— Поиздеваться припёрся? — ведьма смачно вдыхает накопившиеся сопли, чем вызывает усмешку.

— Сколько у меня ещё осталось?

Девчонка бросила взгляд на настенные часы.

— Секунд сорок — пятьдесят.

Услышав ответ, немедленно опускаюсь на колени и притягиваю подругу к себе за плечи. Чувствую тепло от тела под своими руками. Вкусный аромат волос, которые так и норовили залезть в нос, и даже аромат духов. Призраком трудно заострять внимание на приятных запахах, да что там, это невозможно. Ты способен почуять гниль, смрад, подгорелые пельмени из соседней квартиры, но никак не аромат духов. Не — е — ет. Зачем? Зачем призракам жить в комфорте? (Посмейся со мной, читатель, над моей фразой «Призракам жить».)

— Что ты?… — Манька попыталась выбраться из объятий, но я лишь сильнее сомкнул руки.

— Дай потратить эти секунды на благодарность.

Я ожидал чего угодно: оров, криков, пинков в пах, щекоток в конце — концов. В общем, всего, чтобы высвободиться из моего захвата, но девушка только обмякла и обняла меня в ответ, утыкаясь лицом в грудь.

Секунда.

Сам не понял, как заплакал. Слеза пробежала по щеке и заставила вздрогнуть. В ногах появилось лёгкое покалывание. Не расцепляю рук. Страшно. А что будет, если расцеплю? Что будет? Машка… Побудь моим якорем ещё немного.

— Это первый и последний раз, когда я могу почувствовать себя живым, да? — Спрашиваю, проглатываю слёзы.

Девушка подтверждает кивком. Посильнее прижимаю её к себе. Моя голова устало приземляется на макушку спасительницы.

— Быть может, ты моё последнее дело? — она вздрогнула. Я почувствовал, как она вздрогнула. Чего это она?

Послышалось обиженное и глухое «Нет».

Снова улыбаюсь. Легонько отстранив тело девушки, пытаюсь выдать счастливое выражение лица.

— Ставлю сотку, что так и есть. — в груди резко закололо, я скрючился и опал на пол. Машка вскрикнула.

— Нет! — кричит девушка — Так быть не должно! Так быть!..

Голос начал удаляться. Я бы посмеялся такому крутому стечению обстоятельств, да дыхание спёрло. Прям романтик — фильм получается. Кажись, только, с хэппи — эндом беда. Но ладно уж, на то фильм и фильм, чтобы не всегда с счастливым концом выходить. Или это жизнь называется?…

Да хоть книга, какая разница. Кажись, я умираю, и судя по тому, что прошлый раз Манька меня спасла своим заклинанием, сейчас у неё на это сил нет. Ну, умереть два раза, тоже подвиг. Мама, папа, Маринка, можете гордиться мной!

Последнее, что вижу, как Саня забежал в комнату и бросился к Машке. Он не смотрит на меня, зато начал оттаскивает мою девушку за талию от беспомощного исчезающего существа. Мою подругу, то есть. Смех, да и только, я что, привязался к ней? За три дня, что мы были вместе?

Её глаза… Какие красивые у неё глаза.

Машка кричит и вырывается из хватки Сашки. Всё пытается подать мне свою тоненькую ручку, чтобы спасти. А от чего спасать? Кажется, всё идёт по плану.

— Пока. — улыбаюсь и слегка хриплю, проговаривая прощание.

Наконец, темнота.

Блаженная темнота.

Тёплая темнота.

Принимающая темнота.

Часть 2

Пятилетняя девчонка, в белом платьице, носилась по лужайке, что предваряла высокий терем. По периметру каждого этажа величественно восседали деревянные петухи, на крыше расположился красивый серп, в виде чёрного полумесяца, а окна были обрамлены золотистыми узорами. Сам терем сиял, отражая льющееся солнце и переливался радужными цветами, когда малышка доставала карманное зеркальце.

— А вот тут, можно оставить! — прокричала девочка, указывая в отражение. В зазеркалье расположился разревевшийся пацан с кудряшками, что так сильно напоминал Купидонов, из греческих фресок. Он прижимал к груди свою маленькую ножку и сильно раскачивался вперёд — назад, пытаясь заглушить боль.

— Нет. — из окна высунулась женщина. Платиновый пышный пучок величаво украшал её голову. Чёрный ободок с маленьким бантом придавал очарования причёске. Она опёрлась на подоконник, лучше всматриваясь в картинку — Точно нет. — отрезала советница и спряталась обратно в окно.

Девчонка знатно расстроилась. Нехотя вытащив из кармана маленькие хрупкие ножницы, слегка «подцепила» отражение. С зеркала тут же выпрыгнула алая нитка, которую малышка, зажмурившись, перерезала. Мальчик по ту сторону тут же опал, задрожал, изо рта пуская пену. Наконец, молоденькое тело успокоилось и обмякло.

— Я сделала! — отбрасывая зеркало, выкрикнула девчушка. Глаза задрожали из — за слёз, а седые пряди, напротив, вовремя заслонили лицо, скрывая накатившую злость.

— Ну, и молодец. — послышалось за окном. В голосе пробежала нотка пренебрежения. — Отдохни, ягодка. Побегай со Сном.

По плечу девчонки тотчас побарабанили маленькими пальчиками. Позади объявился мелкий пацанёнок, на вид, лет десяти. Он, выкрикивая: «Попалась!» начал щекотать седовласую под рёбрами. Та вмиг развеселилась и бросилась отвечать зачинщику щипками.

Дети быстро заигрались. Они бегали, прыгали, толкали друг дружку, роняли на землю. Что примечательно, одежда их всё также оставалась чистой и выглаженной.

Наконец, деревянные петухи закукарекали, оповещая о наступившем закате. Ребята, обернувшись, обнаружили, что отбежали довольно далеко от дома. Они рванули было обратно, но девчонке пришлось резко остановиться из — за появившегося на пути, зеркала. Оно возникло из неоткуда точно также, как ушло в никуда прошлый раз.

— Сон! Оно опять! — жалобно оповестила седоволосая, хватаясь за ручку предмета — Напасть какая!

Мальчишка, уже успевший отбежать на десять шагов вперёд, обернулся к подружке и фыркнул:

— Ну и что — о? Айда, Марка! Нам ужинать пора, ждут ведь, пошли! — он, недолго думая, махнул рукой, и растворился в воздухе.

Девчонка грустно вздохнула, опуская голову. Отражение, дрогнув, поплыло, рисуя новую картинку.

Бабушка в серой шали, свесив голову, задремала возле печи, предварительно установив заслонку в самом начале процессии. Возле старушки настырно тёрся чёрный кот, пытаясь привлечь внимание и разбудить хозяйку, но та, поёрзав на стуле, лишь поудобнее устроилась на месте.

— Ох! — вздохнула Марка — Что ж делается — то? — серые глазки сузились, пытаясь захватить как можно больше деталей. На кроватке, возле стены с алым углом, улыбаясь во сне, сопела девчонка, лет четырнадцати. Посильнее завернувшись в пуховое одеяло, внучка отвернулась к стенке.

Чёрный кот на возглас повернулся прямо к Марке и, жалобно мявкнув, направился поближе к воскликнувшей:

— Черныш… — растёкшись в улыбке, умилялась Мара — Что ж нам делать, Черныш?

Котяра начал обнюхивать «экран». Марке предстал розовый носик, который шустро вилял из стороны в сторону.

— Мара, дитяко! — старческий голос заставил обернуться. Позади неё вырос старец в красной тунике, утянутой золотым поясом на талии. Широкие порты и такие же алые сапоги. Голову покрывал зелёный колпак, с красным меховым шаром наперевес— Чавой ты тут забыла? Вечереть начало, а ты застряла. На что?

— Дядя Ярилко! — Мара, распростирая объятия, рванула к деду. Прыгнув к тому на шею, девчонка чуть — чуть захныкала — Опять мор, дядя Ярилко! — малышка сунула разгибающемуся мужичку, зеркало. При чём сунула прямо под нос, этот самый нос, немного задев. Он крякнул, улыбаясь.

— Эх, Марка! Боевая ты баба вырастишь! — поднимая ребёнка на одной руке, заключил воспитатель — Ну и что там?

— Заслонку старая рано поставила! Угорят же! — хныкала девочка — Что делать — то? Что делать?

— А что делать, дитятя? Что тут поделаешь? — дедок двинулся вперёд, держа направление на терем. Небо окрасилось в фиолетовый цвет, оповещая о скором приближении темноты — Оно, ведь как: Нам, ведь, вмешиваться — то нельзя. Не — е — ет, никак нельзя. — потянул Ярило, уловив отрицание внучатой — Что ты, что ты. Так ведь оно так, что жалко, а вмешиваться не можно. — рассудил он.

Мара опустила голову. Признавать, что родственник был прав, не хотелось. Да, действительно, вмешиваться в людские жизни и смерти им нельзя, а в жизни животных?