиях он многие годы старательно подавлял, считая попытку хоть как-то разобраться в себе проявлением скорее слабости, нежели решительности. Да и в тот момент его некому было поддержать, проблемы самореализации обсуждались крайне редко. В последнее время ситуация, конечно, изменилась, но он уже не чувствовал острой необходимости копаться со специалистом в подростковом периоде своей жизни. Хотелось разобраться во всём самому.
Получив долгожданное удовольствие и сбросив накопленное сексуальное напряжение, Анна и Марк ещё некоторое время лежали в постели, нежно поглядывая друг на друга. Женский организм после секса обычно будоражит от наплыва гормонов, поэтому она пошла в душ и снова села за работу. Марк решил ещё какое-то время полежать, после такого его всегда клонило в сон. Однако накопившееся от размышлений раздражение не давало спокойно погрузиться в приятный мир сновидений, поэтому он встал и тоже ополоснулся в ванной. Накинув халат, пришёл в зал и сел рядом, понаблюдать за её работой. Ему нравилось приятное ощущение, возникающее во время просмотра умиротворяющего процесса написания картин. Кисть тихо шуршит ворсом по полотну, мольберт едва заметно скрипит в момент нажима. Она рисовала портрет взрослой женщины, мягкая игра света и тени явно отсылала к работам Рембрандта. В этом тёмном, мерцающем золотистыми оттенками фоне, скромной позе и немного усталом лице читались сразу тревога и спокойствие. Кто-то скажет, что подобное сочетание невозможно одновременно наблюдать в человеке. Однако именно это он видел в тот момент на холсте.
Спокойствие. Раньше он думал, что это главное, к чему стоит стремиться в отношениях. Он старался не ссориться, оттого часто проглатывал любые замечания окружающих. Был удобным, насколько это позволяло его внутреннее ощущение. Ему не хотелось снова проживать эпизоды юности, но подавленность и попытки замолчать своё недовольство только усиливали отчуждение. Он смотрел на Анну и думал о том, насколько он на самом деле ужасный человек. Она любит его так искренне, так честно, а он, похоже, не способен дать что-то взамен. Ему не хотелось разочаровывать её, он чувствовал вину за свою ограниченность и возникающие порой мысли о похотливых женщинах, готовых отдаться за пару алкогольных коктейлей. Марк посмотрел куда-то в сторону и сказал:
– Помню, когда был подростком, мать однажды разозлила меня своей колкостью так, что, как только закрыла за собой дверь комнаты, я с диким криком швырнул стул в эту самую дверь. Я был бесконечно зол на неё, кричал и плакал. Потом, конечно, осознал свой экстремальный заскок и страшно испугался. Подумал тогда: «Неужели я действительно способен на такое». От страха быть наказанным в тот период жизни с каждым годом всё больше и больше подавлял в себе чувства. Причём не только злость, вообще все эмоции хотел скрыть. Стоял порой перед зеркалом, смотрел на своё прыщавое лицо и не желал принимать того, кто смотрит на меня в отражении, – он ненадолго замолчал, будто ждал реакции жены. Но она была погружена в процесс рисования, поэтому он продолжил говорить:
– Я всем вру, Анна. Тебе, матери, коллегам. Себя обманываю постоянно. Сперва идеальный сын – прилежный, послушный отличник, так непохожий на своего бездарного отца. Затем прекрасный муж, без футбола, пива и разбросанных повсюду носков. Трудолюбивый сотрудник. Что дальше? Кто я на самом деле, какой я под этим фасадом бесконечных надстроек?
